Пойманные под стеклом (ЛП) - Любительский перевод - Страница 26

• Предыдущая
• 26/57
• Следующая

— Это самая маленькая вещь, которую я когда-либо видел, — Сайлас осматривает палатку, и я понимаю, что он имеет в виду: нам придется спать дьявольски тесно друг к другу.

— Придется так, — говорю я таким тоном, как будто бы мне полностью все равно, но, если честно, безумно страшно. Мне придется толкаться с двумя типами, которых я едва знаю, в этой минипалатке. В палатке, которая предполагает, что в ней будут спать двое.

— Ну, по крайней мере, мы не промокнем, — Инджер наклоняется и забирается внутрь.

Сайлас и я следуем за ним. Мы полностью открываем молнии на мешках, чтобы использовать один как одеяло, а второй как подстилку. Затем ложимся, я в середине.

Инджер и Сайлас сразу поворачиваются спиной ко мне, так что у меня нет возможности перевернуться набок, иначе я занял бы не очень приличную позу с одним из них.

Поэтому остаюсь лежать на спине и пристально смотреть на тени вокруг меня. Внимательно слежу за тем, чтобы мои ноги были сжаты, а руки сложены на груди.

— Ты уверен, что с Алиной все в порядке? — через несколько минут спрашивает Сайлас.

Я заню, что должен ответить "ДА". Все в порядке, никакой паники, но часть моего мозга, которая еще может нормально думать, отключается в этот момент, пока та часть, что пострадала во время обрушения, начинает набирать обороты.

И, наконец, я выдаю: — Ты тоже в нее влюблен?

— Что? — кричит Инджер и судорожно пытается подавить смех.

— О Господи, почему все наперекосяк? — стонет Сайлас.

Я без понятия, что должен на это ответить, так как знаю же, что Сайлас ее кузен и, что говорю как сумасшедший. Я натягиваю спальный мешок до самого подбородка.

— Мне шестнадцать, — говорю я, как будто это что-то объясняет.

К счастью Сайлас смеется, а мог бы ударить меня.

— Ему шестнадцать, — повторяет Инджер.

— Он — идиот, — говорит Сайлас. — А теперь давайте поспим.

Когда в утренних сумерках мы выходим из подземки, я вынуждена зажмуриться — так сильно ослепляет меня свет.

Еще и режущий холод. Маленькие снежинки кружатся в утреннем свете и беззвучно опускаются на землю.

— О, как красиво! — Алина выставляет руку, пытаясь поймать пару снежных хлопьев, и высоко поднимает маску, чтобы попробовать их на вкус.

Около часа я не произносила ни слова. Ни одна из нас не разговаривала. Мы бережем нашу энергию. Кроме того, мне и нечего было сказать.

Мы идем гуськом по узкой дороге, которая переходит в еще более узкую улочку, почти в проулок.

Я не имею и малейшего понятия о том, где мы сейчас. Мне нужна карта, но ее нет. Все необходимое было в рюкзаке у Квинна, потому что он не хотел, чтобы я таскала всю эту ерунду.

И в моем IPad больше не было батарейки.

Мод и мне приходиться потрудиться, чтобы идти в ногу с Алиной. Как ей удавается тренироваться и при этом не быть застигнутой надзирателем или камерой наблюдения — для меня абсолютная загадка.

Я восхищаюсь ее мужеством и меня время от времени точит червячок зависти, что мне самой не пришла идея нарушить правила.

Всю свою жизнь я была послушной и последовательной. Святая простота. И что мне это дало?

Мы бежали всю ночь. Когда Мод захотелось помочиться, мы все трое искали укромные уголки, чтобы хоть минуту побыть в одиночестве. Это была самая длинная пауза, которую мы сделали.

Все трое — мы должны следить за собственным ритмом, чтобы запасов кислорода хватило на равное время. Хотя это невозможно: Алина со своей бутылкой продержится дольше — она натренирована и дышит медленнее.

Теперь Алина бежит с опущенной головой, поворачивает ее направо, затем налево и в итоге смотрит вверх, чтобы убедиться, что она выбрала нужную улицу. Затем она предостерегающе указывает на осколки стекла или огромный череп, которые лежат на пути.

Я спрашиваю себя, нравится ли ей Квинн? Может быть это даже намного приятнее быть тем, кто желает кого-то, чем тем, кого желают?

Я не имею представления об этом. И, возможно, никогда не узнаю.

Мод снова крепко вцепляется в мою руку.

— Как ты? Выдерживаешь? — спрашиваю я, и она кивает, чтобы не тратить энергию на разговоры.

Она меня больше не презирает, старая Мод Блу. И я… я только сочувствую ей. Это все.

— Будь осторожна на снегу. Не подскользнись.

Алина поворачивается к нам:

— Вскоре вы увидите, что жизнь возможна и вне купола!

Я не спрашиваю, что под этим она имеет ввиду. одно время мне было любопытно, но теперь мне все равно. Набегу Алина снова вытаскивает свою ладонь, чтобы поймать снежинки.

Я наблюдаю за ней и мне хочется ей подражать, но как вдруг я слышу грохот, тихий, но совершенно отчетливый. Я как будто корнями прирастаю к земле.

— Танк! — кричу я.

Алина быстро указывает на солидное здание с лепниной в виде лица на фасаде и через секунду мы уже торопимся в направление дома.

— Думаете, они нас не видели? — спрашивает Алина, — В любом случае, нам нужно спрятаться.

Она смотрит на показания своей кислородной бутылки и бросает озабоченный взгляд на меня.

— У тебя немного осталось, или как? — спрашиваю я.

Алина пожимает плечами:

— У нас у всех мало.

Я смотрю на показания собственной бутылки и вижу, что она права. Воздух на исходе. Когда я поворачиваюсь, чтобы проверить уровень кислорода Мод, оказывается, ее здесь нет.

Каким-то образом она переместилась на другую сторону помещения. Там она, как зачарованная, таращится на стену.

— Невероятно! — кричит она. — Что за безумие? По-настоящему жутко!

Я подхожу к ней и тоже таращусь:

— Вау, серьезно, это они?

— Книги, — отвечает Мод. — Книги. Книги и еще раз книги. Бумага.

Она смеется, протягивает руку и ведет ею по корешкам книг. затем достает одну с полки и открывает ее.

На углах страницы почерневшие и заплесневелые. Пара Премиумов владеет книгами, но намного большая часть бумажной продукции была отправлена в пустошь, где она с тех пор и промокала.

Я сама знаю, как выглядят книги только по фото или из кинофильмов.

— "Одним словом: я был слишком малодушен, чтобы сделать то, что считаю правильным, и слишком малодушен, чтобы не делать того, что считаю неправильным." Звучит совершенно по-другому, если читать это с бумаги, не так ли? — спрашивает Мод.

Мне незнакома строчка, которую она прочитала, но я заметила, что ее грубый каркающий голос звучит иначе: намного нежнее и легче.

— Эту я забираю себе, — говорит она и кладет книгу себе запазуху. — Ну же, давай, выбери себе тоже что-нибудь.

Моя рука скользит по книжному ряду.

— Что это? — спрашиваю я.

— "Гордость и предубеждение". Разве ты не знаешь? Скажи-ка, чему, собственно, вас учат в школе?

— Преимущественно Шекспиру. Наш учитель говорит, что произведения Шекспира содержит в себе все, что есть в литературе.

— Хм, да, может быть. Все равно, я лучше возьму это, — она вырывает у меня "Гордость и предубеждение" и книга исчезает в недрах ее куртки, из которой она одновременно опять вытаскивает первую и бросает мне.

— Вот. Чарльз Диккенс. "Большие надежды". Это определенно твоя вещь. Пип, главный герой, определенно тебе понравится.

Я убираю книгу в свою куртку. Твердые книжные углы упираются мне в живот.

Между тем Алина карабкается на стол и высматривает, что происходит снаружи.

— Они подходят ближе, — предостерегает она.

Фактически шум и грохот стали намного громче и земля под нашими ногами теперь дрожит.

Я зализаю на стол рядом с Алиной. Танк почти приблизился к нашему зданию.

Гусеницы вращаются медленнее, постепенно останавливаются и шум мотора затихает.

Человек с винтовкой в руке на мгновение высовывается из бронированной башни танка и стреляет в воздух.

— Что делает этот тип? — шепотом спрашиваю я.

— Понятия не имею, — шепчет Алина в ответ.

— Они развлекаются, — поясняет Мод, хотя и не видит того, что видим мы. — Им скучно, поэтому они развлекаются. Хотят, чтобы мы описались от страха. Бум, бум, бум. Хоть иногда немного веселья.

• Предыдущая
• 26/57
• Следующая