Рекламный трюк - Антонов Антон Станиславович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/54
• Следующая

В конце концов Каменев пришел к естественному выводу, что, сидя в Москве, разобраться в ситуации невозможно даже с пол-литрой, а репутацию фирмы надо срочно спасать. То есть необходимо ехать на место событий — причем лично, ибо положение таково, что нет никакой возможности ориентироваться в нем по докладам других сотрудников.

Рассудив так, Каменев вызвал к себе в кабинет заместителя и сказал ему:

— Остаешься за меня. Я беру с собой команду Сереброва. Постарайся найти замену.

— Рома, дело твое, но без двух лучших групп нам нормально не справиться. Где я найду им замену?

— Выкрутишься как-нибудь. В первый раз, что ли?

— Не в первый, — вздохнул заместитель и пошел искать замену лучшим розыскникам «Львиного сердца».

А Каменев вместе с командой Алексея Сереброва, бывшего сотрудника контрразведки, на ночь глядя выехал из Москвы.

— И что ты предлагаешь делать теперь? Золотая курочка пропала, а этот недоумок внизу рассказывает девочке баечки о том, кто мы такие и как нас лучше сдать ментам.

Казанова только что вернулся из подвального помещения, куда он относил пленникам еду. Вести снизу принес неважные. Уклюжий, обезумев от отсутствия героина, перестал что бы то ни было соображать и в этом состоянии мог рассказать соседке по заточению все, что угодно, напрочь забыв о предупреждениях. Рассказал он что-нибудь на самом деле или нет, Казанова не знал, но считал саму возможность такого развития событий чрезвычайно опасной.

К его удивлению, Гена отнесся к этим известиям равнодушно. Он спокойно лежал на диване, читал какую-то книгу по психиатрии и отвлекся только, чтобы спросить:

— Ты тоже решил выйти из доли?

— Я ничего не решил. Я просто хочу знать план — что мы будем делать дальше. Согласись, старый план Не годится. Все летит кувырком. Кто теперь даст нам деньги? У кого их требовать? И далеко ли мы уйдем с ими деньгами, если эти двое, — он ткнул пальцем в пол, — заложат нас при первой же возможности. Или ты хочешь их убить?

— С каких пор ты стал этого бояться?

— С тех самых, когда дело пошло наперекосяк. Есть разница, идти под суд за похищение или за убийство при отягчающих обстоятельствах. Прав Шурик.

Крокодил окончательно отложил книгу и приподнялся с дивана.

— У тебя развилась повышенная тревожность. Это признак душевного нездоровья. Будь у меня выбор, я комиссовал бы тебя по психиатрической статье. Но я не могу. Мне хочется иметь миллион долларов. И тебе, я думаю, тоже. Я тебя успокою. Мы не станем их убивать. Когда у нас будут деньги, мы оставим их обоих в подвале, дадим им еды, а когда выберемся в безопасное место, позвоним в службу по розыску пропавших. Там будут очень рады.

— Если у нас будут деньги, — задумчиво уточнил Казанова, сделав ударение на слове «если».

— Ты сомневаешься? Ладно. Ты хотел план? Вот тебе план. Сейчас идем вниз, делаем девочке больно и снимаем это на видео. И просим деньги не у Горенского, а у всей ошеломленной общественности. Ты думаешь, мир без добрых людей?

— Люди, у которых есть деньги, обычно злые.

— Тебе не нравится мой план?

— Лучше бы он не понравился мне с самого начала. А теперь все равно надо что-то делать.

— Тогда пошли.

И они, на ходу натягивая маски, пошли вниз, в «темницу». Шурик рванулся им навстречу, но цепь отбросила его назад. Цвет его шеи свидетельствовал о том, что этот рывок был не первым, но ошейник оказался прочным.

— Дай! Дозу!! Одну!!! — закричал Шурик, производя странные телодвижения, словно никак не мог решить, прыгнуть на вошедших тигром или ползти к ним на коленях на манер шакала.

Гена на ходу заехал Уклюжему в морду, а Казанова укоротил цепь.

Яна смотрела на все это безучастно. От Соседства с Шуриком, лишенным наркотиков, сойти с ума было еще легче, чем от мыслей о пытках и гибели. Но Яна вовремя вспомнила о своих попытках заняться йогой и теперь медитировала, закрыв глаза. Монотонные стенания Уклюжего этому только способствовали. Правда, порой он переходил на крик или пытался приставать к соседке в надежде выпросить наркотики у нее, но это быстро проходило.

Гена молча выволок пленницу в центр помещения, а Казанова спустил сверху веревку, которая была стационарным элементом садомазохистского механизма «темницы» и проходила по трубе под потолком к машинке в стенном шкафу. Вращая ручку этой машинки, веревку можно было поднимать и опускать, а также фиксировать в любом положении,

Яна покорно дала себя привязать, и с нее сняли ошейник. Рот на этот раз не заклеивали и глаза не завязывали. После этого чуть ли не полчаса ставили на свет, но оба похитителя остались недовольны. Мешал Уклюжий и не столько своим присутствием в кадре (его хорошо скрывала темнота на заднем плане), сколько бормотанием, то и дело переходящим в крик.

В конце концов Шурику заклеили рот и на всякий случай заперли его в туалете. В этом был риск — время от времени его тянуло блевать, но сейчас уже вроде бы реже.

А потом Гена стал бить Яну плетью по спине и ягодицам. Сначала на пробу — Казанова вышел на улицу и слушал, не доносятся ли крики через звукоизоляцию. Оказалось — нет, хотя кричала пленница громко.

Потом стали снимать, и Гена постарался на совесть, исхлестав девушку до крови. Она кричала от боли и мучилась от жалости к самой себе, и больше всего ее волновало в этот момент не сиюминутная боль, а то, что могут остаться шрамы. Но она тут же вспомнила, что может вообще не выйти из этого подвала, и тогда будет уже неважно, есть на ее коже следы плети или нет — и слезы из ее глаз хлынули потоком, а Казанова в черной маске в этот момент в упор снимал ее лицо.

Окончив экзекуцию, пленнице снова надели ошейник, отвязали затекшие руки и, не дав ей упасть, втолкнули в ванную, где Крокодил, не мудрствуя лукаво, вылил на окровавленную спину девушки целую бутылку водки. Никакого священного трепета перед этим напитком, столь характерного для большинства русских мужиков, Гена не испытывал.

После этого оба похитителя так же молча покинули «темницу», оставив Яну в глубоком шоке, сквозь который постепенно, как капельки крови сквозь слегка поврежденную кожу, проступало недоумение — что означала эта экзекуция?

А придя в себя, Яна отправилась освобождать Уклюжего, которого его бывшие коллеги по преступному деянию забыли в туалете на коротком поводке и с заклеенным ртом.

Ночной патруль, круживший по дорожкам лесопарка и по трассам, окаймляющим его со всех сторон, был невелик численно. Все-таки не каждая мама запросто согласится отпустить ребенка на ночь глядя в темный лес ловить бандитов, и не всякий ребенок решится пренебречь мнением родителей — да и собственные страхи играют тут не последнюю роль. Так что опутать весь город сплошной сетью фанатских патрулей у Безбородова не получилось.

Но бесшабашным рокерам было совершенно все равно, где наматывать километры, а слушаться родителей они с раннего детства считали делом, недостойным настоящих мужчин. И теперь моторизованные тени всю ночь носились по лесопарку и вокруг него, оглашая ночную тишину звериным рычанием своих машин.

Однако лесопарк был слишком велик, и блокировать его полностью не удалось. По крайней мере, длинноволосый бородатый брюнет со спортивной сумкой через плечо вошел в него со стороны города, никем не замеченный.

Не подозревая об опасности, он дошел до столов для домино, взглянул на компас своих командирских часов, отсчитал сто шагов на восток, а там достал из. сумки пакет с портретом Яны Ружевич, свернул его и положил под куст.

Оглянувшись по сторонам — просто для проформы, — бородач пошел обратно. На выходе из лесопарка его задержали свет одинокой фары и рев мотоцикла. «Рокеры буянят», — подумал он и подождал в тени деревьев, пока мотоцикл удалится на безопасное расстояние.

Перестраховка стоила бородачу дорого. Когда он выскользнул из-за деревьев на дорогу, откуда-то из-за поворота появился еще один мотоцикл.

• Предыдущая
• 12/54
• Следующая