Золотое дно(изд.1952) - Немцов Владимир - Страница 8

• Предыдущая
• 8/65
• Следующая

Опанасенко рассмеялся:

— О це дило! — Он хлопнул себя по коленке. — Правильный разговор! Ну, как есть, Петр Потапыч, в самую точку! Если нужно, наши бурильщики землю прямо насквозь продырявят, и вылезет труба где-нибудь у этих… как их?..

— Американцев? — со смехом спросил Рустамов, заражаясь веселостью мастера.

— Да нет… антиподов… вот у кого!

— Ну, это то же самое, — снова рассмеялся парторг. — У них все вверх ногами. Ты, Опанасенко, конечно, знаешь, что наши инженеры разработали способ наклонного бурения. Мы им обычно пользуемся в тех случаях, когда нужно достать нефть в местах, где нельзя поставить вышку. Улица хорошая в городе, дом замечательный стоит — зачем его ломать? Скажи, пожалуйста? Пусть издалека подойдет к этому месту наклонная труба… А вот эти «антиподы», то есть я говорю об американских дельцах, используют советское изобретение для обыкновенной кражи средь белого дня, или, попросту, для выкачивания нефти под участком своего соседа. Что ж с ними поделаешь? У нас говорят в народе: «Ишаку нравится, как он ревет». Такова их совесть!

— Ну и жулики! — не удержался Опанасенко. — Тащат почем зря!

— Так вот, дорогие, вернемся к делу, — перешел на серьезный тон Рустамов. — Почему мы решили просить именно вас? Конечно, мы могли бы найти мастеров и на других промыслах, но у вас опыт инженеров. Где таких найдешь? Хоть и обещали подобрать, но… — Он улыбнулся в усы. У нас такая пословица есть: «Кто надеется на соседа, тот уснет без ужина».

— Обязательно! — весело крикнул Опанасенко.

Мастера дружно рассмеялись.

— Значит, с нашим инженером мы уже не будем работать? — не сдерживая своего недовольства, спросил Григорян.

Все взоры обратились к Гасанову. Он стоял в дверях и молчал.

Подошла Мариам и тронула Гасанова за рукав:

— Ибрагим Аббасович, я все промерила. Верхние подкосы…

— Хорошо… Потом посмотрю. Подождите, — нервно отмахнулся инженер и полез в карман за папиросами.

Мариам резким движением откинула косу назад и скрылась за дверью.

— Рустамов знает, с кем нам теперь работать, — вздохнув, проговорил Керимов, обращаясь к Григоряну. — Здесь другая бригада будет. — Затем он спросил у парторга: — А меня, старика, возьмешь? Да?

— Почему нет? — искренне обрадовался Рустамов. — Ты больше всех нужен: ты сорок лет работаешь. Кто лучше тебя знает, как бурить! Спасибо, дорогой! Всем спасибо. Я знал, что вы не откажетесь… И ты прав, Григорян! Здесь тоже опытная установка, останешься при ней за старшего.

Мастер встал и обиженно замахал руками:

— Почему я останусь? Я же бурильщик.

— Нет, дорогой, не проси! Мы с директором уже решили. Не один год ты работал на эксплуатации, все знаешь.

Григорян, ворча, отвернулся к окну.

— Придут сюда совсем молодые мастера. Мы поручим эту опытную вышку нашим комсомольцам, — продолжал Рустамов, искоса наблюдая за Гасановым. — Им надо все рассказать, научить их сегодняшней технике добычи нефти, чтобы чувствовали они в этом свое будущее и чтобы росли из наших ребят такие специалисты, как Гасанов, Васильев, как вы, мои друзья! На вас сейчас мы особенно надеемся… Итак, товарищи, послезавтра придется начинать новую работу. Там дело очень срочное. А пока торопитесь домой — отдыхать, переодеться, чтобы вечером выглядеть настоящими именинниками. Сегодня вам встречать гостей на празднике в институте!..

Рустамов остался с Гасановым.

Мариам с чертежами ждала Гасанова на мостике. Уже отплывали от решетчатого причала катера, лодки, глиссеры. Все гости возвращались на берег, а ее комсомольцы так и не приехали. Но сейчас не это волновало Мариам: она не могла понять, как можно было взять у Гасанова его верных помощников, всех лучших мастеров. И отец от него уходит! А ведь еще столько работы впереди… Мариам собиралась предложить Гасанову испытать новый электробур на опытной стометровой конструкции. Кое-какие усовершенствования в электробуре сделаны самой Мариам. А когда-то Гасанов занимался этим делом, пока не придумал свои новые подводные основания. Может быть, и не следовало ему строить их?

Опустив голову, она бесцельно смотрела на зеленую воду, где плавали ореховые скорлупки.

Из окна комнаты отдыха доносился резкий, напряженный голос Гасанова:

— Нет, Али, хоть ты мне и друг, но я этого не понимаю. Как можно взять моих лучших людей и отдать их неизвестно зачем, неизвестно кому?.. Ну да, конечно, конечно… — заторопился он, видимо заметив, что Рустамов хочет возразить. — «Моя душа не скатерть, чтобы расстилать ее перед тобой», — так говорится у нас в народе. Но я не могу иначе, я прямо скажу, что у меня на душе! — горячился Гасанов. Васильев приехал по приказу министерства. Неудобно не помогать ему. Что там о тебе подумают?.. Все понимаю, Али.

— Хорошо, поговорим начистоту, Ибрагим, — со сдержанным гневом сказал Рустамов. — Только не обижайся… Разговор прямой. — Он, видимо, встал: послышались его неторопливые шаги. — Мне очень больно все это от тебя слышать! Ты понимаешь, очень хорошо понимаешь, как важны опыты Васильева. Можно ли думать только о своем! Ты коммунист, Ибрагим… — Рустамов остановился, шаги замолкли. — В Васильеве ты видишь конкурента. Еще бы! Людей взяли для его работы… Но пойми, что не в людях дело, найдем мастеров. Зачем строить стометровое основание, если после опытов Васильева оно окажется ненужным?.. Я знаю, тебе тяжело… Нет-нет, не говори мне ничего! — остановил он Ибрагима. — Я все понимаю, но верю в коммуниста Гасанова: ему тоже предстоит выполнить опасное и трудное задание. Да, Ибрагим, это задание не менее трудное, чем то, за которое взялись твои товарищи.

— Ты знаешь, я никогда не подводил тебя, Али, — сухо заметил Гасанов.

— Я это знаю, поэтому и прошу тебя, — сдерживая волнение, тихо сказал Рустамов. — Мы долго обсуждали этот вопрос с директором, потом решили… Правда, ради праздника сегодня об этом не стоило говорить, но уж если зашла речь…

— Говори, Али, я слушаю.

— Тебе придется сейчас приостановить работу по монтажу стометрового основания, для того чтобы помогать Васильеву. Понимаешь? Ему нужно переделать электробур, который ты хотел применить у себя.

Наступило молчание.

Волны с легким плеском разбивались о стальную решетку.

Мариам только сейчас решилась подойти к окну, но Рустамов заметил ее еще раньше и, предупредительно приложив палец к губам, сделал ей знак, чтобы она несколько повременила с чертежами. Он будто хотел ей сказать: «От Мариам у нас нет секретов, но пойми, дорогая: Гасанову сейчас не до чертежей… Видишь, какие тут сложные обстоятельства».

Стараясь не стучать каблуками по гулким доскам, Мариам незаметно скрылась.

— Значит, решено, Ибрагим! — Парторг протянул руку инженеру.

Гасанов слабо пожал ее. Он еще никак не мог осознать всей сущности этого решения.

— Кстати, я хотел тебя спросить… — Рустамов перевел разговор на другую тему. — Почему ты не бываешь на своей даче, которую мы тебе отстроили? Она тебе не нравится? Переезжай в Мардакяны.

Гасанов его не слышал.

В окно ворвался ветер и зашевелил на столе газетами. Ибрагим машинально взял одну из них. На первой странице был его портрет. На снимке инженер Гасанов улыбался.

Стиснув зубы, Ибрагим скомкал газету. Затем, как бы опомнившись, осторожно расправил ее.

— Когда начинать? — обратился он к Рустамову.

— Через два дня.

Инженер подошел к окну, смахнул в море засохшую кисть винограда и сел на подоконник.

Внизу под мостик бежали усталые волны. Вот одна из них, покрытая, как бисером, блестящими пузырьками пены, докатилась до стальной трубы, разделилась надвое и исчезла.

На зеленой поверхности воды еще долго плясали веселые пузырьки…

Закончился праздник на вышке.

Последними в кабину глиссера сели Агаев и Рустамов. Там уже сидел Гасанов. Он думал, что за все годы его работы в институте, пожалуй, не было столь тяжелого дня, как сегодня, когда празднуется «победа инженера Гасанова». Так об этом напечатали в газете.

• Предыдущая
• 8/65
• Следующая