Хитросплетения (Сборник рассказов) - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 40

И при этих словах Элиан пришла в сознание. Я на несколько шагов отошел в сторону. Обо мне уже забыли. Еще чуть-чуть, и я буду лишним. И однажды, заметив меня, они, наверное, отвернутся. Первой подумала поблагодарить меня Элиан; я полагаю, скорее из любопытства, нежели из чувства признательности. Она, очевидно, так и не поняла, что произошло.

— Все очень просто, — объяснил я. — Вы помните, что мне передали письмо в тот момент, когда вы уходили?.. Так вот, это-то письмо и открыло мне глаза. Не спрашивайте меня, каким образом. Итак, я пошел за вами. Когда я увидел вас у витрины оружейного магазина, то кинулся в соседний бар и позвонил по телефону продавцу. Я всех их знаю в Париже, их не так уж много. Он сразу же согласился продать вам револьвер, заряженный холостыми патронами…

— Но… зачем?

— Потому что, уважаемая мадам, надо было все пройти до самого конца. Теперь, убив вашего мужа, вы знаете, что не можете жить без него. Ну, и в каком-то смысле наоборот.

Оберте опустил голову. Насколько я знал Элиан, ему, наверное, еще не раз освежат воспоминания!

— Затем, — продолжил я, — позвонил господину Оберте… чтобы ввести его в курс дела.

— Вы изрядно оба посмеялись надо мной! — вздохнула Элиан.

В точности та реакция, которой я опасался.

— Уважаемая мадам, — сказал я, — когда мужчина соглашается притвориться мертвым, распластаться перед своей женой, это означает, что он ставит свою любовь выше чувства собственного достоинства. Вам еще предстоит многое узнать о нас!

Элиан обняла своего мужа за шею.

— Жан-Клод, — прошептала она, — я думаю, мы оба были идиотами.

«Мы трое», — подумал я на лестнице, потому что знал, что потребуется некоторое время для того, чтобы сердце мое вновь обрело мир и покой.

В своей любезности Жанин Соваль дошла до того, что предложила мне стул.

— Вы получили наш счет… Как вы могли заметить, у нас очень низкие цены. Что вы решили?

— Проходя мимо, я решил дать вам один совет.

Я предъявил ей мой старый значок работника уголовной полиции и положил его обратно в карман деловым жестом, который всегда производит впечатление.

— Видите ли, — сказал я, — когда вы посылаете анонимные письма, то не следует пользоваться пишущей машинкой, которая служит вам для деловой переписки. Мне оставалось лишь сравнить письма, полученные госпожой Оберте, с вашим счетом. И я спросил себя: почему же любовница предупреждает законную жену? Любопытно, не правда ли?

Она слушала меня с вежливым равнодушием. Бедный Оберте! Легко же он отделался!

— Тогда я позвонил мужу. И узнал три вещи. Прежде всего, что госпожа Оберте жутко ревнива и неоднократно повторяла мужу, что убьет его, если он ее обманет. Далее, что несчастный совершил оплошность, передав вам эти слова, которыми он, впрочем, несколько кичился. Далее, что он застраховал свою жизнь на ваше имя… и на сумму более чем внушительную. Ход был прекрасный! Госпожа Оберте брала на себя преступление, которое делало вас богатой, а вы оставались с чистыми руками.

Воцарилось молчание.

— Что вы намерены предпринять, комиссар? — сказала она наконец.

Я внес поправку:

— К сожалению, бывший комиссар. Вам повезло… Но при условии, если кто-то заплатит, не правда ли? Счет я вышлю вам. Вы увидите, что мои расценки тщательно выверены.

— Послушайте, Антуанетта… хорошенько подумайте… Может быть, есть какая-нибудь подробность, о которой вы забыли?

— О нет! Я сказала господину все, что знала.

— Госпожа была одета как обычно?

— Совершенно как обычно. Серый костюм, черная сумочка.

— А какие украшения? Вы ничего не сказали об украшениях.

— Она их не надевала… по-моему, только браслет… и, уходя, сказала мне: «Господин ужинает в городе. Перед тем как вернуться, я схожу выпить чаю. Можете располагать своим временем вечером».

— Было половина пятого?

— Немного больше. Госпожа спешила, чтобы не пропустить пятичасовой сеанс.

Бертон еще раз просчитал. Выйти из кинотеатра она должна была в половине восьмого. Четверть часа прогуляться по Елисейским полям. Без четверти восемь. Чай… Надо бы точно посчитать. Выходило где-то около девяти часов. Двадцать минут, чтобы вернуться… Но в июне светло часов до десяти. На улицах толпы народа. Если бы с ней что-нибудь случилось, это не прошло бы незамеченным.

— Может быть, госпожа пошла к своей матери?

Бертон пожал плечами.

— Антуанетта, оставьте уж мне делать предположения. И главное, без болтовни, ладно?.. Все это, конечно, не так уж серьезно. Идите!

Не так уж серьезно? Никакой уверенности. Зазвонил телефон.

— Бертон у аппарата! А! Это вы, Картье?.. Получите их, старина… Я сегодня останусь у себя. Да, немного устал… Снимки из каталога пришли?.. Хорошо, пошлите рассыльного. Спасибо.

Зимняя мода! Впервые ему было наплевать. Нет, у матери своей она не ночевала. И жертвой несчастного случая не стала… Тогда что?.. Любовник?.. Тем более нет. Мари-Клод всегда была недовольна. Как будто ей чего-то не хватало!.. Лучше бы уж вела себя неуравновешенно! Как какая-нибудь одержимая. Как обычная женщина! А не была угрюмым созданием, резонеркой, всегда с собственным мнением, покупающая из вызова меха у Хайма. Еще и это! Что она еще выдумала, чтобы довести его до ручки! А может быть, она просто-напросто пребывала в гостинице и, когда он задаст ей вопрос, ответит со своей натянутой ухмылочкой: «А вы разве мне докладываетесь?»

Снова зазвонил телефон. Бертон нервно снял трубку.

— Да… это я… Кто вы?

Голос он не узнавал.

— Это по поводу вашей жены… Она была похищена вчера вечером… Ей не причинят никакого зла, если вы поведете себя благоразумно…

Голос нарочно приглушен, что не помогло скрыть легкий южный акцент. «Корсиканцы!» — подумал Бертон.

— Что нужно? — рявкнул он.

— В данный момент от вас требуется помолчать. Ни слова полиции, ясно?.. Иначе вы рискуете не увидеть вашу жену живой.

— Это шутка?

— Подождите!.. Вот что мы нашли в сумочке госпожи Бертон… Связку ключей фирмы «Клинекс», пудреницу, золотую зажигалку, удостоверение личности… Я читаю: ваша жена родилась 17 февраля 1938 года в Дижоне… Вам понятно?.. Рост: один метр шестьдесят семь сантиметров. Особые приметы: маленький шрамик на правой щеке… Вы все еще думаете, что это шутка?

— Хорошо! — обрезал Бертон. — Сколько?

— Триста тысяч.

— Но у меня их нет!

— О! Один из крупнейших торговцев мехами в Париже?.. Ну же, посерьезнее! У вас они будут завтра… купюрами по пятьдесят… Мы скажем вам, куда положить пакет. И никому ни слова. Госпожа Бертон молода и красива. Было бы жаль!..

Трубку повесили. Бертон тяжело осел в свое кресло. Он внезапно ощутил себя подавленным. Не от боли. От радости! Как если бы он выиграл в тотализатор, что-нибудь неожиданное и к тому же совершенно исключительное!.. А между тем это только что произошло с ним! Он никогда не осмелился бы и мечтать о подобной удаче! До сих пор ему не очень-то везло. В первый раз, когда он попытался отравить Мари-Клод, ей обеспечили такой уход, что вытянули ее буквально в самый последний момент. Она вернулась мертвенно-бледная, похудевшая, но вполне живая. Не будь она госпожой Бертон, возможно, проявили бы меньше стараний. Но жене такого, как Бертон, не дадут так запросто умереть. И другой раз, когда он подстроил утечку газа. Все было пущено в ход… даже запросили по радио редкий препарат, который был послан из России самолетом. Можно подумать, что только бедняки имеют право умирать! Мари-Клод пообещала на будущее, что станет более осторожной, и по завершении исключительно короткого периода выздоровления вновь принялась за игры в войну. Это она, наверное, укатает его. А он, он отказался. Эти испытания слишком потрясли его. Ну, и вот теперь…

Когда он рассматривал способы покончить с ней… надежные способы… он никогда не останавливался на варианте похищения. Слишком трудно устроить… требует соучастников, создает возможности шантажа. Но подлинное похищение, и в некотором роде неожиданное, это же… это перст судьбы. А у этих похитителей тон злобный. Вероятно, главари шаек, специально прибывшие из Марселя, привлеченные рекламой «Бертон» и почуявшие большие денежки. Тридцать миллионов! Просто даром!