Тарра. Граница бури - Камша Вера Викторовна - Страница 31

Еще полдюжины дней назад принц почти прощался с жизнью, и только детская надежда на помощь Арроя удерживала его от полного отчаянья. Эландец приехал и привез с собой светловолосого либера, который нашел причину болезни. Если б он смог помочь еще и Зенону! Стефана передернуло, когда он вспомнил бессмысленное лицо брата.

Они оба стали жертвой колдовства, но если ему удалось спасти свою душу, хоть и страшной ценой, то Зенон подчинился. Роман предупредил, что помочь брату он сможет, лишь полностью расправившись с той сущностью, что вцепилась в него, Стефана. Это заставляло принца бороться с утроенной силой, и успехи были налицо.

Белка с Микой разошлись не на шутку, и Стефан вдруг решился спуститься во двор, благо рядом не было докучливых сиделок. Лестница показалась бесконечно длинной, но он ее все же преодолел. Кругломорденький Мика никак не прореагировал на появление высокого худого человека, что, пошатываясь, брел к ним, но Белка от радости и возмущения аж завизжала. Бросившись к Стефану, девица Гардани обхватила его обеими руками и, ворча, повела к скамейке.

Стефан протестовал, но не слишком сильно. Во-первых, привязанность дочки Шани всегда его трогала, а во-вторых, помощь была не лишней – он свои силы переоценил. Белка заботливо усадила принца на скамейку и пристроилась на земле у его ног.

– Бельчонок, ты же вымажешься, как поросенок!

– Здесь сухо, – отмахнулась девочка. – Ты почему один ходишь?

– Захотелось прогуляться… Смотрел на вас в окошко, стало завидно – солнце, птицы летают… Это твой новый друг?

– Братишка Маритки. Бестолковый совершенно. Орет, что станет адмиралом, а сам плавать не умеет, боится воды.

– Ну так научи.

– Ладно уж, – великодушно кивнула Белинда. – Только он толстый.

– А ты тощая, как бродячая кошка, – окрысился подбежавший мальчишка.

– А у тебя уши торчат. У адмиралов таких ушей не бывает!

– А ты откуда знаешь?!

– Знаю. Рене – мой друг! И ничего у него не торчит.

– А вот и нет. Он друг барда, а бард и Маритка – жених и невеста. Вот скажу Маритке, она скажет, и бард велит герцогу с тобой не разговаривать!

– С чего ты решил, что они жених и невеста? – откровенно потешаясь, осведомился Стефан.

– А он прислал Маритке записку… Она аж заревела от радости и побежала к нему. До сих пор не пришла. Наверное, женится…

– Ну и дурак же ты. – Белка не скрывала возмущения. – Они оба уехали, Роман и Рене, так что не ври…

– Я не вру! Она эту писульку еще целовала. Вы, тетки, такие дуры!

Белинда от негодования лишилась дара речи, и Стефан воспользовался моментом:

– Когда, говоришь, она ушла?

– Давно уже. Я кашу ел, а потом за мной Белка пришла.

– Ну так она наверняка уже вернулась, просто тебя дома не было.

– А вот и нет, – Мика стоял на своем, – я ее ключ с собой взял, потому что мой потерялся…

– Он все время ключи теряет, растяпа, – фыркнула дочка Шани, – хоть привязывай.

– Белка, ты знаешь, где отец?

– У Лукиана сидит, я видела.

– Приведи его сюда, и побыстрее!

– А что?

– Ничего. Он мне нужен.

– А ты?

– Я пока с Микой посижу.

– Толку от него!

– А ты поторопись!

– Ладно.

Белка честно поторопилась. Не прошло и десятинки, как предводительствуемые Белкой Шандер и Лукиан выскочили из-за угла караулки. Увидев Стефана, оба облегченно вздохнули.

– Что случилось? – Гардани выглядел сразу радостным и озадаченным. – Ты…

– Мне стало полегче, вот и я спустился. Дело не во мне. Мариту куда-то выманили подложной запиской.

– Почему ты так думаешь?

– Мика говорит, она пошла на свидание к Роману, но Роман и Рене около полудня уехали в монастырь Триединого. Эркарда убили, может, девочка что-то видела и теперь кому-то опасна.

– Скорее уж глянулась кому, – проворчал капитан «Золотых», – но искать надо.

– Поднимайте всех! Это приказ. Пусть обыщут весь замок. Не нравится мне это.

– В последнее время мне не нравится все. – Лукиан был явно встревожен. – Надо бы взять собак.

– Верно. Мика, живо на псарню! Пусть сюда бегут Пишта и Янек. Со сворами.

Мика, преисполнившись собственной значимости, помчался исполнять поручение. Со всех сторон в садик сбегались «Серебряные» и «Золотые». Увидев принца, многие расплывались в улыбке, и Стефан почувствовал – его любят. До болезни он о таких вещах не задумывался, а теперь на глаза так и норовили навернуться слезы; хорошо хоть прятать их пришлось недолго. Садик быстро опустел, и на скамейке остались лишь Белка и Стефан, да у причудливых кованых ворот мыкался десяток воинов, оставленных Шандером на всякий случай.

Рене и Роман почти бежали через ухоженный монастырский двор. Пожилой настоятель с трудом поспевал за быстрыми гостями, но старался отвечать на вопросы кратко и точно.

– Когда вы его нашли?

– Около полудня… Его высокопреосвященство… просиживал в библиотеке с утра и до глубокой ночи и не любил… не любит, когда его беспокоят. Последним его видел брат Антось… принес после утренней службы блюдо черешен. Он у нас… около пятнадцати лет и очень предан… его высокопреосвященству… Дверь была заперта изнутри на засов… Его высокопреосвященство часто так делает.

– Он кому-то не доверяет?

– Все дело в собаке, которую он, простите, очень баловал… Пес научился открывать лапой дверь и не питал… никакого почтения к древним фолиантам. – Настоятель позволил себе улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. – Изгонять сие животное из хранилища его высокопреосвященству… надоело, и он стал запираться.

– А где собака сейчас?

– Мертва. Застрелена из арбалета. Кто сие сотворил… не ведаем.

Настоятель был так потрясен несчастьем, что ему и в голову не пришло спросить, по какому праву светские врываются в монастырь и требуют ответа. Впрочем, было в герцоге Рене нечто, заставлявшее повиноваться ему без лишних слов. Монастырский целитель, суетившийся у кардинальского ложа, это тоже почувствовал и покорно отошел в сторону, давая дорогу эландцу и сопровождавшему его либеру. Роман склонился над хрипящим в агонии телом, узнавая и не узнавая того человека, с которым разговаривал еще вчера.

Иннокентий был без сознания, в углах губ пузырилась кровавая пена. Роман поднял сведенную судорогой руку, взглянул на ногти и тут же опустил. Что-то предпринимать было поздно.

– Что скажете, отец?

– У его высокопреосвященства больное сердце, слабые жилы… он всегда весной жаловался на легкие, но мы не ждали несчастья так скоро…

– Вы осмотрели его руки?

– Нет, налицо все признаки легочного кровотечения…

Так, значит, руки они не осмотрели, впрочем, это ничего бы не изменило. Собаку убили не зря…

– Думаешь, яд? – Герцог железной хваткой сжал плечо барда.

– Я не думаю, я уверен. Эркард выпил яд вчера днем, к полуночи все было кончено. Кардинала, видимо, отравили утром…

– Значит?

– Он умрет в течение часа, – с трудом произнес Роман. – Это Агва Закта… Церковный яд… Его используют для казни отступников из числа бывших служителей Триединого. Противоядия не существует. Кажется, что человек умирает от недуга, которому подвержен. Правду можно узнать по метке между средним и безымянным пальцами. Потом исчезает и она. Агва Закта хранится на случай, если кто-то из клириков впадет в ересь. При Циале Благословенной к этой мере прибегали довольно часто, при последних Архипастырях, хвала Великому Лебедю, такого не случалось. Если не ошибаюсь, секрет изготовления яда за пределы Церкви не выходил, но о его существовании известно многим.

– Святой отец, прошу вас, проверьте, не пропал ли ларец с ядом. – Рене говорил почтительно и негромко, как говорят с духовными особами у постели умирающего, но настоятель отреагировал с рвением новобранца, исполняющего приказ десятника. Впрочем, он мог просто воспользоваться случаем и улизнуть от тяжелого зрелища.

У постели кардинала остались Роман, Рене, старенький медикус, да жалось по стенкам несколько охваченных ужасом монахов. Иннокентий, лежавший без движения, внезапно вскрикнул, изо рта хлынула кровь. Герцог схватил умирающего, с трудом удерживая бьющееся тело. Колет и рубашка Рене были залиты кровью, кровь забрызгала подушки, подчеркивая их белизну. Иннокентий никогда не был сильным человеком, но в свои последние мгновенья едва не вырвался из железных рук друга. Затем тело обмякло. Рене продолжал поддерживать умирающего, что-то приговаривая шепотом. Глаза его высокопреосвященства были закрыты, но он еще жил, затрудненное хриплое дыханье вырывалось из почерневшего рта, руки судорожно перебирали окровавленные простыни.