Только для влюбленных - Лоренс Терри - Страница 14
- Предыдущая
- 14/40
- Следующая
Тела. Гвен задумалась над этим словом. Пока Дейв говорил, она не сознавала, что вновь заняла место позади него и принялась массировать его плечи. Он откинул голову, бледные ресницы на загорелых щеках, широкая улыбка, плечи расправились под ее быстрыми пальцами.
— Не останавливайся. Чувство приятнейшее.
Мужчина расслабляется при первом удобном случае — умение, которому она завидовала. Гвен сравнивала свои собственные чувства, тот узел напряжения, какой она носила в себе месяцами, тот, что ослаблялся всякий раз, как Дейв заставлял ее смеяться, и расслаблялся еще сильнее, когда он к ней прикасался.
— К слову о реальной жизни, — пробормотала Гвен. — Мне хочется поблагодарить тебя за тот комический трюк со спортивным комментатором в ресторане.
— Юмор может сильно обезоруживать, «Это бывает, видимо, очень часто», — подумала она.
— Я уяснила кое-что насчет Шарлотты и Роберта. Это может быть применимо и к нам.
— Я — не он, а ты — не она.
— Боже упаси, нет. Она утомительна.
— И сумасбродна. Но имеет мужество подчиняться собственным эмоциям — как вот эта Бели-Зар. Пылкость и ярость создают преувеличенную степень красоты.
Гвен ощутила укол зависти.
— Полагаю, что я представляю собой нечто вроде стакана теплого молока перед сном? Откинув голову, Дейв рассмеялся.
— А я, может, люблю молоко перед сном. Вот приходи вечерком поправить мне одеяло, и узнаешь.
Столь открытый призыв ее рассмешил.
— Нет уж, прости, солнечный мальчик.
— Ага, — произнес он. — Я подумал, что мы обойдемся без этой детской темы.
Медленно повернувшись на табурете, Дейв положил руки ей на талию и посадил к себе на колени. Они медленно повернулись лицом к рисунку. Теперь мольберт загораживал их от гостиной.
— Я вырос со времени нашей первой встречи. Пора бы тебе понять.
Гвен ему поверила. Теперь требовалось последнее усилие, чтобы доказать это. Тут Дейв ее поцеловал.
— Никаких возражений, — его шепот обжег ухо Гвен. — В этом доме и так хватает возражений. — Открыто, откровенно его губы опустились на ее губы. Его язык имел вкус меди, металлический, сладковатый, острый и стихийный. Столь же необходимый — подумала Гвен — насколько необходима прозрачная холодная минеральная вода.
Гвен пошевелилась на его коленях, волна чувственности поднялась по ее бедрам там, где джинсы впитали теплоту кожи молодого человека, у неподшитых краев его шортов.
В горах холодает и темнеет быстро. Захваченный работой, Дейв перестал следить за температурой. Впрочем, это неважно, им теперь достаточно жарко. Его кожа оказалась горячей, когда Гвен потерлась о шершавую щеку, чувство было настолько приятным, что она чуть не замурлыкала.
Обняв Дейва одной рукой, другой Гвен гладила его шею, ее рука по-родственному, по-женски погружалась в его ароматные кудри, пахнувшие тлеющим древесным углем.
Дейв был не могучим, как рыцари и варвары, которых Гвен видела на его рисунках. Даже не таким, как Бели-Зар. Он был худощавым, мускулистым и сильным, и это вдобавок к заботливому и игривому характеру. Он отдавал, соблазнял, но ничего не требовал. Мужчина, слишком свободный духом, чтобы подчиняться приказам или отдавать их. Вместо этого Дейв предоставлял ей полную возможность сколько угодно исследовать его рот и то, как их губы соприкасались. Насколько мисс Стикерт хватало смелости.
В конце концов, она приложила свой лоб к его лбу.
— Гвен, — выдохнул он.
«Это близость», — подумала она. Дейв уже понял, что ей приятны его поцелуи. Все, что они сделали, подтверждало это. Мог ли он винить ее? Приманивать ее еще ближе к краю?
Когда его руки сомкнулись на талии Гвен под шелковой тенниской, она чуть не выпрыгнула из кожи.
— Дейв, подожди. — Она знала, что он подождет, даже если просьба прозвучала хрипло и призывно.
— К чему стеснять себя?
— Ну, я бы просто использовала тебя. Это была бы лишь физическая близость, и больше ничего.
— А ты когда-нибудь пробовала это?
— Нет. — Гвен подумала, что он ухмыльнется. Дейв не стал ухмыляться.
— А ты? — спросила она. Он покачал головой:
— В последнее время нет.
В последнее время ему хотелось большего: отношений настоящих, эмоциональных, на уровне воли, таких, какие проникают в душу и иногда причиняют боль — как в случае с Шарлоттой и Робертом. Однако уже теперь Дейв не сомневался, что не даст Гвен забыть, какими сладкими могут быть болезненные, неустановившиеся стадии любви.
— Нам надо поговорить.
— Мы уже говорили. — Дейв провел ладонью по ее коже, палец его проник за границу ее бюстгальтера, опустился чуть ниже и приглашающе поиграл родинкой, проведя по ней пальцами, как если бы это был сосок.
Простая мысль заставила кровь Гвен быстрее струиться по жилам. Ее груди стали нежнее и чувствительнее, они не желали, чтобы внимание, посвященное им, уделялось чему-нибудь другому.
— Я не могу разговаривать, когда ты делаешь это.
Казалось, Дейв не обратил внимания. Водя носом по ее шелковой тенниске, он наклонялся все ниже, пока его нос не проник за ее ворот, прошелся по ее ключице и затем по тонким волоскам на затылке.
Когда Гвен поднималась по лестнице, у нее было не больше намерения целоваться с ним, чем летать по воздуху. Но ему как-то удалось соблазнить ее, делать то и другое путем приветливого приема и согласия во всем, что бы ей ни пожелалось.
Может быть, он сторонник той теории, что пожилые женщины сходят с ума по более молодым мужчинам. Кожа Гвен горела. Дейв, какого она видела за эти последние несколько дней, был все таким же импульсивным, безумно безответственным юнцом, какого мисс Стикерт знала всегда. А может, нет? В то время, как Роберт и Шарлотта раздражали ее, словно гвозди, царапающие по кафелю, Дейв проводил дни гладко, подобно клубнике со сливками.
И вот Дейв целует Гвен, а у нее ноги подкашиваются. И от нее не ускользают дразнящие искорки в его глазах, говорящие о том, что он прекрасно знает, что делает.
Но смеется он над нею или над ними обоими?
Гвен вырвалась из его объятий.
— Они не могут нас увидеть, — запротестовал Дейв.
— Они не могут видеть ничего, кроме собственных сердец. Вот о чем мне нужно с тобой поговорить.
Дейв крутанулся на табуретке. Одним мановением руки он провел по своим волосам две полоски розовым и желтым мелками, потом тряхнул ими и дал упасть непокорным и разукрашенным на лоб.
Он был так мил, что Гвен чуть не вернулась к нему. Но вместо этого она решила придерживаться своего плана.
— Шарлотта сказала, что они так привыкли ссориться, что забыли, как надо мириться. Это подало мне мысль.
— Ммм, — последовал его нечленораздельный ответ. Склонившись, Дейв набросал несколько штрихов на подобранном им небольшом листке, и протянул его Гвен.
— Ну, так в чем состоит великая мысль, леди Гвенет?
Нахмурившись, она посмотрела на портрет очкастой женщины с распахнутыми крыльями, со светло-коричневыми волосами и со стосвечевой лампочкой над головой. Что-то в Гвен перевернулось, когда она попыталась решить, чего Дейв хотел больше — выразить чувство или нарисовать карикатуру. Конечно, это могла быть насмешка над ней, но почему же ее сердце так радостно бьется?
— Никто меня до сих пор не рисовал.
— Мне бы хотелось изображать тебя по-разному. — Он помедлил и закончил. — Когда у нас будет больше времени. Так что ты говорила?
Гвен покраснела. Продуманные заранее фразы разлетелись, как голуби на сеновале. Она отошла и уселась на край коврика.
Дейв впервые наблюдал ее колебания. «Интересно, — подумал он, — это оттого, что она учуяла, как он пахнет на простынях, или колебание вызвано его рисунком».
Интересно, чем от нее пахнет. Чем-то женским, полагал Дейв, медовым и слабым, присущим только Гвен. Ее волосы, должно быть, пахнут шампунем, а ниже они, должно быть, рыжеватые, возможно, белокурые. Он нисколько не постеснялся бы изобразить их любыми.
Гвен поймала его взгляд. Он не возражал.
- Предыдущая
- 14/40
- Следующая