Тропою разведчиков - Данилевская Нина Владимировна - Страница 27

• Предыдущая
• 27/36
• Следующая

— Хорошо, что ночь, — невесело пошутил Балашов. — Хоть не видно, куда ставишь ногу. Днем бы я ни за что не спустился.

— В следующий раз возьмем парашюты, — скупо усмехнулся Кожухарь.

Наконец разведчики перевели дух. Им не верилось, что спуск закончился и они остались целы. Они быстро двинулись вниз по крутому, извилистому переулку.

Рындин свернул вправо. Улицы не освещались, хотя где-то неподалеку стучал движок. Внезапно Рындин остановился. Они прислушались. Из темноты нарастал шум мерных тяжелых шагов.

— Патруль! — шепнул Кожухарь.

Спрятаться было негде — ни ворот, ни калитки. А грохот сапог раздавался все ближе. По знаку Кожухаря, они перелезли через каменный забор. Патруль прошел. Путь был свободен.

Дом, куда привел разведчиков Рындин, стоял на отлете, в маленьком глухом переулке. Партизан здесь принимали не впервые. Хозяйка, немолодая женщина с землистым лицом, поставила на стол холодную картошку и стала тонкими ломтями резать хлеб, с опаской посматривая на оружие разведчиков. Партизаны никогда еще не приходили так открыто.

При свете мерцавшей коптилки Кожухарь огляделся. Жили здесь бедно. Голые стены, посередине комнаты стол, возле него две табуретки. Да еще у окна в большом глиняном горшке цвела чахлая герань, которую с неожиданной нежностью потрогал своими большими руками Рындин. В углу тускло поблескивали образа.

Худой старик — наверное, отец хозяйки — неопределенно кивнул в сторону:

— Ну, как там?

— Ничего, дед.

— Да-а… А я вот тоже двух Георгиев имею… Еще за прошлую германскую, — сказал старик. Он сказал это без хвастовства, просто желая стать чем-нибудь ближе людям оттуда.

Хозяева слышали про орудие, которое разыскивали партизаны, но где оно установлено — не знали. Выяснилось, что местным жителям вообще ничего не известно. Всюду запретные зоны, из города никого не выпускают.

Кожухарь напряженно думал. Вдруг он оживился:

— Будем брать языка!

— Ну что ж! Этого добра здесь хватает, — сказал Рындин, вставая из-за стола и дожевывая картошку.

Разведчики шли пустынными ночными улицами, подстерегали за углами, караулили на перекрестках. Все было напрасно. Кроме парных патрулей, на улицах никого не было. А время шло. Скоро рассвет.

Где-то опять послышался мерный стук движка, и разведчики повернули в ту сторону.

В конце переулка, во дворе, отгороженном невысоким забором, раскачивалась подвешенная на шесте электрическая лампочка. При ее свете разведчики увидели несколько мотоциклов и фургон-прицеп, в котором работал движок. В стороне стоял автомобиль с кузовом-вагончиком. От прицепа к автомобилю шел толстый кабель.

— Радиостанция, — шепнул Кожухарь.

Разведчики притаились около забора. Щелкнула дверь вагончика, мелькнула полоска света. Донесся обрывок немецкой речи. Дверь захлопнулась. Грузный немец не спеша уходил в глубь двора. Вдруг он повернул и быстро зашагал к забору, за которым, согнувшись, притаились разведчики. Балашов схватился за нож. Кожухарь вцепился в его руку. Рындин рывком выпрямился и ударил немца по голове. Тот молча повалился грудью на забор.

Через четверть часа разведчики были в маленьком домике.

«Языка» примостили на табуретке и привели в чувство. У пленного громко и часто стучали зубы. Ему дали воды. Кожухарь посмотрел в солдатскую книжку пленного и начал допрос.

— Капрал Франц Гассель?

— Да.

— Воинская часть?

— Пятидесятая пехотная дивизия, рота связи.

— Ваша профессия?

Пленный оживился.

— О-о, я рабочий. Бавария, завод. Понимаете? Гроссмайстер пива. Я делал экстрапиво!..

Кожухарь оборвал его:

— Ваша военная специальность?

Пленный снова залязгал зубами:

— Мотоциклист, связной.

Кожухарь достал карту:

— Покажите зенитные батареи.

Капрал провел языком по пересохшим губам и огляделся. Возле печки сидел старик и с нескрываемым любопытством смотрел на пленного. Рядом стояли Балашов и великан Рындин. Пленный судорожно икнул.

— Ну, я жду! — повелительно проговорил Кожухарь.

Капрал наклонил голову, избегая взгляда Кожухаря, и хрипло сказал:

— Не могу.

— Можешь! — резко бросил Кожухарь.

Пленный вздрогнул, втянул голову в плечи и поспешно согласился:

— Да-да! Могу, битте!

Дрожащими руками он взял карандаш.

Наблюдения с вершины Курушлю пригодились. Показания капрала совпадали с данными разведчиков. Немец их не обманывал.

— Гут, — поощрительно сказал Кожухарь. — А теперь покажи, где новая железнодорожная ветка?

Довольный тем, что угодил, капрал с готовностью уставился на карту.

— Вот! — Он начал вести линию от основной магистрали и сейчас же положил карандаш. — Ее уже нет, разобрали… — растерянно проговорил он.

Кожухарь утвердительно кивнул головой:

— Правильно. — И, глядя на капрала в упор, вдруг спросил: — Где гросс-пушка?

Глаза пленного забегали. Он растерянно переспросил:

— Гросс-пушка?.. «Шварцхорст»?..

— Ну! — торопил Кожухарь.

Капрал покорно вздохнул.

— Здесь, — сказал он, ставя на карте крест.

— А как передали о пушке в Севастополь? — спросил Марк.

— Что с ней сталось потом? — торопил рассказчика Юра.

Балашов, улыбаясь, посмотрел на часы:

— Время у меня на исходе, ребята, но что с вами поделаешь! А с пушкой получилось так. Когда мы пришли в отряд, то узнали, что в этот день прилетал истребитель и, в ответ на партизанские условные сигналы ракетами, сбросил вымпел. В вымпеле была записка:

— «Кошкой»? Что это значит? — зашумели ребята.

— А вы не перебивайте, — нахмурился Балашов. — Сейчас все узнаете. И про кошку тоже…

На другой день на рассвете мы были на небольшой поляне.

В центре поляны партизаны поставили два высоких шеста, метрах в десяти один от другого.

На шесты сверху натянули веревку. Получилось сооружение, напоминающее букву «П». К веревке привязали обернутый материей пакет с донесением. Вскоре мы услышали рокот мотора и дали сигнал: две красные и одну зеленую ракету.

Самолет, снижаясь, стал виражить над поляной. Потом, как бы примеряясь, пролетел над шестами и пошел на следующий заход. Снова подлетев к поляне, летчик с борта самолета выпустил длинную веревку, на конце которой был привязан небольшой четырехлопастный якорь — это и была «кошка». Этим якорем летчик подцепил веревку с донесением и втянул ее в самолет.

Вот так было передано в Севастополь донесение о выполнении особого задания и карта с точными координатами пушки. Через несколько дней самолет прилетел вновь и сбросил вымпел с благодарностью от командования и сообщением, что страшное орудие уничтожено нашей авиацией…

Балашов помолчал и снова взглянул на часы:

— Мы скоро снимаемся. Если вопросов больше нет…

Он встал. Ребята тоже поднялись, но как-то нерешительно переглядывались.

— Вижу, есть что-то еще. Ну уж спрашивайте! — засмеялся моряк.

— Вы правы, Михаил Григорьевич, — сказал Юра. — Мы и пришли-то к вам из-за этого. Нас интересует то, что связано с последним поручением комиссара, которое дал он ординарцу Шитову.

Легкая тень скользнула по лицу Балашова:

— А откуда вы узнали о поручении, о Шитове?

Юра коротко рассказал о беседах с Запольским.

— Петр Сергеевич сказал нам, что Шитов говорил об этом только с вами, — закончил Юра.

Балашов задумчиво постукивал пальцами по раскрытой книге.

— Да, — сказал он, наконец. — Андрей Шитов говорил со мной. Я был возле него до конца. Шитов бредил. Лишь один раз он узнал меня. Он рассказал мне, что Кременецкий передал ему сумку. Андрей закопал ее в оцинкованной коробке в землю, боясь, что не дойдет живым до отряда. Но где закопал — этого я не мог понять, ребята. Опять у Шитова начался бред. Больше Андрей не приходил в себя.

• Предыдущая
• 27/36
• Следующая