Собрание сочинений. Том 6 - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 31
- Предыдущая
- 31/96
- Следующая
Ну и крик поднялся! Боксеры, любители, принц, конюхи, хозяин — все орали как сумасшедшие. Старик Бакхорс, подпрыгивая на ящике рядом со мной, визгливо подавал советы противникам на диковинном, давно устаревшем боксерском жаргоне, которого уже никто не понимал. Тусклые глаза его блестели, желтое, точно пергамент, лицо кривилось от возбуждения, и странные выкрики перекрывали невообразимый гам, поднявшийся в сарае. Противников растащили по углам, секунданты обтирали их губками и обмахивали полотенцами, а они, расслабив и свесив руки и вытянув ноги, старались за короткое мгновение передышки набрать в легкие как можно больше воздуха.
— Ну, что вы скажете о мужлане? — с торжеством воскликнул Крейвен. — Видели вы когда-нибудь такую мастерскую работу?
— Да, он, конечно, не новичок, — покачивая головой, сказал сэр Джон. — Как вы ставили на Джо Беркса, лорд Сил?
— Два против одного.
— Ставлю против него вдвое — в сотнях.
— Ого, сэр Джон Лейд желает страхуется! — крикнул мой дядя и улыбнулся мне через плечо.
— Бой! — объявил Джексон, и противники тотчас вскочили и вышли на середину ринга.
Этот раунд был много короче предыдущего. Берксу, видно, было велено любой ценой кончать как можно скорее, воспользоваться преимуществами своего веса и силы, пока еще не сказалось полностью превосходство его противника. С другой стороны, Джиму после последнего раунда уже не хотелось тратить силы на то, чтобы не давать Берксу навязывать ему ближний бой. Он с ходу ринулся на Беркса и нацелил удар ему в голову, но промахнулся и получил взамен жестокий удар по корпусу, оставивший на его ребрах отпечаток яростного железного кулака. Противники сблизились, и на мгновение Джим зажал голову Беркса под мышкой и нанес ему несколько коротких ударов, но тут Беркс навалился на него всей тяжестью, и оба, прерывисто дыша, упали наземь. Джим тут же вскочил и быстрым шагом направился в свой угол, а Беркс, обессиленный попойкой, шел тяжело, опираясь одной рукой на Мендосу, другой — на Голландца Сэма.
— Пора чинить старые мехи! — крикнул Джем Белчер. — Ну где теперь ваши четыре против одного?
— Погоди еще, дай срок, мы тебе всыплем по первое число, — отвечал Мендоса. — Мы еще вас позабавим!
— Похоже на то! — воскликнул Джек Гаррисон. — Вон у него уже и глаз закрылся. Один против одного за моего мальца!
— А сколько? — спросили сразу несколько человек.
— Два фунта четыре шиллинга и три пенса! — крикнул Гаррисон, подсчитав свой капитал.
— Бой! — снова раздался голос Джексона.
И в то же мгновение оба противника оказались в центре ринга: на лице Джима по-прежнему бодрая уверенность, на бульдожьей морде Беркса — неизменная усмешка, а в единственном открытом глазу — злобный огонек. За полминуты он не успел отдышаться, и его могучая волосатая грудь порывисто, тяжело вздымалась и опускалась, точно у забегавшейся собаки.
— Начинай, малец! Живее! — кричали Гаррисон и Белчер.
— Отдышись, Джо, отдышись! — орали сторонники Беркса.
Теперь на ринге все переменилось: нападал Джим, нападал со всем пылом молодой силы и нерастраченной энергии, а свирепый Беркс расплачивался за пренебрежение, с которым он относился к своему естеству. Задыхаясь и с хрипом втягивая воздух, багровый от напряжения, он старался защититься от ударов своего молодого противника, вытянув левую руку и прикрываясь правой.
— Как ударит — падай! — кричал Мендоса. — Падай! Дай себе передышку.
Но Беркс никогда не робел и не ловчил в бою. Он был груб, но честен и, пока ноги его держали, считал ниже своего достоинства падать перед противником. Он не подпускал Джима близко, и Джим, хотя легко приплясывал вокруг него, выискивая незащищенное место, все же не мог подойти ближе, словно между ними был железный сорокадюймовый барьер. Теперь каждая секунда была в пользу Беркса, он дышал уже не с таким свистом, с лица постепенно сходила багровая синева. Джим понимал, что надежда на скорую победу от него ускользает, и снова стремительно наскакивал на Беркса, но не мог пробиться сквозь защиту этого опытного боксера. Сейчас, именно сейчас ему нужно было знание приемов, и, к счастью для него, рядом были два настоящих знатока.
— Бей левой по поясу, малец! — закричали они. — А потом правой в голову.
Джим тотчас последовал их совету. Р-раз! Он угодил левой прямо в нижнее ребро противнику. Беркс локтем наполовину ослабил силу удара, но дело было сделано: его голова оказалась незащищенной. Бац! Это уже правой — четкий, жесткий звук, точно столкнулись два бильярдных шара; Беркс пошатнулся, взмахнул руками, перевернулся вокруг своей оси — и огромная мясистая туша рухнула на пол. К нему тут же подскочили секунданты, приподняли и посадили, но голова у него беспомощно моталась из стороны в сторону и, наконец, запрокинулась, а подбородок задрался кверху. Сэм протолкнул горлышко коньячной бутылки между его зубами, а Мендоса тем временем безжалостно тряс его и выкрикивал оскорбления ему в самое ухо, но ни спиртное, ни обида не могли нарушить безмятежное спокойствие Беркса. Отсчитали положенные десять секунд, и, видя, что надеяться больше не на что, секунданты отпустили голову Беркса, она со стуком упала на пол, и так он и остался лежать, неуклюже раскинув большие руки и ноги, а любители и боксеры обходили его и устремлялись к победителю, чтобы пожать ему руку.
Я тоже хотел пробиться к Джиму, но это было нелегко, ибо все были там сильнее и крупнее меня. Вокруг любители и боксеры горячо обсуждали бой и перспективы Джима.
— Отличный боец, я такого не видал с того самого раза, когда четыре года назад в апреле Джем Белчер впервые выступил в Уормвуд-Скрабс против Джона Паддинтона, — сказал Беркли Крейвен. — Если до того, как ему исполнится двадцать пять, он не наденет пояс победителя, значит, я ничего не смыслю в боксе.
— Я потерял на этом красавчике ровным счетом пятьсот фунтов стерлингов, — проворчал сэр Джон Лейд. — Кто бы мог подумать, что у него такой сокрушительный удар!
— И все-таки, — сказал кто-то еще, — я уверен: если бы Джо Беркс не был пьян, он бы показал ему, где раки зимуют. К тому же парень был натренирован, а Джо — точно разваренная картофелина: стукни по ней, и она лопнет. В жизни не видел у боксера такого дряблого тела и такого дыхания. Дайте им потренироваться, и ставлю лошадь против петуха за Беркса.
Одни с ним соглашались, другие нет, вокруг меня кипели страсти. В самый разгар споров уехал принц; это послужило сигналом, и большинство стало двигаться к дверям. Теперь мне удалось наконец пробиться в угол, где Джим кончал одеваться, а Чемпион Гаррисон, все еще со слезами радости на щеках, помогал ему натянуть сюртук.
— За четыре раунда! — все повторял и повторял он, точно в забытьи. — Джо Беркса — в четыре раунда! А Джему Белчеру понадобилось для этого четырнадцать.
— Ну как, Родди? — воскликнул Джим, протягивая мне руку. — Я же тебе говорил, что приеду в Лондон и добьюсь известности.
— Это было великолепно, Джим!
— Родди, дорогой! Я видел, ты не сводил с меня глаз, и лицо у тебя было совсем белое. Ты ничуть не изменился, хоть у тебя теперь богатое платье и полно друзей в Лондоне.
— А вот ты изменился, Джим, — сказал я. — Когда ты вошел, я тебя едва узнал.
— И я! — воскликнул кузнец. — Откуда у тебя это роскошное оперение, Джим? Ручаюсь, что это не тетушка помогла тебе сделать первый шаг к рингу.
— Мне помогла мисс Хинтон, она мой самый лучший друг.
— Хм! Я так и думал! — проворчал кузнец. — Но я-то тут, во всяком случае, ни при чем, и когда мы вернемся домой, ты это подтвердишь, Джим. Хотя… Да что тут говорить, дело сделано, вспять не повернешь. В конце концов она… А, черт, двух слов связать не могу!
Не знаю, было ли тому причиной вино, выпитое за ужином, или радость, вызванная победой Джима, но всегда безмятежно спокойное лицо Чемпиона Гаррисона выражало сейчас совершенно необычное волнение, и по всем его словам, по всей повадке чувствовалось, что он счастлив и смущен. Джим смотрел на него удивленно, видно, пытаясь понять, что за этим кроется, почему он все чего-то недоговаривает, все замолкает на полуслове. Тем временем каретный сарай опустел, Беркс с проклятиями кое-как поднялся наконец на ноги и нетвердой походкой, сопровождаемый двумя дружками-боксерами, поплелся к выходу; только Джем Белчер остался и о чем-то серьезно беседовал с моим дядей.
- Предыдущая
- 31/96
- Следующая
