Назад к Мафусаилу - Сухарев Сергей Леонидович - Страница 57

• Предыдущая
• 57/89
• Следующая

Зу. Вы хотите сказать — ненормальных? Ваше желание неосуществимо: мы их выпалываем.

Пожилой джентльмен. Меня прямо мороз по коже дерет, когда я слышу из ваших уст такое слово. Надеюсь, вы не хотите сказать, что… что вы… что вы тем или иным способом помогаете природе?

Зу. А почему бы ей не помочь? Разве вам не известно изречение китайского мудреца Ди Нина: «Хороший сад нужно полоть»^{213}? Но в нашем вмешательстве нет нужды. У нас от рождения довольно высокие требования к условиям, при которых мы согласны существовать. Мы не придаем значения случайной потере руки, ноги или глаза: в конце концов, никто не чувствует себя несчастным лишь потому, что у него две ноги, а не три. С какой же стати человеку с одной ногой быть несчастным из-за того, что у него нет второй? Другое дело — изъяны характера и душевные недуги. Если кто-то из нас лишен самообладания, или слишком слаб, чтобы, не дрогнув, выносить напряжение нашей суровой жизни, или снедаем извращенными страстями, или привержен к суевериям, или неспособен побеждать боль и апатию, он сам по себе впадает в депрессию и отказывается жить.

Пожилой джентльмен. Боже праведный! Значит, он перерезает себе глотку?

Зу. Зачем перерезать себе глотку? Нет, он просто умирает, потому что хочет умереть. В таких случаях мы говорим, что он потерял себя.

Пожилой джентльмен. Ну и ну!.. Но предположим, он настолько извращен, что не захочет умирать и усмотрит выход из положения в том, чтобы перебить всех вас. Что тогда?

Зу. А тогда это самый отъявленный выродок-недолгожитель, какие иногда появляются у нас. Он эмигрирует.

Пожилой джентльмен. И что с ним станет?

Зу. Вы, недолгожители, всегда очень высоко цените людей такого высокого сорта. Вы принимаете их и объявляете великими.

Пожилой джентльмен. Вы поражаете меня. И все же не могу не признать, что сказанное вами во многом объясняет отдельные известные мне подробности частной жизни наших великих людей. Мы, вероятно, весьма удобная свалка для ваших отбросов.

Зу. Не отрицаю.

Пожилой джентльмен. Тем лучше. Но допустим, вы осуществите ваши колонизаторские планы и в мире не останется ни одной страны, населенной недолгожителями. Куда же вы тогда денете нежелательных для вас людей?

Зу. Убьем. Наши третичные не слишком щепетильны на этот счет.

Пожилой джентльмен. Боже милостивый!

Зу (взглянув на солнце). Идем. Сейчас ровно шестнадцать часов. Через полчаса у вас встреча с вашими спутниками в Голуэйском храме.

Пожилой джентльмен (поднимаясь). Голуэй! Наконец-то я смогу с гордостью рассказывать, что побывал в этом великолепном городе!

Зу. Должна вас разочаровать — у нас нет городов. Там только храм оракула и ничего больше.

Пожилой джентльмен. Увы! А я-то ехал сюда в надежде осуществить две свои давнишние мечты. Первая — увидеть Голуэй. Недаром говорится: «Взгляни на Голуэй и умри». Вторая — полюбоваться развалинами Лондона.

Зу. У нас нет развалин — мы их не терпим. А что, Лондон действительно был значительным поселением?

Пожилой джентльмен (ошеломленный). Что? Лондон? Да это же был величайший город древности! (Высокопарно.) Расположенный там, где дорога на Дувр пересекает Темзу, он…

Зу (сухо останавливал его). Теперь там ничего нет. Кому охота жить в такой глуши? Ближайшие дома расположены в местности, называемой Зеленый Стрэнд. Это очень древнее поселение. Но идемте — нам еще предстоит перебраться через залив. (Спускается по лестнице.)

Пожилой джентльмен. Sic transit gloria mundi[8].

Зу (снизу). Что вы сказали?

Пожилой джентльмен. Ничего. Вы все равно не поймете. (Спускается по лестнице.)

Двор храма перед портиком с колоннадой. В центре портика дверь, ведущая в храм. За колоннами, по направлению к двери, шествует величавая женщина в длинной одежде и под покрывалом. С другой стороны, навстречу ей, размеренным шагом идет мужчина — плотный, гладко выбритый, мрачный и сосредоточенный, короче говоря, очень схожий с Наполеоном I. На нем мундир, скроенный на манер наполеоновского сюртука. Он по традиции скрещивает руки на груди и окидывает женщину взглядом. Она останавливается, всем своим видом выражая высокомерное удивление перед такой дерзостью. Мужчина стоит справа, женщина слева.

Наполеон (внушительно). Я — избранник судьбы.

Женщина под покрывалом (невозмутимо). Как вы сюда попали?

Наполеон. Просто вошел. Я иду, пока меня не остановят. Но меня никогда не останавливают. Повторяю: я — избранник судьбы.

Женщина под покрывалом. Ваша судьба будет весьма плачевна, если вы не перестанете разгуливать тут в одиночку, без кого-нибудь из наших детей. Вы, наверно, принадлежите к багдадскому посольству?

Наполеон. Я приехал с ним, но не принадлежу к нему. Я принадлежу только себе. Если можете, проводите меня к оракулу; если нет, не задерживайте — у меня мало времени.

Женщина под покрывалом. Я не задержу вас, жалкое существо: вам действительно отпущено не много времени. Ваш посол и его спутники сейчас будут здесь. Им разрешено испросить совета у оракула. Церемония совершится согласно установленному ритуалу. Можете подождать их здесь. (Поворачивается и хочет войти в храм.)

Наполеон. Я никогда не жду.

Женщина останавливается.

Ритуал здесь, наверно, установлен классический: пифия на треножнике, дурманящие испарения из пропасти, конвульсии жрицы, возвещающей волю божества, и так далее. Этим меня не обманешь: я сам прибегаю к таким же уловкам, чтобы обманывать простофиль. Нет, я верю: что есть — то есть. И знаю: чего нет — того нет. Меня не интересуют фокусы женщины, восседающей на треножнике и делающей вид, будто она одурманена. Слова ей подсказывает не божество, а трехсотлетний старик, умеющий использовать свой опыт. С этим стариком я и хочу говорить наедине, без комедий и обмана.

Женщина под покрывалом. Вы, видимо, на редкость здравомыслящий человек. Но у нас нет никакого старика. Дежурный оракул сегодня — я. Сейчас я сяду на треножник и разыграю обычную комедию, как вы справедливо это назвали, чтобы произвести впечатление на вашего друга посла. Но коль скоро вы стоите выше всего этого, спрашивайте меня прямо здесь. (Выходит на середину двора.) Что вы хотите знать?

Наполеон (следуя за ней). Сударыня, я отправился в такую даль не для того, чтобы рассуждать о государственных делах с женщиной. И я вынужден просить вас отвести меня к самому старому и мудрому из ваших мужчин.

Оракул. Наши старейшие и мудрейшие мужчины и женщины даже не подумают тратить на вас время: вы не пробудете с ними и трех часов, как уже погибнете от депрессии.

Наполеон. Приберегите эти пустые россказни о депрессии для тех, кто легковерен и поддается запугиванию. Я в метафизику не верю.

Оракул. Кто вас просит в нее верить? Поле — понятие не метафизическое, а физическое. И у меня оно есть.

Наполеон. А у меня их несколько миллионов. Я — император Турании.

Оракул. Вы не поняли меня. Я имела в виду поле не в сельскохозяйственном смысле слова. Разве вам не известно, что любая масса движущейся материи окружена невидимым гравитационным полем, любой магнит — магнитным, любой живой организм — гипнотическим? Такое гипнотическое поле ощущается даже у вас. При всей его слабости оно сильнее тех, какие мне довелось наблюдать у недолгожителей.

Наполеон. Оно отнюдь не слабое, сударыня. Теперь я вас понял и могу заверить, что передо мной бледнеют и мне подчиняются самые волевые люди. Только я не называю свою силу физической.

• Предыдущая
• 57/89
• Следующая