Блестящая партия - Хенли Вирджиния - Страница 60

Джорджина закрыла глаза и подставила мужу губы. Вдруг она отодвинулась.

— Поняла! Чарлз Джеймс Фокс — вот кто должен предложить Питту присоединиться к оппозиции.

— Что заставило тебя думать об этом так долго? Ты его пригласила?

— Конечно, я пригласила Фокса. Он не только возглавляет оппозицию — он приходится дядей Генри. Чарлз Фокс — личный друг Гордонов, мы проводили много времени вместе, будучи в Париже.

— Вот еще один мужчина, не устоявший перед твоими чарами, — сказал Джон, и его властные губы заставили Джорджину выбросить из головы всех остальных мужчин.

Но после ласк Джорджина лежала в темноте, остро чувствуя свою беспомощность. Не в первый раз Джон прекращал свои ласки в критический момент. «Он не хочет, чтобы я была матерью его детей. Он недостаточно меня любит. Эту честь он сохранил для своей ангелоподобной Элизабет».

— Мне нравится, как пахнет свежескошенная трава.

Джорджина поехала верхом с сыновьями Джона, чтобы посмотреть на уборку урожая. Мужчины жали высокий овес и косили траву, а женщины шли за ними, собирая огромные охапки и связывая их в снопы.

— Вы уверены, что хотите остаться в поле и помочь им?

— Это работа для фермеров, но мы никогда не видели, как ставят стога, — сказал Френсис.

— Вы уверены, что вас привлекают не хорошенькие фермерские дочки? — пошутила молодая женщина. — Мне нужно вернуться домой и приготовиться. Скоро в Уоберн явится все правительство.

Она не стала просить старших мальчиков присматривать за Джонни. Ей хотелось, чтобы он научился самостоятельности.

Вернувшись домой, Джорджина прошла в парадную столовую посмотреть, как накрыт стол.

— Вы превзошли самого себя, мистер Берк. Цветы просто потрясающие.

Стол украшали композиции из пурпурных и белых астр — то были цвета Бедфордов.

— Можно поставить шотландское виски, которое привезла мне матушка. Политические деятели особенно пристрастны к виски.

Джорджина поменяла местами две карточки с именами гостей, положив карточку премьер-министра Эддингтона подальше от карточки Уильяма Питта, рядом с карточкой Ло-дердейла.

Она пошла наверх, приняла ванну и направилась в гардеробную выбрать наряд. Она решила надеть бледно-зеленое платье в стиле ампир. Приколола единственную белую розу к низкому вырезу и надела бриллиантовые серьги.

Она с восторгом рассматривала себя в зеркале, когда из соседней спальни появился Джон. Джорджина повернулась и сделала красивый пируэт.

— Ты не можешь появиться в таком виде. Все наши гости — мужчины. Это совершенно не годится, Джорджи.

— Господи, о чем ты?

И она снова повернулась к зеркалу.

— Ткань почти прозрачная… Сквозь нее видны очертания тела.

В его голосе послышалось что-то угрожающее.

— Но это самая последняя парижская мода, — возразила Джорджина.

— Французские женщины славятся тем, что безвкусно и вызывающе выставляют себя напоказ. Английские леди более утонченны, более респектабельны.

— Вот как? Ты хорошо разбираешься в утонченных английских леди, поскольку был женат на одной из них. А каково твое мнение насчет шотландских леди, могу ли я узнать?

Темные глаза Джона сузились.

— Именно эта шотландская леди — скороспелая дерзкая девчонка, которая любит щеголять своей красотой. Я знаю, тебе нравится обращать на себя внимание, Джорджи, но я был бы тебе весьма признателен, если бы ты надела другое платье. Наши гости уже прибывают.

Джорджине захотелось накинуться на него, расцарапать его надменное лицо, но она взяла себя в руки и попыталась взглянуть на ситуацию его глазами. «Он ясно дал понять, что женится на мне потому, что ему нужна хозяйка политического салона».

Джорджине хотелось отстаивать свои права, но поскольку она понимала, как важен для Джона этот вечер, она милостиво снизошла к его требованиям.

— Я переоденусь. Ступай встречай гостей.

Джорджина надела платье из розовой шелестящей тафты и спустилась вниз. Обидчивость не была ей свойственна. Всю жизнь ее учили, как нужно пользоваться своими женскими чарами, и эти чары исходили от нее естественным образом.

Джон смотрел, как его красавица жена приветствует политических деятелей, приехавших в Уоберн. Она двигалась среди них с такой легкостью, что он не мог оторвать от нее глаз. Говорила ли она с Лодердейлом, человеком довольно грубым, или с Адером, человеком изнеженным, она очаровывала всех. Когда она втягивала в разговор какого-либо гостя, она изливала на него все свое обаяние, как если бы он был единственным мужчиной в комнате, и всегда достигала желаемого эффекта.

Атмосфера, которую она создавала в Уоберне, была в одно и то же время элегантной и уютной. Обед имел оглушительный успех, а виски помогло политическим деятелям обеих партий отбросить настороженность и беседовать с приятностью.

После обеда Джорджина выразительно посмотрела на Джона, а потом отправилась завлекать премьер-министра Эддингтона.

— Мне нужна ваша помощь и ваш совет. Не откажите в любезности, господин премьер-министр?

— Сочту за честь, ваша светлость.

— Я превратила одну из гостиных в своего рода аптеку. Поскольку вы известный медик, не могли бы вы пойти взглянуть на лекарственные порошки и травяные средства, которые я приготовила, и сказать, какие из них самые действенные для лечения легких заболеваний наших арендаторов?

Джон подошел к своему другу.

— Генри, моя жена нарочно похитила Эддингтона, чтобы мы могли свести Фокса и Питта. Будем надеяться, что этот союз принесет плоды.

* * *

Вечером, в уединении спальни, Джон с восхищением смотрел на жену.

— Сегодня ты была великолепна, Джорджи. Я думаю, мы сделали огромный шаг к выполнению нашей задачи, и большая заслуга в этом принадлежит тебе.

Озорство так и пенилось в Джорджине.

— Как мило с твоей стороны, — ответила Джорджина с озорной улыбкой. — А представь себе, чего я добилась бы, если бы ты разрешил мне надеть парижское платье.

— По твоим словам выходит, что я просто какой-то деспот, — с грустью возразил Джон.

— Так оно и есть. Иррациональные требования исходят только от иррациональных людей. Сегодня я позволила тебе настоять на том, что я должна и чего не должна надевать, но предупреждаю тебя, Бедфорд, — это было в последний раз. Супружество — это партнерство, а не диктатура.

— А как же насчет союза тори — виги?

— Только если мне позволят быть независимым тори.

И когда Джон, рассмеявшись, согласился, она бросилась ему в объятия и поцеловала его.

* * *

Джорджина начала рисовать портрет Джонни к его дню рождения, и мальчику захотелось, чтобы Аббатиса тоже была нарисована. Кошка сидела рядом с ним на диване, громко мурлыкая, а он гладил ее по спинке.

— Кого бы тебе хотелось пригласить на твой день рождения?

— Кузена Чарли и дядю Хантли.

— Нет, я говорю о твоих школьных друзьях. Френсис хочет пригласить Уилла Кавендиша и сына Эберкормов, а Уильям — своих друзей Джека Роудона и Тедди Листера.

Наступило молчание. Было слышно только громкое мурлыканье. Джорджина перестала рисовать. Наконец Джонни пробормотал:

— У меня нет школьных друзей.

Холодные пальцы сжали ей сердце.

— А как же мальчики из вашего класса?

— Я не хочу их приглашать. Они смеются надо мной, потому что я люблю читать, и жестоко потешаются над тем, что я маленького роста.

Джорджина возмутилась.

— Эти невоспитанные дурни запугали тебя! Скажи мне их имена, Джонни.

Мальчик улыбнулся.

— Это не имеет значения, Джорджи.

«Это имеет очень большое значение. Я хочу, чтобы это был твой самый счастливый день рождения».

День рождения Джонни был восемнадцатого августа, ровно через месяц после дня рождения Джорджины; его отпраздновали с удовольствием все Гордоны, Расселлы и их друзья. Джон, после долгих опасений, внял мольбам жены и подарил младшему сыну свою лошадь. То был молодой гнедой мерин, ничего общего не имевший с медлительной Серой Леди, на которой Джонни ездил все лето.