Китайская петля - Антонов Вячеслав - Страница 22

• Предыдущая
• 22/79
• Следующая

…Каждую осень, по ясной и звонкой сентябрьской погодке, вся Сибирь копает картошку. Андрей на это время всегда старается приехать к родителям, выехать с ними на поле. Древко семейной лопаты уж лет двадцать знакомо ладоням. Заточенный отцом штык легко входит под бугорок мягкой земли, увенчанный стеблями пожухлой ботвы, кирзовый сапог налегает на лопату, выворачивая клубни крупных темно-розовых картофелин. Женщины отряхивают клубни, отрывая корнеплоды от их нитевидных корней, перерывают руками мягкую землю в поисках оставшихся картошек, потом со стуком ссыпают их в ведра. Подошедший отец подхватывает полное ведро, оставляя пустое.

— А тут у нас «Андретта», — показывает он Андрею, ссыпая картошку в мешок, — не забыл еще?

— «Андретта» хорошая картошка?

— Была хорошая, да выродилась. Менять пора.

Андрей скручивает края мешка, отец связывает их капроновым шнуром, потом помогает Андрею закинуть пятидесятикилограммовый куль на широкое плечо, обтянутое черной штормовкой. Чуть горбясь, Андрей тащит мешок через поле к «КамАЗу»: рывками, в такт шагам, приближаются грязно-зеленые доски кузова, бурая рама с бензобаком, тяжелое колесо, облепленное мягкой землей, глубоко ушедшее в нее.

— Слышь, земляк, прими! — окликает Андрей мужика в кузове.

— Давай, — отвечает тот.

Чуть присев, Андрей пружинит ноги и, выпрямив корпус, мягко и точно посылает куль в кузов — на кучу таких же мешков, на груботканых боках которых синим химическим карандашом выведены фамилии владельцев.

— Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит! — бросает мужик грузчицкую поговорку, подтягивая мешок повыше.

— Верно, земляк.

Он возвращается через поле, чтобы взять новый мешок. В плечах легкость, грудь глубоко вдыхает теплый воздух начала сентября. Нос улавливает запах дыма и печеной картошки, который доносится от костров, разведенных в ближайшей березовой рощице…

…Негромко прозвенел браслет на руке. Андрей открыл глаза, попытался вслушаться. Тело ощутило отдаленный гул, слабую дрожь земли. Зашуршали промерзшие стенки ямы — с них посыпались мелкие комья. Гул приблизился, стал сильнее, и вдруг ночь взорвалась звериным, стремительно накатывающим ревом. Рев еще придвинулся, мерзлая земля завибрировала от слитных твердых ударов; все прокатилось над ямой и завертелось-закружилось в стороне селенья. Донеслись высокие женские крики, кто-то завизжал, тонко и страшно, над краем ямы, на фоне ночной черноты качнулся слабый оранжевый отсвет. Андрей внимательно вслушался в происходящее, потом подошел к ледяному наросту, уперся ладонями в его бугры, а ногами в противоположную стенку ямы и так, перебирая ногами и руками в горизонтальном распоре, осторожно полез вверх. Через минуту он перевалился через край ямы и огляделся. У ямы обнаружился зарубленный караульщик, примерно в полуверсте, в стороне селенья поднимались столбы пламени над горящими юртами, на их фоне крутились черные силуэты всадников, сверкали кривые сабли. Слышался непрекращающийся воинственный рев, крики, топот копыт. Забрав саблю убитого караульщика, Андрей короткими перебежками двинулся в сторону погрома. Ближе к селенью картина налета представилась во всех подробностях: под ударами сабель валились полуодетые мужчины; женщины бежали в степь или садились на землю, словно наседки, прикрывая детей. Скручиваясь, чадно горели войлочные юрты, вокруг них вертелись всадники, отбрасывая огромные косматые тени. Андрей заметил «башлыка», местного старосту, которого вправо-влево таскал за редкую бороду один из напавших. «И-и-и»— визжал налетчик и плевал старосте в лицо. С топотом проносились все новые и новые конники, всаживая стрелы во все, что еще двигалось. Андрей начал потихоньку отползать от селенья, как вдруг всадник выскочил на Андрея, волоча за косы девушку, одетую в легкую широкую рубаху и такие же штаны. Перебирая босыми ступнями по мерзлой земле, та без крика, лишь слабо всхлипывая, волочилась за всадником.

«Кистимова девка… Ханаа, кажется… Черт, и мочить-то их нельзя!»А почему, собственно, нельзя? Кто так сказал — Мастер? А где он был, когда Андрей в яме сидел?

Всадник придержал коня, втаскивая девушку поперек седла, тут Андрей кошкой бросился ему за спину, ударил в затылок рукоятью сабли. Что-то хрустнуло — черт знает, убил, не убил? Андрей сбросил тувинца с седла, его лошадь, почуяв незнакомого всадника, встала на дыбы, потом попятилась, собираясь наддать задом. Андрей ударил ее пятками, потом саблей — плашмя, та прыгнула вперед и помчалась в темноту. Ханаа потеряла сознание, Андрей одной рукой охватил бесчувственное тело и гнал по степи, пока черная горбина ближней сопки не скрыла огонь и крики. Тут он пустил лошадь шагом, потом и совсем остановился. Девушка пришла в себя — резко обернулась, пытаясь что-то крикнуть. Андрей мгновенно зажал ей рот. Та укусила его ладонь, вцепилась ногтями в руку, тогда он коротко и резко ударил ее по ребрам — задохнувшись, девушка стала хватать ртом воздух, потом беззвучно заплакала.

«Так. И дальше что?»— накинув на Ханаа свою шубу, он тронул лошадь, направляя поверху длинной степной гряды, но не выезжая на самую вершину. Сверху видно несколько потускневших огненных пятен, между которыми уже не было людского мельтешения. В ночи послышался густой, но слабеющий топот копыт, быстро уходящий на юг.

— Саим, Саим! — несколько раз выкрикнула девушка, указывая в том же направлении.

— Ладно, разберемся, — ответил Андрей по-русски, потом успокаивающе погладил ее по руке.

— Саим! — продолжала вскрикивать Ханаа, дергая его за рубаху. В ее голосе послышался подступающий плач.

Это стало надоедать. Нянька он, что ли?

— Отставить разговоры! Ну!! — рявкнул Андрей, чуть приподняв кулак.

Девушка мгновенно замолкла, испуганно сжалась, втянув голову в плечи.

— Так-то лучше, — миролюбиво заметил Андрей, пытаясь успокоить ее голосом.

Поеживаясь от холода, он дернул за повод, направляя лошадь к разоренному селенью.

Из балки столбами поднимались серые дымы, уже издалека доносились вой и причитание женщин. Перевалив невысокую гряду, Андрей увидел сгоревшие решетки юрт, разбросанные вещи, мертвые тела на земле. Подъехав ближе, он спрыгнул с лошади, оставив на ней девушку, забрал у нее свою шубу и, хлопнув лошадь по крупу, направился в сторону своей юрты. Снизу не было видно, уцелела ли она в набеге. Усталость и голод приглушали чувства. В данный момент кыргызов он не опасался — у тех были другие дела, кроме возвращения его в яму. Но когда те оправятся от налета, вполне возможно, захотят снова вернуться к Андрею и его отказу рубить голову русскому. Тем быстрее требовалось найти Мастера.

Андрей вспомнил, как Мастер оглядывал степь, стоя близ вскопанного поля. Будто поджидал кого-то. Может, он знал о предстоящем ночном налете? А то, что Андрей попал в яму, — это как-то связано с налетом? Может, Мастер «устроил» туда Шинкарева, чтобы тот под ногами не путался? И тем фактически спас ему жизнь? А выбравшись из ямы — спутал ли Шинкарев чьи-то карты? Вопросов много, ответов пока нет.

Шагал Андрей медленно, краем глаза замечая картину разгрома: там и тут валялись трупы; женщины, неподвижно сидящие на земле, закрыв руками лицо; женщины, которые вцепились себе в волосы и выли как волчицы, медленно и ритмично раскачиваясь. Возле одной из юрт показалась группа мужчин — туда и поскакала Ханаа, ударив пятками лошадь.

Их юрта сгорела, но за черным остовом Андрей заметил Белого и Рыжего, пощипывавших траву. Тут же был и Мастер — спокойно сидел в «полулотосе» на аккуратно сложенной кошме. На коленях у него лежал развернутый свиток. Подойдя ближе, Андрей отыскал обгоревший кусок кошмы и сел по-турецки, на некотором расстоянии от господина Ли Ван Вэя.

— Я видел, как ты увез Ханаа, — подняв глаза, спокойно сказал китаец. — Надеюсь, ты почтительно с ней обращался? Она девушка хорошего рода.

— Почтительно? — Андрей хмыкнул. — Можно и так сказать. Вы нас видели?

• Предыдущая
• 22/79
• Следующая