Сборник "Чистая фэнтези" - Олди Генри Лайон - Страница 85

— Приехали, сударь!

Как и распорядился клиент, агитатор остановил карету на перекрестке, за два квартала до переулка Усекновения Главы. Далее обер-квизитор намеревался пройтись пешком. За право именоваться «агитатором» («возница благородных» на старореттийском) любой извозчик рангом пониже, не задумываясь, пожертвовал бы личной бляхой, бородой и целомудрием супруги. Однако в Гильдию Агитаторов принимали исключительно каретных кучеров, да и то с разбором. Стоили услуги агитатора втрое-вчетверо по отношению к прочему извозу. Удобство кареты, мягкая езда, запрет на лихачество и гарантия своевременного прибытия именно туда, куда ты собирался прибыть, по мнению барона, с лихвой окупали расходы.

— Благодарю, голубчик…

Бросив агитатору серебряный бинар и не дожидаясь сдачи, фон Шмуц двинулся в сторону гостиницы. Рассудок наконец-то очистился, став похож на бассейн, куда из различных труб беспрепятственно вливались и выливались, не замутненные личными оценками, впечатления дня. Оставалось ждать, пока бассейн наполнится.

Это также была составная часть метода, обычно приносившего потрясающие результаты. Впрочем, случались и досадные неудачи.

— Добрый вечер, ваша светлость! Вы, никак, снова в гостиницу? Солнце скоро сядет, а вы все на службе?

Барон споткнулся на ровном месте и едва не выругался, хотя не любил вульгарной брани. Откуда на его голову взялся этот стряпчий?! Руки чесались погнать назойливого крючкотвора взашей. Увы, ни малейшего повода для рукоприкладства не наблюдалось. Поздоровался человек, поинтересовался делами — не в тычки ж его за это, в самом деле?

— Добрый вечер, сударь. Вы на редкость проницательны. Я на службе круглосуточно. И направляюсь именно в «Приют героев».

— Как я вас понимаю! Ни минуты покоя, ни единой минуточки. Вот, извольте видеть: вчинил иск Ордену Зари по всей форме, — стряпчий продемонстрировал пухлый кожаный планшет для бумаг. — Не муха начихала: исковое заявление в двух свитках, заказное письмо с оглашением претензий, выплата королевской пошлины, приложение с описью, заверенное в нотариате, копию — в Гильдию Отельеров… опять же, сохранность имущества пропавших без вести, запросы, протоколы…

Странное дело: барон проникся сочувствием к усердному сударю Тэрцу.

— Изрядно мы с вами поработали, ваша светлость, изрядно…

— А скажите, сударь Тэрц… Вы не в курсе: кухня в «Приюте героев» сносная?

— Сам ранее не столовался, но отзывы слышал исключительно похвальные. Исключительно! Тамошняя повариха свое дело знает.

«Какое именно?» — хотел ядовито поинтересоваться Конрад, но вовремя сдержался. Все-таки обещал Трепчику не распространяться. Слово чести надо держать, даже если дал его простолюдину.

— Кстати, о поварихах! — идти молча стряпчий был неспособен категорически. — Довелось мне недавно регистрировать одну жалобу. К нашему с вами делу оная жалоба касательства не имеет…

Барон и здесь сдержался, поражаясь собственной снисходительности.

— …но попутно выяснилось: молочницу Анну-Батисту Колодзябчик муж регулярно поколачивает. Причиняет, значит, тяжкие телесные, большей частью — сапогами в живот. Бедная женщина… Но я, собственно, не об этом. Он ее бьет — а она ему детей рожает! Он бьет — а она рожает! Дюжину отпрысков извергу родила, и все — здоровехоньки.

И сама молочница румяна и дородна на диво. Несмотря на — и даже вопреки. А почему так, знаете?

Барон почувствовал, что былой кошмар возвращается.

— Я вам отвечу, ваша светлость, почему! Потому что тень у Анны-Батисты Колодзябчик, урожденной Монтень, — особенная. С двойным, извините за народное словцо, пузом. Потому-то муж ей первое чрево хоть напрочь отбей — нипочем выйдет. И с именем у молочницы хитрые кренделя — бывало, муж с утра и не вспомнит, как жену зовут и по какому поводу ее с вечера сапогами пинал… Не к добру это, уж поверьте Фернану Тэрцу, не к добру! На улицах шепчутся: грядет, мол, большое лихо…

Отчаявшись отделаться от стряпчего, Конрад терпел, стиснув зубы. И был просто счастлив, когда приблизился к черно-белому входу в «Приют героев».

Он и себя, право слово, чувствовал героем. Мог ведь и пришибить болтуна.

— …Ваша светлость, я еще раз со всей решительностью заявляю: с завтрашнего утра я начинаю пускать постояльцев! Для покрытия причиненных убытков! Знаете, сколько столяр Дубка запросил за ремонт? А штукатур Анастасий Рензит?! А маляры? паркетчики? запечных дел мастера?! Нет, вы даже представить этого не можете! Грабеж и разорение, грабеж и разорение…

— Не беспокойтесь, любезный сударь Трепчик. Я вчинил иск по всей форме, и не будь я Фернан Тэрц, если нам… то есть вам не возместят убытки до последнего мона!

— Благодарю вас, дорогой сударь Тэрц. Что бы я без вас делал?! Да, кстати, ваша светлость: полюбуйтесь на этого балбеса. Утверждает, что его прислали вы, но крайне, крайне подозрителен! Выгрузил прорву разных вещей, уходить не желает, объясниться отказывается! И брови супит, знаете ли…

Барон посмотрел в указанном хозяином направлении — и не отказал себе в удовольствии долго изучать взглядом собственного камердинера, которого заметил сразу при входе. Любек, как обычно, имел такой вид, словно ему известны все тайны Мироздания, от Вышних Эмпиреев до ярусов геенны — но ни крупицей оных тайн он ни за что ни с кем не поделится.

Даже под пыткой.

Люди, носящие желтые чулки и модные подвязки крест-накрест, отличаются гранитной твердостью характера. Это известно каждому образованному человеку.

— Ты пунктуален, Любек, — нарушил Конрад затянувшуюся паузу. — Хвалю. Только я просил тебя привезти средний походный набор. А не большой, или, упаси Вечный Странник, полный.

— Ну д-да, ну д-да, — заговорив, Любек утратил толику высокомерной загадочности. Он слегка заикался и почему-то в основном на букве «д». Постороннему слушателю казалось, что камердинер кудкудахчет, будто курица над яйцом. — Разумеется, сред-д-д-д… Средний. А потом выяснится, что нашей светлости требуются носки собачьей шерсти, поскольку резко похолод-дало, любимый вязаный плед-д и бутылочка золотого рома «Претиозо». Из фамильных погребов, д-д-двенад-д-д-дцати лет выд-держки. Или наметится д-дальняя д-дорога, где никак не обойтись без саквояжа и набора притираний от мэтра Д-дефлио…

— Мой камердинер Любек Люпузано, прошу любить и жаловать.

— Ваш камердинер?!

— Да. Он доставил сюда мои личные вещи.

— А… зачем, ваша светлость, позвольте поинтересоваться? Вид сбитого с толку Трепчика-младшего доставил барону минуту чистой радости.

— Вы же собирались вновь открыть «Приют героев» для постояльцев? С завтрашнего утра, если не ошибаюсь? Так к чему откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Я — ваш первый постоялец, сударь. Вы счастливы?

Вместо счастья на лице почетного члена Гильдии Отельеров отразилось смятение чувств. Но, к чести хозяина, Трепчик справился с ним на удивление быстро.

— Милости просим, ваша светлость! Останетесь премного довольны!

— Не сомневаюсь…

— Какой номер желаете?

— Лучший, разумеется.

— К вашим услугам. Смею только заметить, что на белой половине с завтрашнего дня ремонт…

— Меня устроит черная половина. Я не суеверен. Надеюсь, ваши черные… э-э… клиенты не придерживаются крайнего аскетизма?

— Ни в коей мере! Строго между нами, номера Вечерней Зари существенно комфортабельней… Будьте уверены! Вот, прошу, запишитесь в книге…

Барон обмакнул гусиное перо в чернильницу.

— Апартаменты, где жили пропавшие без вести квесторы, также зарегистрируйте на меня. Я оплачу полную стоимость.

— Д-д-да как же?.. д-да что же… — хозяин вдруг стал заикаться наподобие камердинера.

— Во избежание. Вы хорошо поняли, сударь Трепчик? И все — подчеркиваю, все ключи от этих комнат должны быть у меня.

— Понял, ваша светлость! Предоставлю немедленно!