Сингальские сказки - Автор неизвестен - Страница 7
- Предыдущая
- 7/156
- Следующая
Все беды, выпадающие на долю принца, и все его приобретения являются необходимым условием его воцарения. Когда принцем пройден весь путь со всеми необходимыми этапами, царство даруется ему самой судьбой – перед ним опускается на колени празднично наряженный слон, выбирая его в цари государства, правитель которого умер, не оставив наследника. Реже принц получает царство отца принцессы или царя-вредителя.
Вместо принцессы в сказках иногда действует дочь царя нагов, дочь ситаны, дочь ракшаси. Обращает на себя внимание связь принцесс с цветами и водой – то и другое символизирует в волшебных сказках плодородие. Часто встречается мотив купающихся принцесс. В сказке «Принц и сын плотника» принцесса живет в колодце. Кроме того, принцессы так или иначе связаны с богатством: они могут иметь какое-либо отношение к нагам – хранителям сокровищ либо обладать талантом, приносящим большие деньги («О принце и принцессе, которую продали»). В сказке «Якшини драгоценных камней» принцесса-якшини охраняет реку с драгоценными камнями. Таким образом, получение принцессы принцем равнозначно обретению им богатства, плодородия, а также возвращению к жизни, поскольку во время заключительного испытания спасительницей принца часто оказывается принцесса, помогающая ему благополучно вернуться из подземного царства.
В роли помощников чаще всего выступают спасенные принцем животные, а также люди, якши и ракшасы. Иногда функции помощника выполняются принцессой. Характерен для сингальского фольклора образ помощника-наставника – отшельник или аскет может оказаться не только дарителем волшебного средства, но и советчиком принца, предсказателем или толкователем его гороскопа. В некоторых сказках помощником-дарителем является вдова.
Антагонисты принца в центральном испытании чаще всего якши и ракшасы, в заключительном – царь, который претендует на его принцессу. Царь-вредитель действует в союзе с веддой или вдовой. Обращает на себя внимание амбивалентность фигур вдовы и демонических существ – якшей и ракшасов.
Другой популярный сюжет волшебной сказки в сингальском фольклоре – это связанный в своих истоках с тотемистическими представлениями и обрядом инициации{5} сюжет о чудесном муже или чудесной жене, содержание которого – превращение животного в человека при условии заключения брака между животным и человеком.
В сингальских волшебных сказках этого типа главным действующим лицом чаще других является черепаха – мужской персонаж. Чудесным мужем может оказаться также нага или питон, женой – мышка, лягушка или зайчиха. Характерно для сингальских сказок отсутствие мотива превращения человека в животное злыми чарами. Напротив, в сказке «Принц, получивший черепаший панцирь» способность принимать облик животного даруется принцу сочувствующей ему богиней. В другой сказке («О принцессе и черепахе») герой – сын царицы – появляется на свет в облике черепахи, способностью выбираться из панциря наделяет его бог Сурья. Герои могут по собственному усмотрению менять свой облик. Для утраты этой способности, т. е. для окончательного и необратимого превращения в человека, необходим брак с человеком и сожжение шкуры животного.
Структурная схема этих сказок, как и сказок о странствующих принцах, включает в себя центральное испытание: так, в сказке «Принц-черепаха» принц отправляется к ракшасу за огненным петухом. Если речь идет о чудесной жене, ей приходится выполнять какие-либо сложные хозяйственные задачи – мышка зовет тысячу мышей, и они за одну ночь убирают с поля весь урожай («Жена-мышка»). В некоторых сказках центральное испытание опущено («Принц-нага», «Сын из тыквы», «Лягушачий костюм»). За центральным испытанием может следовать еще одно, во время которого принц демонстрирует свое умение охотиться и разоблачает лжегероев. Предварительного испытания в сказках на этот сюжет нет: герой совмещает в себе две природы – человеческую и животную – и не нуждается в помощниках-животных. Снижение в этих сказках реализуется прежде всего в принятии облика животного.
Таким образом, условиями превращения животного-человека в человека являются, Во-первых, испытание – необязательное условие – и, во-вторых, брак с человеком – обязательное условие. Согласие на брак должно быть получено в то время, когда герой находится в облике животного, а жених или невеста не подозревают о его двойственной природе. Сватовство может быть как очным, так и заочным. Жених или невеста, как правило, не выказывают недовольства тем, что им суждено соединить свою жизнь с животным, безропотно принимают свою судьбу и оказываются вознагражденными красотой своего супруга или супруги и богатством. Еще одним условием, необходимым для окончательной утраты облика животного, является сожжение шкуры животного, которое совершается женой (мужем) в то время, когда муж (жена) снимает ее для того, чтобы выкупаться или пойти в буддийский храм слушать бана. Эта ситуация символизирует двойное очищение – водой (религиозное) и огнем.
Среди подобных сказок выделяется «Рассказ об улитке», где улитка – не супруг, а названый брат героини: маленькая девочка так горюет об ушедшем из дома старшем брате, что начинает с нежностью заботиться об улитке, называя ее своим старшим братиком с круглой спинкой. В конце концов из раковины появляется младенец принц, «подобный солнцу или луне», и царь забирает его и девочку в свой дворец.
Если главным героем сказки о браке человека с животным является мужской персонаж, то сюжетная схема во многих отношениях оказывается близка сказкам о странствующих принцах. В том случае, если в центре повествования стоит женский образ, эти сказки сближаются с так называемыми женскими сказками.
В сингальском фольклоре можно выделить следующие типы волшебных женских сказок. Во-первых, это сказки, начинающиеся как сказки о странствующих принцах, где по ходу повествования основное внимание переносится на принцессу («Принцесса-брахман»). Во-вторых, сказки, построенные по такой же сюжетной схеме, но принцесса заявлена как главный персонаж с самого начала повествования («Холман Писса»). И наконец, в-третьих, это сказки на сюжет о гонимой падчерице (дочери, невестке, сестре). В двух первых случаях героинями являются женщины смелые, энергичные и изобретательные: так, в сказке «Принцесса-брахман» принцесса, разлученная с принцем, переодевается брахманом, сводит на нет все попытки разоблачить ее и, в конце концов, отыскивает своего принца. В другой сказке принцесса спасается от козней своих врагов, наказывает их, ее, переодетую в мужское платье, выбирает в цари слон.
В сказках о гонимых родственницах основными женскими добродетелями почитаются терпение и умение вести хозяйство. Героини безропотно выносят выпадающие на их долю страдания и унижения и за свое смирение награждаются богатством или знатным мужем («Золотой огурец», «Девочка и мачеха»). Добродетельной героине часто противопоставляется недобросовестная и злая, что придает повествованию дидактическую окраску.
В заключительном разделе сборника читатель найдет сказки и басни о плутах, дураках, неверных женах, ворах, лентяях и др. Все это многообразие персонажей, в конечном счете, охватывается противопоставлением умный (хитрый, удачливый) – глупый, и основными героями бытовых сказок оказываются плут-трикстер и дурак.
Бытовая сказка дает несколько вариантов образа трикстера, причем в тесной взаимосвязи оказываются характер трюков и сюжетные схемы сказок. Главным действующим лицом бытовой сказки может быть трикстер, приблизительно тождественный фигуре трикстера сказок о животных,- хитрый, находчивый, предприимчивый, умеющий выпутаться из любой затруднительной ситуации, обратить ее себе на пользу, всегда оказывающийся в выигрыше. Мотивировками основного действия – трюка, как и в сказках о животных, являются предпринимательство, самозащита и месть; антропоморфные трикстеры прибегают к тем же трюкам, что и животные-трикстеры. Этот тип бытовых сказок построен по той же сюжетной схеме, что и сказки о животных: Замысел – Трюк – Осуществление замысла. Помимо буквальной реализации этой схемы («Невидимое шелковое платье») в пределах одного сюжета возможны следующие варианты: неоднократное повторение схемы («Как крестьянин просо покупал») – один трюк сменяет другой, за ним следует третий и т. д. Если в сказке действуют два трикстера, обманы могут совершаться как поочередно («Человек в треугольной шляпе»), так и одновременно («Гампола и Рахигама»).
5
Связь подобных сюжетов с обрядом инициации устанавливается В. Я. Проппом в его работе «Исторические корни волшебной сказки» (JI., 1946) на основе утверждения Д. Фрезера о том, что во время обряда посвящения из посвящаемого вынималась душа и передавалась тотемному животному.
- Предыдущая
- 7/156
- Следующая