Наградная медаль. В 2-х томах. Том 2 (1917-1988) - Чепурнов Николай Иванович - Страница 40

Мы позавтракали в палатке, каждому дали на день сухой паёк, и поехали на машине. У очередного столба останавливались, одного высаживали с ломом и ехали дальше. Вылез я у своего столба, два шага сделал и провалился в снег по грудь: канава вдоль дороги. Вообще-то снега там немного бывает, климат ведь континентальный. Лопата оказалась и не нужна, орудовал только ломом и руками. Нащупывал границу камня и начинал его раскачивать. Иной раз камень уходит в сторону на метр. Расшевелишь его и не знаешь, что дальше делать. Но за день я столб поставил, спихнул его в яму, завалил камнями, установил надёжно. Холодать стало. Вырубил из снега кубики, сложил из них от ветра стенку буквой «П», развёл костёр и в банке из-под тушёнки растопил снег, согрел воду.

Поел я и только тогда осмотрелся как следует. Тайга оказалась не такой уж и пустой, как на первый взгляд. Кедровки пролетели, дятел. Тут я увидел в первый раз белку-летягу. Сначала думал — птица. Прямо возле меня слетела на дерево и пропала. Полез по снегу, подошёл к дереву — дупло. Мелкое, к счастью, и невысоко. Заглянул — вижу два больших глаза, мордочка лохматая. Зимой темнеет рано, появилась полная луна. Такая красота! С тех пор, как увижу полную луну, вспоминаю этот день, свой первый день работы на БАМе.

Холода бывали страшные. Помню, утром кто-то крикнул, что больше сорока. Все побежали на улицу посмотреть на термометр, никто из нас не знал такого мороза, интересно было. И вот в такой мороз надо тянуть провода. На «когтях» влезать на столбы и в них вворачивать штыри для изоляторов. Хорошо ещё, если ветра нет, а при ветре… Руки у многих прихватывало: чуть рукавицу снимешь, готово дело.

Ещё сложно было строить мосты. По весне работали, стоя в воде. Холодно. Речушки маленькие, а к весне сильно разливаются: вечная мерзлота, вода не впитывается, всё с сопок скатывается в виде бурных горных речек. Поэтому мосты строили с большим запасом, с расчётом на разлив: речка маленькая, а мост большой. Потом тянули кабель со свинцовой оболочкой и в битуме. Подсовывали его под рельсы. Из большой катушки тянули, как бурлаки. Кабель этот нужен для стрелок, семафоров. Есть такая железнодорожная специальность — СЦБ, что означает: сигнализация, централизовка и блокировка. Зимой работали с отогревом. Разводили костры, готовили на них завтрак, чтоб времени не терять. Часа три отогревали, прежде чем копать.

Но главная работа — рихтовка пути. Дорога лежит, по ней мог идти уже поезд, хотя шёл он на ощупь; рельсы подведены и не выровнены. Тепловоз с тремя вагончиками тихонько, со скоростью пешехода, пробирался, чтоб с рельсов не сойти. Пассажирское движение открывалось только через год, а пока нам везли щебень. Искривление рельсов в основном вертикальное. В сторону рельсы труднее повести, они собранными приходят. Опытный человек ложился и смотрел глазом, где выше, где ниже. Мы ломали, поднимали и подсыпали щебёнку, а потом её утрамбовывали. Были электрические утрамбовщики, вроде отбойных молотков, но приходилось трамбовать и чуркой. Перекладину к ней прибьёшь сверху и вбиваешь щебень. Это и есть рихтовка пути. Такая работа мне не нравилась: метров сто отрихтуешь за день, толчёшься на одном месте. А мы уже привыкли к простору, к передвижениям.

Не знаю, кто как, а я вспоминаю работу на БАМе с удовольствием. Жизнь проходила на природе. Я уже тогда интересовался животными и растительностью, но и все ребята нашей бригады без конца любовались красотой тайги. Встанешь — и прямо в лес. Все волей-неволей становились биологами, что-то замечали вокруг, птиц стали знать, наблюдали животных. Весной зацвёл багульник. Он зацвёл раньше, чем распустились лиственницы, и все сопки в один день стали розовыми. Красота! Глаз не отвести. Необычно и удивительно: лес, и вдруг розовый. Всё «горит», другого цвета нет. Потом появились огромные красные цветы — лилии, которые мы раньше видели только в садах. Саранками их называют, правильное название — лилия пенсильванская. Есть такая легенда: у Ермака в Сибирском походе погиб один из лучших воинов — Иван Саран. Похоронили его на холме, а когда казаки через год возвращались, то увидели на сопке красные цветы. Будто бы кровь Ивана Сарана проступила. С тех пор так и пошло: стали эти цветы называть саранками. Стоят они такими столбиками, видны издалека, и как-то странно видеть в тайге такие крупные цветы.

Появилось много бурундуков, стали их приручать, хлебом кормить. Заходили в лагерь и медведи. Мы все ждали обильного гнуса, нас пугали им перед отъездом: тайга, мол, это мошка и комары. Оказалось, не так уж они и страшны, не больше их там, чем под Москвой. Повыше, на ветерке, их совсем нет. Природа доставляла нам одни радости. Если не считать морозов с ветром.

К концу 1975 года в Тынду пошли пассажирские поезда. Перед этим должны были вбить последний, «серебряный» костыль. И вот все стали делать себе «серебряные» костыли, чтоб привезти домой. Оттачивали напильником до блеска, шлифовали, некоторые даже никелировали. Сейчас такой костыль у меня на письменном столе лежит.

Здорово поддерживала нас по утрам радиопередача «Для вас, строители БАМа». Её давали как раз во время завтрака. Здесь-то она шла в три часа ночи, её никто не слышал, а для нас она была огромной радостью, привыкли мы к ней, ждали.

Нам представлялось, что вся страна о нас думает и с нами говорит. Много наших песен передавали: «Веселей, ребята, выпало нам строить путь железный, а короче — БАМ».

И вот настал день, когда зажглись вдоль станции фонари дневного света. Кругом палатки, вагончики, стройматериалы, и вдруг рядом — городские лампады… Изящные дуги с фонарями. Как в Москве. И я подумал тогда: «Вот они, признаки будущего. Скоро здесь всё будет так же, как в центральной России».

Недавно побывал в тех местах со своими студентами. Огромный современной архитектуры вокзал, каменные многоэтажные дома, асфальт и эти изящные фонари.

Медаль «За преобразование Нечерноземья РСФСР» учреждена Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 сентября 1977 года. Этим же Указом утверждены положение о медали и её описание.

В положении о медали сказано:

Медалью «За преобразование Нечерноземья РСФСР» награждаются рабочие, колхозники и служащие за ударный труд по выполнению долговременной программы развития сельского хозяйства Нечерноземной зоны РСФСР, проработавшие, как правило, не менее трёх лет в расположенных в этой зоне совхозах, колхозах, на предприятиях, в организациях и учреждениях, деятельность которых непосредственно связана с преобразованием Нечерноземья.

— Можно считать, что я родом с целины, — начала свой рассказ комбайнер Наталья Гончарова. — Мои родители приехали туда в 1955 году, к самому началу. Папа был комбайнером, а мама — прицепщицей. А уже потом переехали мы в Нечерноземье, на север, в село Боровлянка, где я окончила девятый и десятый классы.

Я и не думала быть механизатором, с шестого класса готовилась стать следователем, читала книги о работе милиции, у меня даже имелась специальная книга по криминалистике.

Семья у нас была большая, семь человек детей, я вторая. Старший брат после армии не вернулся домой, стал жить в другом месте, так что, считайте, я старшая. У нас всегда огороды были большие, работы в доме хватало.

Кончила школу, встал вопрос: идти учиться или работать? Меня не держали, но я понимала, что семье нужна помощь. Тут подошла уборка. Папа приходит как-то и говорит:

—  Мне помощник на комбайн нужен, а со стороны не хочется брать. Что будем делать?

Посоветовались, подумали, мама и спрашивает:

— Может, ты пойдёшь?

Папа мой на комбайне работает тридцать пять лет. Я, когда маленькой была, носила ему поесть. Самые ранние воспоминания у меня — зерно. Отец брал нас с собой на работу. Сидим мы с меньшим братом в бункере, пока он до конца не набран. Зерно обыкновенное, пшеница. Пахнет, как пыль, прибитая немного дождём. Самый знакомый запах. Сидим в бункере, играем.