Свой путь - Дорофеева Ольга Викторовна - Страница 4

Она перевела дыхание. Усатый заметил их и медленно, очень плавно снимал с плеча длинное ружье с огромным штыком на конце.

— Мара, я не Иуда. Я не могу быть Иудой. И, кажется… в нас сейчас будут стрелять!..

Шатер с легким щелчком лопнул, как мыльный пузырь, и всё завертелось.

— Беги! Я их остановлю! — кричала русалка.

— Не побегу, я тебя не брошу, — упрямилась Катя. Она встала и тотчас же свалилась снова, зацепившись ногой за корень.

— Аррете, у же тир! — вопили французы. — Ранде-ву!

«Рандеву им ещё!» — изумился кто-то маленький в голове у Кати. Она вскочила и бросилась напролом в заросли. Ветки злобно хлестали, норовя попасть по лицу. Опять возникло странное чувство, словно она бежит где-то между временем и миром, — но тут кусты кончились, и, пыхтя, как молодой лось, Катя вывалилась на знакомую поляну.

На траве спокойно сидела Мара, положив подбородок на сложенные на коленях руки.

— Так, значит, ты твердо решила? — не поворачиваясь, спросила она.

— Да, — девушка ошалело помотала головой, стряхивая с себя листья и мелкую труху. — Всё-таки это моя история. Моя Россия, а не какое-нибудь сказочное царство. Надежда — Шура — сразу сказала: здесь нет предателей. И я ни за что не предам своих.

— Твоих? Ты же из двадцать первого века!

— Ну и что? Я, может, правнучка самого генерала Ермолова. И просто — я русская. Все здесь — мои.

Мара повернулась и посмотрела на девушку своими до невозможности зелеными глазами.

— И не жаль тех людей, которые погибнут? Сейчас они ещё могли бы выжить… Ты же сама хотела…

— Хотела, но не так. Жаль тех, кто не выживет, но, видно, такая судьба, — Катя вспомнила, как сказала бы Надежда Дурова. — На то Божья воля. Помнишь, листья на дереве? Нет, я не предам, не отдам Россию Наполеону. Лучше я буду менять историю дома, в своем времени. Это будет правильно, понимаешь?

По поверхности пруда пошли волны, как от моторки. Что-то зеленое засветилось в глубине и двинулось вверх. Кате показалось, что вода встает перед ней вертикально, словно цунами. «Как в тот раз», — подумала она и зажмурилась.

Никол НГР-753648, директор проекта, ждал Мару в камере перемещения.

— Ты провалила задание, — вместо приветствия недовольно сказал он. — Сколько сил было потрачено на подготовку, а результат — ноль!

— В профиле участника была ошибка, — тоже не здороваясь, огрызнулась она. — Аполитична, меркантильна… А она очень даже политична!

— Проглядели, — согласился Никол. — Но ты могла что-нибудь придумать? Например, применить гипноз не для создания иллюзии, а для…

— Чего? — Мара прищурилась. — Выполнения участником заведомо преступных действий? А ты давно читал Правила перемещения?

— Мара, я был о тебе лучшего мнения! Разве ты не понимаешь? Это только одно маленькое нарушение Правил по сравнению со спасением огромной страны!

— Да почему спасением? — почти закричала Мара. — Что такого случилось с Россией? Выгляни, наконец, в окно: вот она, сильная, огромная, великая! От чего ты хочешь её спасти? От своей судьбы?

— Ты же знаешь, отлично знаешь цель нашего проекта: избежать ста разрушительных лет между двумя гражданскими. Сколько великих, талантливых людей погибло! Какой генофонд!..

— К черту проект! Что ты понимаешь? Может, эти люди с радостью пошли бы на смерть ради России? Что у тебя написано в моем профиле? Так и знай — это тоже ошибка. Против своих я больше не играю. Увольняюсь. Ухожу в город атлантов у Йонагуни. С русалочьей подготовкой меня там с руками оторвут, — в дверях она обернулась. — Баньши!..

— Баньши?

Никол прислушался к эху быстрых шагов в коридоре и медленно побрел в кабинет.

Сколько лет, сколько сил потратил он на этот проект! Неужели всё было впустую? Неужели где-то, в самом начале рассуждений, он допустил роковую ошибку? Никол поднял руку, и поляризованное стекло стало прозрачным. За окном лежал любимый город, вздыбленный башнями и небоскребами, прорезанный трассирующими нитями магистралей, вдали виднелись приплюснутые вершины гор. Всего лишь один из городов восставшей из пепла России.

Мара была права: неумелый и слабый когда-то птенец смог не только подрасти до державного орла, но и возродиться золотым фениксом из огня мировых и гражданских.

Но ведь Никол хотел, как лучше! Он хотел, чтобы не было этого бессмысленного истребления, голода, страха, дикости! Чтобы те сто лет от пожара до пожара, которые Россия провела во тьме, были сытыми и спокойными, как в Америке или Европе. И надо было для этого немного: сдаться, подчиниться, поклониться. Пусть пришли бы варяги, принесли бы с собой законы и порядок.

Никол подошел к окну, прижался лбом. Наступал вечер; внизу, на улицах зажглись фонари, в домах уже светились окна; в стекле вспыхивали разноцветные отблески. «Провал за провалом, — подумал директор проекта. — Вот и Мара ушла. Новенькие вообще ни на что не годятся. Надо закрывать. Но почему, почему они не хотят, чтобы мы их спасали?»

Почему надо обязательно сражаться, страдать, умирать?

Может быть, потому, что только так рождаются фениксы?