Битвы за корону. Прекрасная полячка - Елманов Валерий Иванович - Страница 15

Я согласился, но не сразу, сделав вид, что колеблюсь. Однако мятежники звали меня наружу, суля неприкосновенность и изъявляя готовность поклясться на кресте. Ага, а я и поверил, особенно после всего сотворенного ими. На мое ответное предложение показаться в проеме кому-то из бояр Валуев замялся и посмотрел куда-то влево, явно в ожидании ответа. Получив его, он заявил, что через дверной проем беседовать несподручно, придется говорить громко, а им не хочется, чтоб до поры до времени о том услыхал государь, ежели он тут, в храме.

– А Дмитрий и не услышит, – проворчал я, пояснив: – Рану он изрядную получил от одного из ваших людишек, а потому мы его отнесли подальше да уложили в безопасном месте.

– Во как?! – воскликнул боярский сын и снова замялся, глядя куда-то влево. Оттуда донеслось неразборчивое бормотание. Не иначе инструктаж. – А насколь же опасна его рана? – последовал новый вопрос Валуева.

– А тебе что за печаль?! – зло рявкнул я.

И вновь наступила пауза. На сей раз ее прервал появившийся в проеме… Василий Шуйский. Властно отодвинув Валуева, он кротко ответил:

– Так ведь мы, князь Федор Константинович, и в Кремль явились… для его защиты, ан видишь, как случилось.

Признаться, я на пару секунд остолбенел от такого нахальства. Ну ничего себе! А боярин меж тем невозмутимо продолжал:

– Дознались мы, будто ляхи заговор учинили супротив него из обиды, что ты грады ихние повоевал, и решили их упредить. Ныне народец московский над погаными латинами расправу чинит, а мы сюда, в палаты…

– Для того и Басманова убили, – бесцеремонно перебил я его. Говорил наугад, но, к сожалению, выяснилось, попал в яблочко.

– Дак ведь и он в том злодейском сговоре участвовал, – развел руками Шуйский. – Поначалу-то мыслили живьем взять, дабы он сам государю поведал, как на его жизнь умышлял, да Петр Федорович больно верток оказался, ну и пришлось…

Я молчал, окончательно ошалев от услышанного. Нет, я ни на секунду не поверил боярину. Но когда тебя начинают нахально уверять, будто черное – это белое, да со столь серьезным видом, поневоле обалдеешь.

Воспользовавшись моим молчанием, Василий Иванович успел рассказать, что именно потому они и хотели пригласить меня в качестве посредника между ними и царем, а то Дмитрий больно горяч. Того и гляди может, не разобравшись, в чем дело, вместо благодарности и милостей отправить своих защитников на плаху. Ну и они за ценой не постоят, не поскупятся, отблагодарят меня как должно.

– Хошь мы и бояре, но вознаградим по-царски. С головы до ног златом-серебром тебя осыплем. Ежели… – слегка запнулся Шуйский, – будет кому расплачиваться. – И меленько захихикал, давая понять, что пошутил. Однако я не отреагировал, и он, стерев с лица улыбку, торопливо пояснил: – Потому и хотели с тобой обговорить, а уж ты ему опосля…

– Ну заходи, – пригласил я его, начиная приходить в себя.

– А взамен никого нам не дашь? – поинтересовался Шуйский. – Ну-у в заклад.

– Перебьетесь, – проворчал я.

– Ну хоть крест поцелуй, что ничего с нами не учинишь, – попросил он.

– Не стану, – отрезал я, съязвив: – Я ведь не боярин, потому и без клятвы не обману. Коль сказал, выпущу живыми и невредимыми, значит…

– Тогда мне с прочими потолковать надобно, – выпалил Шуйский и исчез, причем весьма кстати – надо ж было позаботиться о теле Дмитрия, чтобы боярин его не увидел.

Маскировать смысла не имело. Перильца у беседки невысокие, но сплошные, и с маленьким росточком Василия Ивановича, есть ли там кто внутри, нипочем не разглядеть. Но на всякий случай я выставил троих гвардейцев подле – подстраховка не помешает.

– А чего с ними толковать-то? – зло проворчал Курнос, стоящий поблизости от меня с пищалью наготове.

– И впрямь, – поддержал его Зимник. – Ну какие беседы с ними вести опосля того, как они…

Я успел оборвать его, прижав палец к губам и кивнув на проем, давая понять, что о гибели Дмитрия надо помалкивать. Их возмущение было мне хорошо понятно – переживают. Оба из спецназа, именно им и еще восьми Вяха поручил защищать Дмитрия, чего они выполнить не сумели. Но в глазах остальных тоже отчетливо застыл огромадный вопрос: «К чему такая уступчивость? Тут драться надо, а ты, князь, вон чего удумал. Почто?!»

Пришлось напомнить, что военные хитрости, когда враг слишком велик числом, бывают всякие, в том числе и такие, как переговоры для затяжки времени.

– Да мы и без того отобьемся, – проворчал Зимник.

– Верно, отобьемся, – согласился я. – Но людей при этом потеряем уйму. Пока у них на счету один Лютик, а окажется невесть сколько. И еще. Каждый из них должен расплатиться за все содеянное сполна, в точности как в Писании сказано: «Око за око, кровь за кровь, смерть за смерть». А теперь призадумайтесь, как они поступят, убедившись, что силой нас не одолеть? Да разбегутся кто куда, спасая свои шкуры. И где мне их искать? Нет уж, пускай продолжают толпиться подле собора. А потому всем молчок и о смерти государя ни гугу.

Гвардейцы разом закивали, а я, приобняв Зимника с Курносом за плечи, твердо произнес:

– О том, что не сумели закрыть собой Дмитрия, думать запрещаю. Обоим. И прочим из десятка передайте. Все понятно? Мне, как воеводе, виднее, чья вина больше всех, и ведомо, что она не на вас.

– А-а… на ком? – оживился Зимник.

– На мне, – ответил я и, возвысив голос, отчеканил: – Не настоял, дабы государь надел юшман. Надо было силком его на Дмитрия напялить. А вы… Ну откуда вам знать, как надлежит вести себя телохранителям, коли я вас этому не учил.

– Это да, – вздохнул Курнос и тоскливо протянул: – Были бы здесь Кулебяка с Частоколом, они бы нипочем…

Действительно, если бы с нами находились те, кого он начал перечислять, Дмитрий, скорее всего, остался бы жив. И Кулебяка, и Частокол, и остальные из десятка, которых я начал специально тренировать еще в Костроме, навряд ли допустили бы такое. Какое там выстрелить?! Даже когда кто-то, изображая злоумышленника и выбрав момент поудобнее, неожиданно кидал в мнимого Годунова небольшой деревянный шарик, имитирующий нож, они успевали среагировать и закрыть «государя». Поначалу срабатывали не всегда – в половине случаев, но чем дальше, тем лучше. А когда я организовал соревнование, чья смена предотвратит больше «покушений», то спустя месяц четыре броска из пяти не достигали цели. Тогда-то и пришел черед Годунова, ибо одно дело – не церемониться в случае угрозы с таким же спецназовцем, как они сами, закрыв его своими телами, и совсем иное – с престолоблюстителем и наследником. Однако освоились ребята быстро, уже к исходу первой недели. Разумеется, пущенный моей рукой шарик иногда попадал в Федора, но редко. И спустя месяц, когда я усложнил задачу, с согласия Годунова взяв себе в «помощники-террористы» трех гвардейцев, телохранители в большинстве случаев успевали его закрыть.

А то, что не всегда… Так ведь это шарик, который, во-первых, можно незаметно вынуть из кармана, а во-вторых, на замах руки уходит всего секунда. На деле настоящему убийце понадобится как минимум три-четыре секунды. Да и не принято на Руси поступать с царями, как в свое время римские сенаторы с Юлием Цезарем. Наши бояре больше полагаются на яды, а коль решатся сработать в открытую, вот как сейчас, с Дмитрием, то вначале должны настроить себя, накрутить, а на это требуется время.

И никогда бы они не позволили Дмитрию первым бежать в атаку, наплевав на его приказы и его брань. Пусть себе ругается как хочет, а они бы все равно сделали что положено: и придержали бы его, и, выскочив вперед, прикрыли.

Всего один разок они оплошали в Прибалтике, да и то как посмотреть. Ляхи вынырнули из-за угла неожиданно и, увидев Годунова, шарахнули разом из семи стволов. Но и тут телохранители успели отреагировать. Едва заметив устремленные в их сторону вражеские пищали, Кулебяка кинулся на Федора, завалил на снег и прочно обхватил своими ручищами, не давая дернуться. Не сиди Годунов на лошади, он бы вообще остался невредим, да и так получил всего одну пулю в руку, по касательной, а еще четыре, предназначенные ему, Летяга, Ходок и Лапоток поймали своими телами.