Бедовый мальчишка - Баныкин Виктор Иванович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/82
• Следующая

Мысок, на котором сидел Ромка, уже давно отделяла от берега глубокая змеевидная трещина. В этом месте, особенно в шторм, берег нередко обваливался. В кипящую, клокочущую воду ухались и ухались глыба за глыбой. Случалось, в море рушились со всего маха Вековые красавицы сосны. Ждал своего часа и мысок.

Ромка, устраиваясь на зорьке у самого обрыва, нависшего над водой, потыкал пяткой в литую, как чугун, утрамбованную землю. Но от мыска не отвалился даже маленький комок. И, успокоенный, Ромка принялся разматывать свои удочки.

Уходить ни с чем не хотелось, и Ромка все еще сидел над обрывом, обхватив руками острые голые колени, и прищур глядел на солнечных зайчиков, плясавших волнах рядом с поплавками.

В это время на тропке, вьющейся от города вдоль крутого берега, и показался долговязый Аркашка Сундуков.

Ромка с насмешкой покосился на своего одноклассника. Его хитрые, быстрые, зеленовато-желтые рысьи глаза как бы вопрошали: «Проспал, Сундук с мыслями? То-то же мне! Теперь другого такого мыска днем с огнем по всему берегу не сыщешь!»

Одной рукой Аркашка придерживал перекинутые через плечо удилища — длинные, тонкие, как и сам их хозяин, в другой держал ржавую консервную банку с проволочной дужкой. Рассеянный его взгляд скользил по сторонам, ни на чем не задерживаясь. У мыска Аркашка умерил свой скорый, сбивчивый шаг и тут только заметил какого-то мальца, успевшего захватить приглянувшееся ему местечко. Через секунду Аркашка узнал Ромку и тотчас отвернулся. Отвернулся и прошагал мимо.

Ромка тоже отвернулся. Пусть себе топает дальше, раз он такой гордый!

На удивление нелюдимый малый этот Аркашка. Появился он в пятом классе на исходе зимы. Как сел на заднюю парту в углу, так до конца учебного года там и проторчал в одиночестве. Говорил редко, по необходимости, когда учителя спрашивали. Вот тогда-то Ромка и прозвал Аркашку Сундуком с мыслями. Это прозвище в классе многим понравилось, и ребята стали посмеиваться над новичком.

Аркашка же относился ко всем выходкам с обидным равнодушием. Будто не к нему подкрадывались на переменах мальчишки и шепотом окликали то справа, то слева: «Продай мыслишку, Сундук с мыслями!» Оглянется Аркашка, а рядом уж никого нет.

Но когда самый драчливый и самый сильный из всего класса Стаська Рылов как-то после занятий попытался в тесном переулочке подставить Аркашке ножку, чтобы потом грохнуться на растянувшегося новичка, дурашливо горланя: «Э-эй, братцы, куча мала!» — произошло вдруг чудо. На глазах у всех мальчишек из пятого, прилепившихся к забору в ожидании веселой свалки, Аркашка проворно поднял кулак да так ударил Стаську по широкому приплюснутому носу, что того будто с маху косой скосили. А Сундук с мыслями зашагал дальше, чуть сутулясь.

После этого случая, потрясшего весь класс, многие ребята пытались завязать с Аркашкой дружбу, но тот так ни с кем из них и не сошелся. По-прежнему новичок оставался для всего класса прямо-таки загадочной фигурой. Пронырливый Ромка тоже ничего любопытного не сумел разузнать об Аркашке. Аркашка с отцом поселились на Садовой улице в домике пенсионерки тети Паши, года три назад разводившей кроликов. Сейчас же тетя Паша нянчила внука у дочери в Ярославле. «А по соседству с нашим Сундуком моя двоюродная сестра Татьяна живет», — понижая голос, говорил взахлеб Ромка, будто последние его слова содержали в себе какую-то жгучую тайну. Но и об этом мальчишки тоже знали. Все также знали и о том, что отец Аркашки работает обжигальщиком на кирпичном заводе. А приехали они в Красноборск из Уральска. Вот и все.

Ромка еще раз украдкой глянул на Аркашку. Тот остановился неподалеку от мыска, за покосившейся сосной с длинными, перекрученными корнями, свисавшими с обрыва к воде. Аркашка разматывал удочку.

«Да там в жизни малявку не подцепишь, даже в самый жор, — подумал Ромка. — Поди, около десяти часов, а он, сердечный, только-только рыбалить собрался. Сразу видно — не рыбак».

Вдруг Ромке захотелось окликнуть Аркашку: «Пойдем-ка, Аркашка, домой. Сегодня день невезучий!» Но почему-то промолчал.

И только привстал на колено, чтобы заняться сборами в обратный путь, как позади что-то глухо, предостерегающе заурчало. И тотчас мысок, на котором сидел Ромка, накренился. А еще через секунду стремительно рухнул в плескавшиеся под ним волны. Насмерть перепуганный Ромка не успел даже крикнуть: «Караул, помогите!»

«Ого, попался… не иначе, сом!» — задыхаясь от возбуждения, думал Ромка, цепко сжимая в руках согнувшееся дугой удилище.

И вдруг вместо лобастой морды сома из воды показалась… показалась чернявая голова молчуна Аркашки Сундукова.

«Ну и ну! — удивился Ромка, ошалело глядя на барахтавшегося у берега Аркашку. — Когда это он успел… так незаметно?» Но раздумывать было некогда, и Ромка гневно закричал:

— Ты… ты зачем, сундук, мой крючок проглотил?

Закричал и проснулся. На стуле — рядом с диваном — дребезжаще звенел старый будильник.

«И надо ж такой нелепице присниться!» — всласть зевая, Ромка потянулся.

А перед глазами промелькнуло все, что случилось вчера утром после того, как он вместе с мыском бухнулся в воду. Припомнилось все: и как расторопный Аркашка, бросившись в море, выволок на берег одуревшего от страха Ромку, и как они возвращались потом в Красноборск. Дорогой Аркашка или молчал, или ловко передразнивал порхавших поблизости птиц.

Ромка опять сладко зевнул. Не хотелось вставать — подумать только: такая рань! Глаза уже снова слипались, а рука сама пряталась под теплое байковое одеяло, но Ромка все же приневолил себя подняться. Рывком отбросив к стене одеяло, он сразу вскочил на ноги и, осторожно шлепая по крашеным половицам босыми ногами, зашагал, чуть покачиваясь, на кухню.

Зимой Ромку всегда будит мать. И он встает ко всему готовому: на столе курится аппетитным парком чай с молоком, на спинке стула висят отутюженные штаны и рубашка. Даже портфель с учебниками терпеливо дожидается своего хозяина в прихожей у вешалки.

Но вот летом — он сам себе хозяин. Еще в мае Ромкина мать, агроном пригородного совхоза, перебралась на жительство до осени в Лощинино — на одну из дальних ферм. Правда, в субботу или в воскресенье она наведывалась домой, да и двоюродная сестра Таня изредка заглядывала к Ромке. И тут ничего не поделаешь: приходилось мириться с такими незначительными неудобствами. Зато все остальные дни недели Ромка чувствовал себя вольной птицей.

И в мае, после отъезда матери, он решил непременно этим летом начать закалять волю. Кто знает, не случится ли так, что в самом недалеком будущем не кто-нибудь, а он, Роман Мирошкин, и будет первым астронавтом, открывателем новых звездных миров? А почему бы и нет?

Ромка включил электроплитку, поставил на нее чайник и вышел на крыльцо.

Удивительное дело: всего лишь начало седьмого, а веселое, жадное до работы солнце уже поднялось. Неоглядное небо, за ночь словно старательно промытое, пока еще было скучающе пустынно: ни бездумного облачка, ни парящего над головой орла. Зато на земле — в полном разгаре хлопотливая жизнь.

У невысокого заборчика, в зарослях «дедовой бороды», затаился рыжий полосатый кот — Ромка хорошо видел его расстелившийся по земле тонкий веревочный хвост. Кот караулил стайку воробьев, гомонивших, как первоклассники, рядом с дровяным сараем.

А на соседнем дворе, у Пузиковых, раскудахталась курица. «Ка-ак кудах! Ка-ак кудах!» — оповещала мир хлопотливая несушка о появившемся в гнезде розовато-белом, совсем еще теплом яичке.

Но больше курицы был взволнован этим событием голенастый черный петух с кроваво-алым стоячим гребнем. Вспрыгнув на березовую жердинку заборчика, он пыжился, вытягивал шею и хрипло горланил, стремясь перекричать свою подружку:

«К-к-ко! К-к-ко!»

Казалось, у петуха испортился в горле заводной механизм и он никак не может остановиться.

• Предыдущая
• 2/82
• Следующая