Бедовый мальчишка - Баныкин Виктор Иванович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/82
• Следующая

На той самой ветке, с которой только что взлетела сизоворонка, уже сидела маленькая вертлявая птичка, настоящая монашка, в сером скромном платьице, с черной косынкой на голове.

— Ну, а эту пичугу знаете? — спросил ребят Василий Родионович. Не дождавшись ответа, он добавил: — Гаечка.

Гаечка с любопытством разглядывала стоявших невдалеке от нее непрошеных гостей, задорно подергивая хвостиком. «Что вам здесь надо? — казалось, спрашивала она. — Какие вы люди: добрые или злые?»

Василий Родионович переглянулся с ребятами. Все поняли друг друга. Чтобы не спугнуть крошечную беспокойную птаху, тронулись дальше молча, неслышно ступая по каменистой тропе. Но гаечка все-таки не поверила в добрые намерения пришельцев, и едва они приблизились к сосенке, как она перелетела на другое дерево, стоявшее впереди, и так провожала их до рябинника.

Рябинник начинался сразу же за поворотом тропы вправо, и Клавка, не знавшая об этом, даже ахнула от изумления, увидев полыхающие негреющим оранжевым пламенем деревья.

Родька прищелкнул языком и поглядел на Клавку.

— Отсюда и накопаем молодняка для нашего палисадника… Здесь знаешь его сколько? Все Отрадное можно рябиной засадить!

Но Клавка его не слушала. Прикрывая глаза ладонью, она неотрывно глядела на стройные деревья, сплошь увешанные шапками карминно-оранжевых ягод, словно изнутри светящихся ярым огнем.

В это время Василий Родионович окликнул сына и, когда тот подошел к нему, сказал:

— Давай-ка пройдем по всему рябиннику. Ты начинай с этого конца, а я с того. У кустов, пригодных к пересадке, вбивай колышки. Идет?

— Идет! — кивнул Родька.

Он залез в самую гущу и придирчиво оглядывал каждый куст, обходя его со всех сторон.

— Как ты думаешь, Родька, а не насажать ли нам рябинника еще и вокруг беседки во дворе? — спросила Клавка, подходя к Родьке, сидевшему на корточках возле тонкой рябины с узкими листьями.

Родька поднял раскрасневшееся лицо в светлых капельках пота — утреннее солнышко уже вошло в силу и начало припекать — и сказал:

— Ты бредишь?

— И не думаю, откуда ты взял?

— А вот оттуда… Где ты видела беседку?

— Я вчера слышала один разговор… между отцом и дядей Васей… Беседка у нас — вот увидишь — будет! Не веришь?

Помолчав, Родька ответил уклончиво:

— Поживем — увидим.

Клавка хлестнула его по спине прутом:

— Старичок-лесовичок, а я есть хочу.

— Давай уж покончим с делом, а потом за еду.

Подперев кулаком щеку, Клавка притворно тяжко вздохнула — так, чтобы слышал Родька:

— Несчастная будет девушка, которая за тебя замуж выйдет. Умрет со скуки от твоей правильной жизни.

— Можешь не переживать за свою девушку: я никогда не женюсь.

— Никогда?

— Никогда!

Клавка сощурилась и снова вздохнула.

— Мама рассказывала… Наш отец, когда ему было, как и тебе, пятнадцать лет, тоже не собирался жениться. Они ведь у меня друг дружку вот такими еще знали. А мать, она сама сказывала, девчонкой озорная да бедовая была. И тараторка!

— Значит, вся в тебя! — вставил Родька.

Но Клавка, пропустив мимо ушей его замечание, продолжала:

— И все подтрунивала над отцом — ну в то время он, конечно, еще не был отцом: «Антончик-бутончик, — говорила она, — когда я подрасту, возьмешь меня в жены? Я тебя блинчиками и оладышками кормить стану!» А он ей одно: «Нет и нет! И не женюсь я никогда, а на блины твои и глядеть не хочу. Вот и все тут!» А как восемнадцать лет стукнуло, так проходу матери от него не стало: «Выходи за меня замуж, да и все тут!» Два года она молодца за нос водила, а потом все-таки вышла.

— Все? — спокойно спросил Родька. — А теперь иди сучья для колышков собирай, а то у меня всего-навсего пара осталась.

Ни Родьке, ни Клавке не хотелось рано возвращаться домой. После завтрака под дубком у обрыва, откуда была видна между отрогами гор Волга, сиявшая какой-то неопределенной, задумчивой синевой, они стали уговаривать Василия Родионовича отправиться на штурм Бахиловой горы. А добраться до вершины Бахиловой горы — самой высокой и неприступной из всех гор Жигулевской гряды, похожей на двугорбую спину верблюда, — среди ребят считалось почти подвигом.

Клавка немало потрудилась, прежде чем уговорила Василия Родионовича.

— Только смотрите у меня, не хныкать! — предупредил с напускной строгостью отец Родьки.

— Ни-ни. Мы же не маленькие, дядя Вася! — сказала Клавка, сгоняя с лица радостную улыбку, и тут же украдкой подмигнула Родьке.

Но прежде чем отправиться в путь, ребята подошли к оголенному краю обрыва, чтобы посмотреть на гидростанцию. Добрых два десятка километров отделяло ребят от железобетонной плотины, перегородившей Волгу, а им казалось: вот она, нашумевшая на весь белый свет богатырская стройка, — совсем рядом!

Родьке даже померещилось, будто он слышит, как ревут седые буруны грозного водопада, низвергавшегося с головокружительной двадцатишестиметровой высоты. А там, за сливной плотиной, раскинулась лазурная гладь моря. Настоящего безбрежного моря! Сейчас оно спокойно, это новое море, созданное руками чудо-человека. Но каким оно бывает отчаянным в шторм, когда высоченные волны подкидывают вверх, как перышко, трехпалубные теплоходы, а моторные катера просто валят набок! На лодке в такую непогодицу и не думай совать носа на море. Кто-кто, а уж Родька все это на себе испытал и совсем недавно, с полмесяца назад.

— А мне жалко этого Петьку, — вдруг ни с того ни с сего сказал Родька.

— Это почему? — спросила Клавка, все еще не отводя взгляда от чарующей голубизны далекого и в то же время такого близкого моря.

Родька передернул плечами.

— Как — почему? Уезжать собирается человек от нас, а тут такое раздолье! Будущим летом отправимся в шлюпочный поход по морю, а Петьки не будет с нами…

Клавка покосилась на Родьку и ничего не сказала.

Но тут ребят окликнул Василий Родионович:

— Ну, молодчики, давайте шагать… Или, может, на попятный? И Бахилова гора стала не нужна?

Сразу встрепенувшись, Клавка бросилась к Василию Родионовичу:

— Что вы, дядя Вася! Мы да на попятный? Никогда в жизни! Правда, Родька?

За рябинником от тропы, по-прежнему тянувшейся по всему косогору в сторону полукруглой заманчивой лужайки, ответвлялась еле приметная заячья дорожка.

— Сюда, — сказал Василий Родионович, первым ступая на дорожку, сказочным полозом извивавшуюся среди высокой полегшей травы, — А веселая тропа к заводской поляне тянется.

Вдруг на опушке поляны показался человек в синем замасленном комбинезоне.

— Эй, люди добрые! — закричал он, подбрасывая плоскую, как блин, кепку. — Э-эээй, притормозите!

Отец Родьки свернул с дорожки.

— Ну-ка, узнаем, чего у него там стряслось.

Человек в комбинезоне оказался молодым курносым парнем с белесоватым пушком над верхней губой. К удивлению Клавки, Василий Родионович ни о чем не стал расспрашивать парня. Он сказал одно лишь слово: «Показывай!» — будто, заглянув в неспокойные голубеющие глаза незнакомца, сразу понял, что тот попал в какую-то беду.

Размахивая длинными руками, вымазанными в тавоте, парень повел их в сторону от поляны прямо через кустарник, то и дело подныривая под нависшие над землей ветки.

Шагов через сорок выбрались на старую просеку и сразу увидели гусеничный трактор. Трактор стоял, накренившись набок, у самого обрыва глубокого оврага, блестя высветленными до блеска ребрами гусениц.

— Как это тебя угораздило? — спросил Василий Родионович парня, подходя к сильной, все еще пышущей жаром машине, видимо, успевшей в это утро много поработать.

— Буровую вышку тут хотят ставить, — потупя взгляд, заговорил парень сиповатым баском. — Ну, а просека буреломом вся завалена — ни проехать, ни пройти… Четвертый день расчищаю дорогу. — Вдруг, шагнув в сторону, он пнул ногой ствол старого, поверженного ураганом осокоря. — Лешак этот виноват! Хотел цепями заарканить его за корни, да просчитался… Дал задний ход, чтобы поближе к дереву подъехать, а меня и потянуло назад — тут вон как покато. Думал, вместе с машиной в овраг громыхнусь.

• Предыдущая
• 25/82
• Следующая