Шотландия. Автобиография - Фруассар Жан - Страница 48

• Предыдущая
• 48/135
• Следующая

Автор этих строк обдумывал всевозможные варианты — исходя из того, что люди будут ему подчиняться; быть может, размышлял он, стоит рассадить всех в оставшиеся лодки и отчалить, а «Смитон» сумеет их подобрать? И он уже собрался известить рабочих о своем плане и предложить, чтобы, с учетом грозящей опасности, все они сняли верхнюю одежду, когда верхушка скалы окажется под водой. Морякам же следует выкинуть из лодок все лишнее, и тогда все, кто поместится, сядут в лодки, а прочие поплывут рядом, держась за планшир, и лодки пойдут на веслах в направлении «Смитона», поскольку маяк от катера находился на подветренной стороне.

Но когда он попытался заговорить, то не смог вымолвить ни слова — во рту пересохло, и язык отказывался слушаться. Тогда он повернулся, зачерпнул морской воды из лужицы у ног и смочил губы, что принесло облегчение. И каков же был его восторг, когда, выпрямляясь, он услышал чей-то крик: «Лодка, лодка!» и увидел невдалеке большую лодку, державшую курс на скалу. Все, кто был на утесе, оживились и возбужденно загомонили. Нашим спасителем оказался Джеймс Спинк, лоцман из Арброта; выяснилось, что он некоторое время наблюдал за «Смитоном» и предполагал, по погодным условиям, что все строители на борту катера, пока не подвел свое судно поближе и не разглядел людей на скале; впрочем, полагая, что его вмешательство не требуется, он бросил якорь и принялся рыбачить, ожидая, как обычно, что мы дадим ему сигнал вести нас в гавань — его лодка была слишком крупной, чтобы приближаться к скале без риска напороться на камни…

Когда обстоятельства счастливо переменились, шестнадцать мастеровых в два приема перевезли на лодку… за ними последовали вторые шестнадцать человек. Потом мы взяли на буксир свои лодки, и всякий был безмерно рад покинуть Белл-Рок тем утром, пусть нас ожидал долгий и опасный переход к гавани, ведь ветер к тому времени изрядно усилился, а море вспенилось и катило валы…

Болд, инженер и торговый агент графа Мара, написал научный трактат о горном деле, в приложении к которому простым слогом изложил свое впечатление об условиях работы в шахтах. Несмотря на леденящее кровь описание, лишь постановление правительства от 1840 года запретило использование в шахтах женского и детского труда.

…Мы посчитали возможным вынести на общественное рассмотрение условия труда той группы населения, каковая непосредственно связана с добычей угля и каковая трудится поистине в рабских условиях, подобные которым едва ли наличествовали в самые темные эпохи варварства. Эту группу составляют женщины, выносящие уголь в шахтах Шотландии… Они не только относят уголь из забоя на поверхность, но и затаскивают его на самый верх угольных куч, как было заведено исстари, и просто удивительно, что подобный обычай сохранился до наших дней, вопреки всем усовершенствованиям.

В Англии о таком не слыхивали, да и в окрестностях Глазго этот обычай уже изжит… Однако достоверно известно, что, хотя сей труд тяжек и утомителен, находятся молодые женщины, не испытывающие к нему отвращения, веселые и легкомысленные, будто светские дамы, и если бы им представилась возможность выбирать род занятий, они все равно выбрали бы именно эту работу; посему винить хозяев и мужей не следует. Однако сам обычай, безусловно, является тягостным и дурным пережитком.

Поскольку же подобным трудом промышляют не только молодые женщины, но и матери семейств, сей обычай подлежит запрещению, пусть сами они воспринимают работу, нисколько не жалуясь…

В тех шахтах, где используют не лошадей, а людей, шахтер уходит на работу около одиннадцати вечера (сопровождаемый сыновьями, если они достигли соответствующего возраста), когда остальное человечество отходит ко сну. Сначала нужно подготовить уголь к перевозке, вырубив его из пласта. Спустя приблизительно три часа, жена шахтера (в компании дочерей, если те уже довольно выросли) спускается в забой; младенцев несут на руках, завернув в одеяла, и оставляют на попечение старухи, каковая за небольшую плату присматривает за тремя-четырьмя детьми и, в отсутствие матерей, кормит их элем или виски, разбавленным водой. Детей постарше оставляют под присмотром соседей, и поистине удивительно, что в таких условиях они все же вырастают…

Мать, избавившись таким образом от младших детей, спускается в забой вместе со старшими дочерьми, и каждая принимается складывать в принесенную с собой корзину куски угля; вес набирается такой, что часто эту корзину на женские спины поднимают двое мужчин; девочкам делают некоторое послабление. Мать идет первой, держа в зубах зажженную свечу, дочери следуют за ней, и так они доходят до дна колодца и начинают медленно взбираться по лесенке, время от времени останавливаясь перевести дыхание, пока наконец не выбираются наружу и не выгружают уголь; так они спускаются и поднимаются восемь или десять часов почти без отдыха. Часто можно видеть, как они, поднимаясь наверх, плачут от усталости, однако, едва освободив корзины, обретают былую веселость и снова спускаются вниз, что-то напевая.

Объем работы, выполняемый в шахте крепкой женщиной, не может не поражать. К примеру, мы видели женщину, которая за упомянутый выше срок смены поднимала груз весом не менее 170 фунтов, проходила вверх по забою не менее 150 ярдов, затем поднималась по лесенке длиной 117 футов и затаскивала корзину на высоту 20 ярдов от земли. И все это она делала не менее двадцати четырех раз за день… Иными словами, всего за сутки женщина поднимает на поверхность 4080 фунтов угля, то есть 3600 английских фунтов, а нередко случалось и так, что этот вес достигал двух тонн. Платят же за такую работу всего восемь пенсов в день!..

Угольщик, вместе с женой и детьми, завершив труды, возвращается домой, где их не ожидает никаких удобств; одежда мокрая и покрыта грязью, башмаки едва держатся, и не удивительно поэтому, что они часто болеют, ведь стужа выхолаживает их тела.

Придя домой, где тоскливо и мрачно, огонь, как правило, в очаге не горит, а кухонная утварь жирная и немытая, женщина, ведомая инстинктом, сразу бежит за оставленным на попечение младенцем и начинает укачивать его, даже не сняв грязную одежду.

Из-за того, что мать вынуждена столько времени проводить в шахте, дети не получают надлежащего воспитания, а домашние дела забрасываются, что никоим образом не способствует семейному счастью. Допускают, что именно по причине такого образа жизни инфекционные болезни куда чаще поражают детей шахтеров, нежели детей любых других групп населения; в один год число смертей превысило число родившихся. Загляните в их дома; вы без труда увидите подтверждение сказанному.

Этот же образ жизни побуждает их бездумно тратить заработанные деньги. Посему они постоянно испытывают нужду. Не приходится сомневаться, что есть и исключения из этого правила; однако и то, о чем упомянуто, далеко не редкость…

Помимо жен и дочерей угольщиков, есть и другие женщины, которые трудятся на шахтах, и это женщины, не состоящие ни в каком родстве с теми, кто их нанимает. Они поступают в распоряжение десятника, и тот приставляет их выносить уголь за любым шахтером, кому это понадобится, так что, бывает, они каждый день меняют добытчика; это самое настоящее рабство, а поскольку шахтер по характеру своего труда предрасположен к злобе и раздражительности, он нередко наваливает в корзины, носимые этими женщинами, столько угля, что можно сломить не только дух, но и хребет любому живому существу.

Эти женщины вполне осознают тяготы своего положения, поскольку те очевидны, в особенности тем, кому доводилось путешествовать под землей. И все же мы приведем один показательный пример.

Из одной шахты вышла замужняя женщина. Она пошатывалась под весом корзины, ее руки дрожали, и колени грозили вот-вот подломиться. Поднявшись наверх, она сказала самым жалобным тоном: «Сэр, какая ж это тяжкая доля! Жаль, что Господь не попустил, чтоб первая женщина, взявшаяся носить уголь, сломала себе спину. Тогда никто бы за это снова не взялся».

• Предыдущая
• 48/135
• Следующая