Пока мы не встретимся вновь - Крэнц Джудит - Страница 16

• Предыдущая
• 16/149
• Следующая

На следующей неделе мы пойдем посмотреть на Полэр. Ты, должно быть, слышала про ее знаменитую талию. Нет? Она такая тонкая, что на ней сойдется даже сорокасантиметровый мужской воротничок. На мой вкус, у нее слишком большой нос и темноватая кожа. Она напоминает маленького арабчонка, но меня восхищают ее глаза. Вообрази, когда она гастролировала в Америке, тамошние газеты посмели назвать ее «самой безобразной женщиной в мире», и эти ненормальные американцы потребовали, чтобы им вернули деньги! Она выступает в одной программе с Полет Дарти. Признаюсь, это настоящая красавица. Полная там, где положено, и розовая там, где нужно. Ее называют «королевой медленного вальса», и не без причины. Она нашла Рудольфа Бергера, уроженца Вены, и он пишет для нее музыку. Ну не дура ли?

— Вивьен, — перебила Ева, — должно быть, туда очень трудно достать билеты, но я мечтаю попасть в «Олимпию».

— Ты не хочешь посмотреть на Полэр?

— Конечно хочу. Но я так много читала про новое представление в «Олимпии»: сестры Долли, Вернон, Айрин Касл и Эл Джолсон! Все газеты утверждают, что ни одна программа мюзик-холла еще не имела такого бешеного успеха. Тебе не хочется ее посмотреть?

— Ба! Подумаешь, американцы! Просто это ново и необычно для Парижа, вот и все. Мой прежний патрон, Жак Шарль, смотался на Бродвей и нанял всех, кого только смог найти. Тоже не глупо, должна признать, но не слишком патриотично. Лично я бойкотирую это шоу. Никто, конечно, не заметит этого, но моей ноги там не будет, и тебе не удастся затащить меня туда, — фыркнула Вивьен, и на этом обсуждение новой программы в «Олимпии» закончилось.

Однако Ева решила, наперекор Вивьен, во что бы то ни стало пойти в «Олимпию». Она уже чувствовала в себе достаточно смелости, чтобы ходить одной в большие театры. Стоял поздний ноябрь. Наполненные ароматами лета дни мягкого октября прошли, наступила необычно холодная и дождливая осень, но у Евы появилось новое плотное пальто с огромной меховой муфтой и меховая шапочка. Одевшись, она пустилась в путешествие. Ален выигрывал деньги в карты и был щедрее, чем обычно. Она не осмеливалась спросить, сколько он выигрывал, ибо Ален не любил таких вопросов, но, судя по тому, как он каждую ночь обильно потчевал приятелей устрицами и шампанским, Ева догадывалась, что, должно быть, очень много.

Теперь, когда репетиции новой программы «Ривьеры» закончились, Ален, если не выступал перед публикой, все дни напролет играл в карты, но Ева решила не думать об этом. Он так упорно совершенствовал свое мастерство, что заслужил право развлекаться, как ему угодно, сказала она себе, отправляясь на дневное представление «Олимпии».

Вивьен следовало бы прийти сюда, патриотично это, с ее точки зрения, или нет, подумала Ева. После того как Айрин Касл вызвали на бис десятый раз, занавес опустился. Пропустить такое! Не увидеть эту плавную грацию и свежее очарование! Ладони Евы уже болели — так усиленно она аплодировала. До антракта еще должен был выступить певец Фрегсон.

Постоянно говоря о звездах мюзик-холла, Вивьен ни разу не упомянула его имени, а между тем зрители замерли в молчаливом восторге, когда объявили выход Фрегсона. Это, как поняла Ева, предваряло появление на сцене главного фаворита — исполнителя столь знаменитого и любимого, что ничего, кроме благоговения, он и не мог ждать от публики.

Занавес поднялся над темной сценой, и яркий луч прожектора осветил фигуру высокого, темноволосого мужчины в английском клубном костюме с высоким крахмальным воротничком и золотой цепочкой от часов, едва заметно поблескивающей под идеально завязанным узлом галстука. Певец, даже не улыбнувшись, чуть наклонил голову в ответ на лавину аплодисментов. Едва он сел за фортепиано и взял первые аккорды «Страсти», зал взорвался громом аплодисментов. Они не прекращались до тех пор, пока он не запел. Только тогда воцарилась тишина. Ева слушала знакомые слова песни, которую исполнял и Ален: «Я мечтаю только о ней одной, о ней одной, о ней одной», и ничего не понимала. Знает ли Ален, что Фрегсон украл у него песню? Да как же это могло случиться? Как «Олимпия» выпускает на сцену этого Фрегсона, если через несколько улиц отсюда Ален поет в «Ривьере» те же самые песни — новую, очень нравящуюся ей, «Прощай, Гренада», забавную, недавно разученную им «Мальчишка из метро». А теперь еще… Боже мой, теперь еще и «Вернись» — самую любимую песню Алена, которую он всегда исполняет в самом конце перед «Я знаком с блондинкой».

Ева лихорадочно оглядывалась вокруг, словно ожидала, что в театр войдет полиция и арестует Фрегсона, но видела лишь сотни людей, восторженно встречавших каждую песню из хорошо знакомого им репертуара певца. Сидевшая рядом с Евой женщина знала слова всех песен наизусть: ее губы шевелились, когда она беззвучно вторила Фрегсону. «Поет вместе с ним!» — возмущенно подумала Ева. Внимательно приглядевшись к певцу, она поняла, что он намного старше Алена, волосы у него гораздо реже, а нос — крупнее и поет он с английским акцентом. В остальном они были очень похожи, и с тем же успехом на сцене «Олимпии» мог стоять Ален Марэ.

Едва отзвучали последние аплодисменты и начался антракт, Ева быстро покинула театр и направилась домой. Она была в трансе. Фрегсон. Великий Фрегсон, имевший еще больший успех, чем Полен, Дранам или Шевалье. Она слышала их всех, и никто из них не зажигал публику так, как Фрегсон, исполнявший песни Алена и подражавший его манере исполнения. А ведь она думала, что так поют только в мюзик-холле.

Фрегсон, Фрегсон… Это имя неотступно звучало в мозгу Евы, пока наконец она не осознала истину. Это Ален Марэ исполнял песни Фрегсона. Это он пел в манере Фрегсона и даже одевался, как тот. Ева не сомневалась: взгляни она на одежду Фрегсона, на его рубашках оказались бы метки Шарве, а на подкладке пиджака ярлык «Старой Англии».

Существование Фрегсона объясняло все, о чем умалчивала Вивьен с тех пор, как они начали дважды в неделю ходить по мюзик-холлам. Так вот почему Ален продолжал выступать во второразрядном, как она прежде полагала, а на самом деле — третьеразрядном мюзик-холле. Вот почему чудесный голос Алена не привлек внимания ни одного знаменитого импресарио! Оправившись от шока после выступления Фрегсона, Ева призналась себе, что он пел необычайно ярко, с уверенностью мэтра, с особым очарованием неповторимой индивидуальности, которой никто и никогда не сможет — и не должен — подражать. Фрегсон был истинным мастером.

Теперь Ева поняла все, кроме того, почему Ален решил подражать Фрегсону. Может, ему вообще не свойственна оригинальность? Этого вопроса Ева никогда ему не задаст, она даже не намекнет, что слышала Фрегсона. Почему Ален решил стать тенью одного из величайших артистов Франции — она его не спросит. Можно лишь предположить, что, начав подражать Фрегсону, Ален и попал на сцену, а потом он почему-то не решился изменить свой сценический образ. Но и об этом Ева никогда не спросит его.

Сердце Евы разрывалось на части, когда она вспоминала рассказ Алена о том, как он якобы создал свою манеру петь. А ведь тогда она поверила ему. Неужели это было всего пять месяцев назад? Еве казалось, будто она повзрослела на десять лет. Неудивительно, что Вивьен всячески старалась не пускать Еву в «Олимпию». Кто-кто, а уж она досконально знала обо всем, что происходит в мире мюзик-холла.

Ева поднялась на лифте. Услышав, что она вернулась, Вивьен высунула голову из двери и сочувственно спросила:

— Ну, малышка, прогулка помогла тебе избавиться от головной боли?

— Нет, Вивьен, не совсем, — ответила Ева. — Но я переживу это. Головная боль не длится вечно.

Мокрый ноябрь показался тропиками, когда в Париже наступил декабрь. Лишь яркие витрины магазинов несколько оживляли центр города, по улицам которого стало так же трудно передвигаться, как по полярным льдам. Еще никогда, говорили друг другу люди, в Париже не было так холодно и ветрено, никогда еще не было так страшно и неприятно выходить из дома.

• Предыдущая
• 16/149
• Следующая