Взгляни на небо - Дворкин Илья Львович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/27
• Следующая

Витальке несчетное число раз делали разные уколы, он покорно глотал таблетки, и когда бы ни приходил в себя после горячечного полусна, полузабытья, он видел перед собой почерневшее от бессонницы и горя лицо отца.

Потом отца сменила мама.

Поправлялся Виталька медленно и трудно. Но выкарабкался.

Отца словно подменили. Он стал тихий, пришибленный какой-то. Виталька однажды слышал, как мать говорила ему:

— Ну что казнишься! Ну случилось несчастье, с кем не бывает! Кончилось ведь все хорошо. Ты погляди на себя — тень, а не человек.

— Да, да… Я ничего, ты не волнуйся, — бормотал отец. До конца учебного года оставался месяц, полторы четверти проболел Виталька, безнадежно отстал. На семейном совете было решено пропустить учебный год, отдохнуть как следует, набраться сил.

Витальке снова предстояло идти в пятый класс.

Но пятый класс ему довелось кончать в колонии для малолетних правонарушителей.

Родька очнулся от своих видений, сорвал травинку, пожевал — горькая. Сплюнул. И снова стал вспоминать.

В тот год весна пришла рано. Было очень тепло, и в Юрмалу хлынули отдыхающие.

Майори, Дзинтари, Дубулты наводнили веселые, пестрые толпы приезжих.

Виталькины сверстники еще учились, и он целыми днями одиноко бродил вдоль Рижского залива по желтоватому плотному песку пляжа, бесконечной крутой дугой отделяющему Юрмалу от моря. Искал в зеленых валиках выброшенных морем водорослей желтые кусочки янтаря — солнечного камня. В этой окаменевшей древней смоле попадались удивительные вещи. Виталька больше всего дорожил зеленоватым прозрачным янтарем, внутри которого застыл доисторический комарик. Он отполировал находку и постоянно носил в кармане.

Камень был теплый, словно живой. Но Витальке было смертельно скучно.

И когда он познакомился с Кубиком и его компанией, обрадовался и ожил.

Вернее, познакомился — не то слово, знал он этого Кубика давно, знал и побаивался. Водился Кубик с местной шпаной, из седьмого класса его выгнали, и два года он где-то пропадал. Поговаривали, что Кубик побывал в колонии, и в ореоле этих слухов кривоногий, плотный коротышка Кубик (его еще звали «Кубик на колесах») казался фигурой таинственной, опасной и романтической.

Он верховодил шумной, нахальной компанией мальчишек, вечно жевал жвачку, выменянную у иностранных туристов, прилично играл на гитаре и очень ловко метал большой складной нож. Без промаха попадал в ствол дерева шагов с пятнадцати.

Компания Кубика задирала прохожих, распевала под гитару, резалась в карты на пляже и побаивалась одного только Юргиса Калныня — участкового милиционера. Неторопливый, медлительный Калнынь отбирал карты, спокойно рвал их в клочки, говорил одно слово:

— Уймись!

Кубик угодливо улыбался, давал всяческие обещания, но униматься и не собирался.

Когда Калнынь отходил, лицо Кубика перекашивалось от злости, и он шипел вслед:

— Мент проклятый! Погоди у меня, доходишься!

И длинно цвикал слюной сквозь зубы. На Витальку ни Кубик, ни его дружки не обращали внимания, не снисходили.

Но за время болезни Виталька здорово повзрослел и вытянулся, он стал выше Кубика на полголовы и свято уверовал в истину, вычитанную в какой-то книжке: там герой говорит, что когда человек ходит, то растет в одну сторону, а когда лежит, то в две.

Виталька отлежал два с половиной месяца и блестяще подтвердил эту теорию.

Однажды он шел вырезать себе удилище и в зарослях над пляжем наткнулся на компанию Кубика. Они сидели в кружок, играли в карты. На траве лежали деньги.

Кубик увидел Витальку, затянулся сигаретой, выпустил красивое кольцо дыма.

— Ну, что бродишь, утопленник, — весело сказал он, — садись с нами, метни карту.

Виталька смущенно улыбнулся.

— Не умею, — сказал он.

— Садись, научим, плевое дело, — ответил Кубик. — Деньги есть?

Виталька запустил руку в карман, нащупал рубль, позвенел мелочью.

Научиться играть в «двадцать одно», в очко, оказалось нетрудно. И тут неожиданно для самого Витальки выяснилось, что он человек очень азартный. Ощущение, когда он брал карту, складывал очки, было настолько острым и необычным, что у Витальки руки дрожали. И не от жадности, нет, от возбуждения. Он с таким же азартом играл бы на спички или на щелчки, но здесь играли на деньги, и Виталька свой рубль с мелочью просадил очень быстро.

— Все? — спросил Кубик. — Пустой? Отвали.

И снова стал сдавать карты. Витальку он уже не замечал. А у того просто руки чесались еще разок испытать свою удачу.

— Сейчас, сейчас, — проговорил он, — сейчас принесу, только домой сбегаю.

— Вот! Это по-нашему! А ты, оказывается, заводной! — похвалил Кубик. — Возвращайся быстрей.

Виталька кинулся домой, открыл жестяную коробку из-под леденцов, где хранил все свои накопленные на спиннинг деньги — двенадцать рублей восемьдесят копеек, зажал их в потном кулаке и побежал обратно.

Когда он вернулся, в кустах чинилась расправа. Кубик сидел верхом на груди длинного сутулого мальчишки по имени Валдас и методично отвешивал ему пощечины. Валдас ревел, но не сопротивлялся.

— Не садись без денег, не садись! — приговаривал Кубик. — На холяву[1] проехаться хочешь! Не садись!

Остальные равнодушно наблюдали за расправой. Потом он спокойно слез с Валдаса, сказал:

— Поехали дальше.

И стал сдавать карты.

Валдас встал, шмыгнул носом, размазал по своей длинной унылой физиономии слезы и уселся рядом с Кубиком. Тот покосился на него, но промолчал. Потом заметил Витальку. Обрадовался.

— А-а-а! Пришел? Садись, садись, дорогой! Бери картинку.

Везло в тот день Витальке необычайно. Через час он выиграл двадцать три рубля. Двенадцать восемьдесят плюс двадцать три! Неслыханная сумма денег шуршала в его карманах. Но он все еще не верил, что это всерьез.

— Ребята, — сказал он сконфуженно, — не надо мне. Вы заберите, кто сколько проиграл.

— Чего-о? — Кубик вылупил глаза. — Шутки шутишь? Ты у меня гляди. Карточный долг — долг чести. Запомни!

Три дня не ходил Виталька к Кубику. Дурные деньги жгли карманы. Но так тянуло, так тянуло снова испытать остроту риска и сладость удачи, победы. И он снова пошел. И проиграл все до копейки. Нормальное дело.

Кубик охотно дал в долг. Через неделю Виталька не мог спать от ужаса, метался и не находил выхода — он был должен Кубику тридцать два рубля. И достать их было негде.

В воскресенье отец с мамой уехали в Ригу, Виталька сидел дома один. Пришел Кубик.

— Айда на пляж, — пригласил он.

— Слушай, Кубик, у меня… у меня денег нет, не могу я долг отдать.

— А-а, делов-то! — беспечно отмахнулся Кубик. — Отработаешь.

— Как?

— Пойдем на пляж — покажу.

Это оказалось очень легко — отработать. Кубик долго бродил по пляжу. Беспечно посвистывал, курил, бесцеремонно перешагивал через распластанные на теплом песке тела.

Тысяча людей блаженно жмурились, ловили бледной своей кожей солнечные лучи, подставляли спины и животы, впитывали живительные «ультрафиолетики».

Кряжистая фигура Кубика выгодно отличалась от остальных густой загорелостью.

Он что-то высмотрел, подошел к своей молчаливой компании.

— Ты, — ткнул он пальцем в грудь Витальки, — и ты, — в грудь Валдаса, — пошли.

Валдас вскочил.

— Куда? — спросил Виталька.

— Пошли, — сказал Кубик, — поборетесь. Погляжу, кто кого. Матч века: Утопленник с Фитилем.

Он бесцеремонно схватил Витальку за руку, протащил вперед. Виталька ничего не понимал.

Валдас покорно плелся сзади, загребал косолапыми ногами песок. Кубик подтолкнул его к Витальке.

— Давай, — приказал он.

И неуклюжий Валдас неожиданно резко прыгнул на Витальку, сбил его на песок.

Виталька разозлился.

Валдас пыхтел, жарко дышал ему в лицо, и было ясно, что зубы он не чистил давно.

Виталька вывернулся из-под него, и тут навалился Кубик.

• Предыдущая
• 15/27
• Следующая