Время освежающего дождя - Антоновская Анна Арнольдовна - Страница 82

• Предыдущая
• 82/111
• Следующая

– Да покусают блохи язык Али-Баиндура! – вспылил Эреб-хан. – Как он смеет лживыми измышлениями беспокоить шах-ин-шаха? Разве картлийцами сейчас не управляет Саакадзе – сын собаки? И разве не он радовался заточению опасного для него царя Луарсаба?

– Алмаз истины сверкает в золоте слов Эреб-хана. Но в одном не ошибается нетерпеливый Али-Баиндур: освободить Луарсаба стремятся, но не Картли, а Русия…

– Хранитель знамени солнца, великий шах Аббас, смысл пребывания здесь русийских послов разгадал Юсуф-хан. Они ждут счастливого часа предстать перед твоим проницательным оком, не соизволишь ли осчастливить их, тем более – они и сегодня терзаются уже три часа.

– Да будет тебе известно, мой Караджугай, приличие требует четырех. – Шах вдруг повеселел. – Хотя и силен русийский царь, но его послы каждый день томятся у меня в «зале терпения», с негодованием взирая на послов других земель, стремящихся раньше них пролезть в сокровенную дверь.

– Злость да не будет спутником длиннобородых, ибо сказано: не завидуй соседу, когда у самого рот полон нечистот.

Аббас расхохотался. Учтиво смеясь, ханы с благодарностью смотрели на Эреб-хана, всегда умеющего разогнать черные тучи на челе грозного «льва Ирана».

«Прав мой пьяница, – думал шах, – еще неизвестно, как Русия закончит перемирие с королем Сигизмундом. Не предсказали звездочеты и франкам конец их распри с Испанией».

И хотя шах намеревался еще долго морить послов царя Михаила Федоровича, не отпуская и не принимая их, но сегодня сам ощутил нетерпение: надо выведать, в каких пределах Московия решила настаивать на освобождении Луарсаба и чем собирается соблазнить смиренного шаха Аббаса. Подумав, он сказал:

– Пусть послы возрадуются, сегодня я допущу их к своей руке.

Юсуф-хан поспешил известить Василия Коробьина и дьяка Кувшинова, вот уже две недели ожидающих очередного приема.

Более пяти месяцев сидели русийские послы в Исфахане. На втором приеме шах Аббас, поднимая руки и глаза к небу, милостиво говорил: «Персия моя, и народ мой, и богатства мои – все не мое: все аллаха да высокого царя Михаила Федоровича; во всем волен аллах да он, великий царь».

Но после шахского пира в покое, где по стенам и на потолке не было и на ладонь пространства, не занятого зеркалами, и где танцовщицы во время плясок представляли разные забавные фокусы, снова началось томительное ожидание и споры с ханами.

На третьем долгожданном приеме говорили послы шаху о делах грузинских. Царь Михаил Федорович требовал отказа шаха от удела иверской божьей матери. А шах, вздыхая, говорил, что не только готов отдать земли грузинцев, но и Дербент, Ширван, Баку, и тут же требовал от послов спешного вызова из Гонио царя Теймураза – ослушника, притаившегося в землях султана, извечного недруга Ирана и Русии.

Помня разговор с посланником католической миссии, послы настаивали, чтобы шах не только отказался от Картли, но и Картли вернул бы законному царю. А что турский султан недруг – на том соглашались.

И снова шли увеселительные пиры и охоты. И снова Караджугай-хан восклицал: «Вознагради, аллах, правоверных, умножь шахово добро и сделай сильными его сарбазов! Аллах, я желаю этого!» Снова писцы скрипели перьями, описывая Астрабат, где находят бирюзовые камни, Мазандеран, где собирают лучшие плоды. И снова спорили послы и ханы о торговых льготах московским купцам.

На четвертом приеме, памятуя наказ Филарета, святейшего патриарха, послы клялись вседержителем, творцом неба и земли, что не только послать за Теймуразом-царем, но и умыслить такого без государева повеления не посмеют.

Брови шаха Аббаса высоко вскинулись, широкие ноздри раздулись, но голос продолжал звучать вкрадчиво. Пусть царь Русии для брата своего Аббас-шаха пошлет строгую грамоту в Гонио, чтобы Теймуразу немедля ехать в Исфахан и принять из рук повелителя Ирана престол кахетинский.

Трижды поклонившись, Коробьин пообещал тотчас же отправить в Москву скоростного гонца, дабы известить о желании Аббас-шахова величества. А в остальном волен бог да великий государь, царь всея Русии Михаил Федорович.

Но шах Аббас помнил недоверие к нему Теймураза и тяготение Теймураза к Русии. Поэтому, под предлогом опасности проезда в турецкую крепость Гонио русийского гонца, настаивал, чтобы требовательная грамота была из Москвы переслана ему, шаху Аббасу, а он, приложив свою грамоту, найдет легкий путь к Теймуразу.

Пока длился пир, Тинатин грустно рассматривала соболя и куницы, присланные ей из Русии государыней-матерью.

Вспомнила Тинатин, как некогда сватали ее за русийского царевича. Слезы блеснули на ее ресницах: совсем иная судьба была бы и у Луарсаба! Луарсаб! Бедный брат, много страданий принесло ей откровенное письмо. Поистине – царь доверил Кериму свое сердце. Как хорошо, что и она послушалась Нестан и описала царю настоящее положение дел… Несчастная Нестан после получения дружеского письма Хорешани окончательно убедилась в нелюбви к ней Зураба. Надежда вырваться из унизительного плена исчезла, как птица за облаком.

Хорешани советует через Мусаиба довести до сведения шаха об отказе Нестан от Зураба Эристави, посмевшего изменить могущественному «льву Ирана», и о ее желании стать женою преданного шах-ин-шаху Керима, которого она тайно давно любит. А вырвавшись из гарема, нетрудно попасть в Картли. Керим знает о плане Хорешани и сделает все, что пожелает Нестан, на всех дорогах ее странствия.

Тинатин ухватилась за такую возможность, предложила сама переговорить с Мусаибом. А если придет нужда, она, Тинатин, поговорит и с шахом.

Велико было искушение, но Нестан отказалась, боясь, что шах может не поверить и отомстит за обман. И совсем не стоит навлекать на Керима тень. Он нужен царю-мученику, а может, и многострадальной Тэкле. А больше всего она опасается дать неверному Зурабу повод к самооправданию. В Картли она все равно вернется. Недаром изумруд на ее любимом кольце, первом подарке Зураба, стал переливаться двойным блеском.

Тинатин поспешила отблагодарить ханум Гефезе, послав ей соболий мех на мандили, и пригласила к себе на кейф.

Когда Гефезе прибыла в Давлет-ханэ, Тинатин горячо обняла ханшу, и они поклялись на коране друг другу в преданности. Только теперь свободно вздохнула Гефезе: слава аллаху, все закончилось хорошо!

Когда прислужницы вышли из покоев Тинатин и стало тихо и приятно от света, льющегося через розовую занавесь, Нестан сняла с пальца изумрудное кольцо с двойным блеском и попросила великодушную Гефезе передать Кериму подарок за вести о царе Картли и пожелать ему счастливой дороги…

Получив от ханум Гефезе кольцо, Керим понял все. Второй раз Папуна не удалось помочь княгине… Больше ему, Кериму, незачем оставаться в Исфахане, он узнал многое – и ничего радостного.

О неудаче русийских посланников, просивших за Луарсаба, рассказал Кериму Пьетро делла Валле. Рухнула последняя башня, где жила надежда.

Грустно простился с дедом Керим. Он знал: это последняя встреча, ибо он больше в Исфахан не вернется.

Прощальным взглядом окинул он глинобитные стены, в тени которых серебрился пшат, сорвал бархатистую розу, спрятал ее на груди, задумчиво постоял над каменным фонтанчиком, где билась во вспененной воде неосторожная бабочка.

Ослик, точно чувствуя нежность груза, едва переступал мелкими копытцами и почти не тряс перекинутые через подседельник плетеные корзины. Но старик садовник не очень доверял смиренному виду друга: то и дело тревожно заглядывал под кисею. Там, переложенные листьями, благоухали только сегодня снятые с веток персики и большие сочные груши.

Рассвет чуть побелил край неба. Садовник спешил на базар. Сохрани, аллах, щедрого ага Дауда от искушения купить плоды у назойливого Хабибулы! Еще одна забота заставила старика забыть расчесать ярко-рыжую бороду и торопиться к торговому дню. Настал час надеть жене новую чадру, ибо на старой уже не осталось места для заплат. Не позже, чем вчера, сарбазы, думая, что Фатима без слуха и голоса, громко клялись, что только у источника Земзема можно встретить гурию в подобном одеянии, дабы не соблазнять правоверного.

• Предыдущая
• 82/111
• Следующая