Я родом из СОБРа - Зверев Сергей Иванович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/52
- Следующая
Даже тогда Рамазан не испытывал желания кого-то избивать, наказывать, «ставить на счетчик» и высчитывать проценты, хотя и зарабатывал на этом. Сам выросший в тяжелом крестьянском труде, он прекрасно понимал тех людей, которые не желали отдавать свои нажитые упорным трудом деньги. Арби же, наоборот, брался за такие поручения с удовольствием. «Бригадир» сразу увидел разницу характеров и старался поручать Рамазану «утряску» внешних дел группировки, то есть договариваться с другими «братками» о разделе сфер влияния, территории или определять дату и сумму выплаты долга. Он знал, что Рамазан никогда не назначит непомерную цену и не поставит заранее невыполнимые условия. Это позволило значительно укрепить позиции «бригады» в русском городе и избегать ненужных стычек с остальными криминальными группировками. Молодой чеченец успешно выполнял подобные поручения, отличаясь смелостью, расчетливостью и трезвым умом. Арби же «спускали с цепи» в особых случаях, и тот расправлялся с врагами и должниками «бригады» жестоко и эффективно.
Тогда Рамазан был еще молод и считал, что мужчина должен зарабатывать деньги, а способ добывания их роли не играет. Позже до него все-таки дошло, что совесть является вполне материальной субстанцией и способна не давать спать по ночам.
Особой дружбы между земляками никогда не было. Рамазан всегда удивлялся непонятной агрессии Арби, в отдельных случаях он считал ее совершенно излишней. После того памятного случая, когда по невероятному стечению обстоятельств рядом оказался и вмешался в «разборку» с братвой Якоря тот самый русский, с которым он служил («Как же его? Алексей, да...»), Рамазан уехал домой. Тогда Арби, не довольствуясь тем, что Рамазан под угрозой пистолета отогнал напавших на них на базаре «братков», выхватил оружие у земляка и застрелил двоих. Нужды в этом не было, якоревцы уже отступили, вяло огрызаясь, и дело явно должно было решиться переговорами на «высшем уровне» о разделе сфер влияния. Убил русских Арби зря, хотя, может быть, их жизни не стоили в тот момент и десяти копеек. Рамазан потом часто задумывался о том, убил бы он того самого здорового, который в него целился и готов был спустить курок. После некоторых размышлений он пришел к выводу, что с удовольствием избил бы его; возможно, даже и покалечил бы, но не убивал. А вот Арби об этом никогда не задумывался, как человек, который живет одним сегодняшним моментом.
Потом их дорожки разошлись, и Рамазан не знал, где Арби и что с ним. Он вспоминал свои приморские приключения с некоторой долей стыда и старался отогнать эти воспоминания. Где-то через год он узнал, что почти всю их «бригаду» забросали гранатами в маленьком придорожном кафе, где у чеченцев был своеобразный штаб. Это произошло через месяц после событий на рынке. Несколько оставшихся в живых по чистой случайности человек быстро уехали в республику, и Рамазан, который связан был с ними только деньгами и легкими приятельскими отношениями, их никогда больше не видел. И совершенно не переживал по этому поводу. А сейчас вот с одним из них и встретились.
Рамазан отступил на пару шагов и вполголоса поинтересовался у ближайшего соседа, что здесь происходит.
– Да сам точно не знаю, вот эти, – он кивнул на боевиков, – пришли сюда. Узнали, что здесь русские живут, зашли в дом, вытащили Бортникова, начали его бить, тут Оля прибежала, накричала на них. Они удивились, думали, чеченка за него заступается... И что сейчас будет, не знаю. Просто так они его не оставят. Вроде уже собрались уходить, а вот этот не отстает, – и сосед еле уловимым кивком указал на Арби.
Вздохнув, Рамазан протиснулся сквозь кучку боевиков и произнес:
– Салам алейкум, Арби.
Арби, который со своей неприятной улыбкой советовал отцу Оли самому спустить штаны, чтобы чеченец не трогал грязную русскую свинью руками, и подставить себя для порки, на полуслове запнулся и с удивлением обернулся к хмурому Рамазану.
– О! Какие люди! И без охраны! – произнес он на русском, затем перешел на чеченский. – Ваалейкум ассалам! Так и думал, что встречу тебя здесь. Еще ехали сюда, я подумал, что надо тебя найти... Вспомнили бы, как мы этих русских во Владивостоке трахали!
Он закинул автомат за спину и подошел к Рамазану. Они обнялись. Все-таки знали друг друга давно...
Арби улыбался, но глаза его оставались холодными и расчетливыми. Особой радости он не выказал, друзьями они никогда не считались; какой бы дурак Арби ни был, он всегда чувствовал исходящую от Рамазана глухую неприязнь и отвечал тем же, впрочем, не стараясь обострить отношения. На русской территории чеченцам ссориться нельзя. За этим строго смотрел «бригадир», которого впоследствии конкуренты нашпиговали осколками от гранат, как новогоднюю утку яблоками.
Все повернули к ним головы, даже Оля подняла заплаканные глаза и посмотрела на угрюмого соседа.
– Во Владивостоке, может, и трахали, а вот здесь никого трахать не надо, – хмуро произнес Рамазан. – Оставь человека в покое; он в нашем селе живет, мы сами разберемся, что с ним делать.
Стоявшие вокруг местные чеченцы переглянулись и подошли ближе.
– Э, Рамазан, сердце у тебя всегда было мягкое и доброе, хотя трусом ты никогда не был, – проговорил с той же зловещей улыбкой Арби, не сводя взгляда со своего давнего знакомого. Он выпрямился, развернул плечи и громко, уверенно сказал: – Теперь с русскими мы разбираться будем, а вы все идите по домам! Вам тут делать нечего! – Арби оглянулся и обвел глазами окруживших их людей. Неприкрытая угроза прозвучала в его голосе.
Центральная власть Москвы в республике благополучно рухнула, и ее место стали занимать множество удельных и самостоятельных «князьков», располагавших некоторыми деньгами для сколачивания и содержания вооруженных отрядов. Практически все они контролировали нефтевышки и продажу бензина за пределы Чечни, соперничая или договариваясь друг с другом. Так как своей центральной власти у чеченцев никогда не было (даже в далеком прошлом своих князей они не имели), то существование нации строилось на отношениях и значимости тейпов.
Но любой человек не хочет осложнять себе жизнь, чеченцы не исключение, и с такими вот боевыми отрядами простые люди старались не связываться, если боевики не задевали их самолюбие и чувство чести.
Арби все рассчитал правильно. Некоторые из жителей села, пожав плечами, отступили, переглянулись и стали расходиться. Ведь речь шла не о чеченцах, и это существенно меняло дело.
Дочка Бортникова резко обернулась к улыбающемуся боевику, стоя на коленях возле головы отца с намокшим от крови платком в руке. Она молча посмотрела на людей в камуфляже, и в глазах у ней плеснулся ужас. Она выросла в этом селе, знала всех, и все знали ее, но сейчас ей не приходилось рассчитывать на чью-то помощь. Ведь она была русская...
Рамазан поймал ее взгляд, все понял, сжал зубы и выдохнул воздух через нос. Взгляд его стал холодным, черты лица закаменели. «Эта русская не посчитала его за мужчину», – со злостью подумал он. Ну что ж...
Он неторопливо прошел еще пару шагов и остановился перед Арби. Тот с холодной, змеиной улыбкой посмотрел на него.
– Моя фамилия Султабеков, – негромко произнес Рамазан.
На мгновение собравшихся накрыла тишина, в которой слышно было только постанывание Олиного отца.
То, что Рамазан назвал свою фамилию, значило очень многое для окружающих его людей. Этим он обозначал, что сейчас он произнесет слова или совершит действия, за которые берет ответственность его род. Все чеченцы прекрасно осведомлены о всех тейпах в своей республике, их значимости и численности, и сейчас фамилия Рамазана дала им достаточно информации. Боевики переглянулись.
Рамазан сделал секундную паузу и втянул воздух в легкие. Все-таки нелегко это – объявлять кому-то личную войну. Ведь за свои слова придется нести ответственность, слишком много людей присутствуют здесь сейчас. Это потом в дело вмешаются старшие с обеих сторон, чтобы попытаться остановить слишком горячую молодежь, но все это будет после. Сейчас главное для Рамазана – определить для себя, правильное ли решение он принял, чтобы впоследствии не краснеть за него перед своим родом.
- Предыдущая
- 28/52
- Следующая
