Заклятые пирамиды - Орлов Антон - Страница 27

– Если мы разнесем полдома, мы сами отсюда уйдем, – успокоил ее Эдмар, но все же пообещал, что экспериментировать с баком не будет.

Потом его мысли приняли другое направление.

– И мы должны сами всем этим заниматься – таскать уголь, греть воду, убирать грязь, готовить? Свихнуться недолго от такой жизни.

– Обычая жизнь, бывает хуже. У вас дома кто этим занимался – твоя мама? Или у вас была прислуга?

– У нас этим занимаются бытовые автоматы. Помнишь, я тебе рассказывал: механические штуковины, способные делать всякие полезные вещи. А насчет прислуги – это мысль… Мы ведь можем кого-нибудь нанять?

– Не можем, – отрезала Зинта. – У нас на это денег не хватит.

– Разве тебе мало платят?

– Сколько положено, столько и платят. В Молоне нет недостатка в лекарях, особенно в столице, а расценки на нашу помощь установлены Палатой Попечителей. Да я и не стала бы брать лишнее. Голодать не будем, но на прислугу не наскребем.

– Я тоже найду себе заработок. Раз я маг…

– Опять забыл о том, что до тех пор, пока тебя не приняли в Добрую Магическую Коллегию, ты не имеешь права на самостоятельную практику? Тебя за это сурово накажут, и думать забудь. Что ты еще умеешь?

– Управлять аэрокаром. Ломать компьютерные программы и все в этом роде. Драться без оружия и на ножах, несколько лет занимался, наставники меня хвалили. О, может, вот это? На первое время пойду в охранники…

– Не годится, – вздохнула Зинта. – У добрых охранников своя гильдия, и ученика-мага туда не возьмут, не по правилам. А то, что ты обучен драться, очень хорошо. Паяна – большой город, тут есть не только доброжители, иногда и зложители попадаются, хотя их, конечно, не очень много. Есть плохие места, где молодым женщинам и парням вроде тебя лучше не появляться. Добрые власти борются с пороками, но никак не могут истребить их до конца.

– Что это за места?

– Окрестности порта. Жженое предместье – там живут те, кого за скверное поведение выселили из Паяны. Барахольные кварталы – там всякие заведения для иностранцев, наши доброжители туда не пойдут, а заграничный народ платит за тамошние развлечения, и государственной казне с этого прибыток. Я-то могу ходить где угодно, меня не тронут, чтобы не прогневать Тавше, а тебе стоит поберечься.

– Посмотрим… – задумчиво щурясь из-под челки, протянул Эдмар и сразу же сменил тему: – Я еще рисовать умею. Это сойдет?

– Тоже нет. У добрых художников своя гильдия, и чтобы тебе разрешили зарабатывать рисованием, нужно туда вступить, после того как пройдешь обучение и сдашь экзамены. Иначе тебя осудят и заставят заплатить штраф.

– Как у вас тут все по-доброму устроено… – сумрачно процедил Эдмар.

По счастью, он был не из тех, для кого уныние – родная стихия. Зинта видела, что он находится в подавленном состоянии, но вместо жалоб он изощрялся в иронических комментариях. Больше всего доставалось медному баку в ванной. Зинта не возражала: пусть ехидничает сколько влезет, лишь бы не пробовал греть воду с помощью магии. Эдмар, видимо, и сам понимал, что может с этим напортачить, и воздерживался от рискованных опытов.

– Ты никогда раньше не жил в таких условиях?

– Не поверишь, но жил, целых две недели. Неделя – это на день меньше, чем ваша восьмица. У нас есть Земля-Парк – планета с городами-музеями для путешественников, там все устроено по старинке. Моя тетя Софья там работает. В ближайшие каникулы я опять туда собирался… Там это было развлечение, которое может закончиться в любой момент, как я пожелаю, а здесь – полный крантец. Ничего, на прислугу я все-таки заработаю, вот увидишь. Только сначала руку приведу в порядок.

С магией самоисцеления дела у него обстояли неплохо: оставшиеся после ожога рубцы начали понемногу разглаживаться, уступая место здоровой коже.

– Как ты собрался зарабатывать, если ни в охранники, ни в художники тебя не возьмут, а в мусорщики сам не пойдешь?

– Есть еще одно ремесло, которым я владею, – он загадочно подмигнул из-под челки, но вдаваться в дальнейшие объяснения не стал.

– Надеюсь, ты не воровать собираешься? – насторожилась Зинта. – Только этого не хватало!

– Не воровать, не бойся. Вполне себе приличное ремесло, востребованное определенной частью доброго населения. А мама еще говорила, что я дурака валяю…

Ничего больше Зинта от него не добилась. Ей и без прислуги было хорошо. В отличие от Эдмара, тоскующего по своему прежнему миру, она радовалась переменам, все вокруг казалось ей волшебно притягательным: и широкие многолюдные улицы с домами в несколько этажей, и крытые разноцветной черепицей башни в центре Паяны – красота неописуемая, и новая квартира с блеклыми кремово-зелеными узорами на обоях, с подержанной, но чистенькой мебелью, с таким замечательным медным баком для нагрева воды!

Их осталось четверо: Суно, Чевальд, Джефройм и Хеледика. Девчонка была до сих пор жива только потому, что хвостиком следовала за Орвехтом и беспрекословно выполняла все его команды – понимала с полуслова, а порой и жеста хватало. Они укрылись в старой часовне Кадаха Радетеля в рощице меж двух пастбищ и смахивали то ли на дезертиров из разгромленной армии, то ли на беженцев, еле сумевших спастись от пожара или наводнения. Оборванные, грязные, в запекшихся ссадинах.

Часовня пока выдерживала напор нежити, и амулеты у посланцев Ложи были мощные, иначе вряд ли удалось бы уйти из города. На магию ни у кого не осталось сил, а кормильца, чтобы зачерпнуть из Накопителя, с ними не было. Вдобавок не приходилось сомневаться, что обложившая их со всех сторон нежить уже подмяла под себя здешний Накопитель и сама оттуда тянет.

Небо заволокло мутным водянисто-коричневым туманом, солнце маячило сквозь это марево умирающим светляком, и хотя оно висело высоко, внизу царили сумерки. Впрочем, вовсе это не туман, а призрачные костяные своды. Гигантский череп китони, накрывший Принихум вместе с окрестностями… Гм, в худшем случае – всю Мезру.

Моментами Орвехту хотелось ругаться до белого каления: что же вы, жабьи дети, натворили?! Но тщетным сквернословием делу не поможешь, да и жабьих детей, виновных в этом светопреставлении, рядом не было. Они уже заплатили последнюю цену за свою дурость. Суно подозревал, что на много шабов вокруг не сыскать ни одного живого человека. Уцелели только трое магов из Аленды и песчаная ведьма.

Катавасия началась вскоре после похорон Клойсима. Если точнее, во время поминальной трапезы, устроенной в «Счастливом кухаре». Хозяина заведения, по обычаю севшего за стол вместе с опечаленными постояльцами, дернула нелегкая принести свой любимый кубок.

Хозяин оказался из ветеранов Светлейшего войска, и была у него заветная вещица, память о победе над Китоном: оправленная в трофейное серебро трофейная же костяная чаша.

Едва увидев на столе эту, с позволения сказать, посудину, Суно почуял, что дело плохо, полная отхожая яма, как говорят деревенские жители, и начал спешно плести блокирующее заклятие, не обращая внимания на озадаченные взгляды молодых коллег. Он им потом все объяснит, главное было – успеть, счет шел на мгновения…

Он не успел.

Из хозяйского кубка, наполненного поминальным белым вином «Роса скорби», как будто выпорхнуло облачко мошкары. Или костной муки, или коричневато-белесой пыли, но больше оно походило на мошкару, потому что заунывно зудело. Еле слышный безнадежно тоскливый звук ощущался где-то на грани восприятия, и при желании можно было все списать на «померещилось» или «голову напекло».

Хозяин оторопело уставился на эту дрянь, а в следующий момент «мошкара» облепила его ползучим покровом, и он сразу начал съеживаться и усыхать, словно время для него неимоверно ускорилось. Сперва он кричал отчаянно и басовито, потом ныл старческим фальцетом и, наконец, умолк, превратившись в скрюченную мумию, которая выглядела точь-в-точь как труп Джамо Фрелдона, убитого в Аленде.