Время освежающего дождя - Антоновская Анна Арнольдовна - Страница 23
- Предыдущая
- 23/111
- Следующая
– Кто? Исмаил-хан? Куда?.. И двух часов не пройдет, будет убит. Симон? И часа не прогуляет, будет пленен: давно Мухран-батони аркан приготовили. Князь Шадиман? Никогда не осмелится, для этого ему пришлось бы проделать нелегкий путь: сползти по западному склону, пересечь под высоким мостом Цавкисский ручей, верхней тропинкой войти в кустарники Инжирного ущелья, обогнуть крепостной ход и Татарское ущелье, а там еще добраться до Мта-Бери и по скалистому подъему ускакать за Телетский отрог. Лишь ночью, оставив за собой мост у Шав-Набади, он почувствует близость Волчьей лощины. А оттуда один полет стрелы до башен Марабдинского замка. Пешком добираться блистательному князю невозможно, значит, его чубукчи должен заранее спуститься и приготовить двух коней, ибо большему числу всадников рискованно такое путешествие. И еще – сейчас полнолуние – тотчас заметят: надо серебристые плащи накинуть на себя и коней, копыта серым войлоком обвязать. Видишь, сколько трудностей? Нет, Шадиман наудалую не пойдет.
– Ты прав, Моурави, но запомни: я предупреждал.
– Так вот, во вторник караван поведешь. Нужно торопиться.
– Моурави, когда соизволишь выслушать, что поручил мне князь Шадиман?
– Возвратишься из Исфахана, расскажешь, и что поручил тебе князь и что ответил шах. Но если хочешь до отъезда о себе напомнить, достань мне по сходной цене табун молодняка в триста голов.
Саакадзе подозвал Эрасти, велел принести пять кисетов с золотом, вновь повторил устное послание католическим миссионерам, дал указания на случай препятствий при перевозе кованого сундука. Все предусмотрел Моурави, и восхищенный Вардан поднялся, нагруженный золотом и мудрыми советами.
Темнело. Эрасти и дружинники отправились провожать сиявшего счастьем купца. Бледно-желтое пятно фонаря покачивалось в руках передового дружинника, освещая тесно сдвинутую домами улочку. А наверху из-за гор уже виднелся краешек луны.
Утро начиналось обычно. Хорешани, Русудан и Гиви ушли в Метехи навестить маленького Дато. Дареджан за что-то отчитывала повара. Из конюшни вывели коней и повели к Куре купать.
Саакадзе вызвал Матарса и Пануша и срочно послал в Дзегви – проверить, как амкары-каменщики чинят мост для караванов. Потом ускакали Ростом и Элизбар возводить квадратную сторожевую башню. Папуна, получив кисет с монетами, ушел с Димитрием закупать подарки для Тэкле, а Эрасти – для матери и отца, оберегающих покой несчастной царицы.
Дом затих. Саакадзе заперся с Даутбеком и Дато в своей комнате, выходящей окнами в сад, за которым извивалась Кура.
Чем яснее говорил Саакадзе, тем меньше понимали его друзья. Уже не довольствовался Георгий десятью тысячами постоянного войска и решил дополнить их двадцатью сотнями азнаурской конницы.
Даутбек сокрушался: где взять столько коней? Еще не оправились азнауры от марткобской битвы. Но Саакадзе напомнил, что существуют не только победители – азнауры, но и побежденные – князья, и против них неустанно надо держать шашку обнаженной.
– Тебе, Даутбек, поручаю сговориться с Квливидзе. Устройте малый азнаурский съезд, можно в Носте, я тоже прибуду. Сейчас скрываться незачем. Напротив, дай заработать глашатаю, пусть кричит по майдану: «Азнауры дружины собирают, готовятся встретить гостей из Ирана». Пусть об устойчивости Картли кричит, о воинственности грузин, о щедрости молодого правителя. Лазутчиков кругом достаточно, эти новости дойдут до Исфахана, – полезно знать и Стамбулу. Так поступал умный шах Аббас, когда хотел прославить свои деяния и устрашить соседей. Азнаурский съезд – важный труд царства. Его возглавишь ты, Даутбек. Обрадуется и Квливидзе, давно мечтает восхитить азнауров своим строящимся замком с усыпальницей. Выедешь завтра с Димитрием. Хочу дары в монастырь святой Нины послать в знак посвящения Автандила.
– Что ты, Георгий? – изумился Даутбек. – Возможно ли хоть на один день оставить крепость? На глазах Димитрия камешки не перестают прыгать, а если узнают о его отъезде…
– Никто не проведает. Вижу, скучает мой Димитрий, давно не видал золотую Нино, пусть сердце согреет… Охранять Инжирное ущелье до возвращения его будет Эрасти с арагвинцами. Без моего желания ничто не свершится. Поезжайте спокойно. Не тайна, мой Даутбек, тебя Димитрий больше нас всех любит, да и ты…
– Жалею, – слегка смутился Даутбек, – ведь никогда Димитрий не изведает счастья очага.
– А ты?
– Тоже нет, Георгий. Незачем перед вами скрывать, – из дружбы к Димитрию, пусть его рана не вскроется моим счастьем. Хотя, спасибо небу, счастьем не жертвую, сердце никого не держит… Но не об этом сейчас разговор, все сделаем по твоему замыслу.
Помолчали. Дато с уважением слушал мужественного друга, во имя дружбы отрешившегося от личной радости. О благородных порывах думал и Саакадзе: может, так лучше, меньше слез… Слез?.. Саакадзе вздрогнул: откуда такие мысли?
– Даутбек, – внезапно спросил Саакадзе, – ты никогда не думал о нашем сходстве?
– Думал, Георгий, как будто совсем не похожи, но чем-то совсем одинаковы. Может, когда-нибудь пригодится… Знаешь, сейчас пришло в голову: хорошо, что в Носте собираемся, нельзя надолго от народа уходить. Носте – это твой колодец, откуда можешь без конца черпать любовь и признательность народа. Из Верхней, Средней и Нижней Картли туда приходят глехи, месепе, даже мсахури, посмотреть, как у тебя крестьяне живут. Не возгордился ли ты? Не позабыл ли звание вождя народа? Не обложил ли его двойной данью? По всей Картли идут споры. Если хочешь, чтобы пламя веры в тебе не погасло, надо подбрасывать ароматные ветви.
– Прав Даутбек, нам всем следует навещать свои уделы, – проникновенно сказал Дато. – Говорят, мой отец совсем голову потерял от богатства, дом в три этажа с башнями воздвиг, всех глехи и месепе работой и податью замучил, моим именем злоупотребляет…
– Ты об отце как о чужом говоришь, так тоже не совсем хорошо.
– Дорогой Даутбек, не могу любить за одно родство, за дела люблю. Слышал, Георгий, отец собирается просить тебя о потомственном азнаурстве. Откажи!
– Нет, мой Дато, уже сам решил наделы увеличить и родителей «барсов» перевести в потомственные азнауры. Католикос скрепит подписи правителя, тогда во веки веков никто не посмеет отнять звание и дарованное. Надо все предвидеть, еще не окончен путь борьбы, князья живы, Шадиман тоже: неразумно оставлять близких без защиты. Азнауры с большими наделами и с собственными дружинниками будут защищены, как панцирями. В Носте объявлю об этом. И еще объявлю: всех участников Марткобской битвы перевожу в мсахури – будь то глехи или месепе. А мсахури – в азнауров. Поговори с отцом серьезно и незаметно ограничь его власть.
– Советуешь мне выехать в Носте?
– Нет, Дато, на тебя возлагаю большую заботу: скрытно собрать сведения – сколько в Картли монастырей, каким достоянием владеет каждый, какой землей, лесом, виноградниками, садами. Крайне важно выяснить число семейств глехи, хизани, месепе, мсахури. И в отдельный список внести церковных азнауров… Полгода даю тебе на такую перепись.
– Что ты замыслил, Георгий? – одновременно вскрикнули Дато и Даутбек.
– Хочу проверить, какая часть царства покрыта черной рясой. Тебе поможет монах Бежан, сын Георгия Саакадзе. Он сейчас трудится над гуджари церковных владений. В последний приезд уверял меня, что один Кватахевский монастырь обладает большим состоянием, чем треть азнаурского сословия, и гордился тем, что благодаря бережливой руке духовных иерархов грузинская церковь сохранила громадное количество недвижимых владений. – Саакадзе усмехнулся. – Он напомнил мне, что царь Александр еще в гуджари тысяча четыреста сорок второго года не только осуждает, но и проклинает тех, которые завладевают церковным имением и вещами, считая это величайшим преступлением, ибо вещи и имения в лице церкви пожертвованы самому Христу – нашему спасителю. Вот, друзья, в чем самое сильное препятствие для развития царства.
– А какую силу можно противопоставить силе благочинных владетелей? – угрюмо спросил Даутбек.
- Предыдущая
- 23/111
- Следующая
