Выбери любимый жанр

Венец творения - Лоскутов Александр Александрович - Страница 4


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

4

Я не стал напоминать о тех стратегических запасах драгоценного металла, что сейчас бестолково бродят по коридорам конторы, смолят на крылечке и со скуки тренируются в стрельбе по воробьям. Только хмыкнул. Не хотят давать напарника — ладно. Мне, собственно, и не надо, спросил я все равно только для проформы.

— Если хочешь, можешь пару лоботрясов у меня взять… — Скосив глаза на шефа, Ветров вздохнул. — Только они же тебе без надобности.

Я кивнул. Лоботрясы Ветрова мне действительно были без надобности. Тащить в пригороды новичков, постоянно оглядываться, следить, чтобы они (и я вместе с ними) не попали кому-нибудь на зубок… Лучше уж я один схожу. Всяко спокойнее будет.

— Еще что-нибудь?

Шеф вяло махнул рукой.

— Нет. Все свободны… А ты, Алексей, задержись на минутку.

Пожав плечами, я снова опустился на стул.

Один за другим они прошли мимо меня: недовольно прищурившийся Пащенко, откровенно ухмыляющийся Ветров, устало сгорбившийся Хабибуллин. Последними вышли так и не проронившие сегодня ни слова Данильченко и Ломакин. Негромко скрипнула закрывающаяся дверь.

Мы с шефом остались одни. Как в старые добрые времена, когда нас связывали не только холодные цепи отношений начальник — подчиненный, но еще и крепкая надежная дружба. Сейчас ее уже не было. О какой дружбе можно говорить после того, как год назад мы едва не убили друг друга? Такое не забывается.

Хорошо еще, что между нами нет ненависти. Во всяком случае, я ее не чувствовал. А шеф… Шеф — не знаю. Ему с этим труднее, чем мне. Гораздо труднее. Незаживающая рана в боку ни на минуту не дает ему забыть о том, кто и при каких обстоятельствах ее нанес.

И мое счастье, что он не держит на меня зла… Или, по крайней мере, этого не показывает.

Шеф неторопливо выбрался из своего кресла. Тяжело выпрямился, опираясь на стол. Подошел к окну. Постоял, глядя на то, как вяло копошатся на стройке рабочие.

Я молча ждал.

— Времена меняются, — после долгой паузы сказал Дмитрий Анатольевич. — Раньше все было совсем по-другому. Проще. Четче. Понятнее. Были люди, и была нечисть. Были мы, и были наши враги, наша бесконечная война, наше проклятие… Теперь все иначе. Ты заметил, Алексей?

Я промычал что-то невнятное, не имея ни малейшего понятия, к чему он клонит.

— Еще год назад добро и зло легко можно было разграничить. Можно было провести линию, сказав: по одну сторону от меня адская тьма, которая по сути своей есть чистое зло, а по другую — божественный свет, воплощение вселенского добра. Сегодня это уже не так. Мир опять изменился, Алексей. Всего лишь за год он изменился так, что я его уже не узнаю.

Я пожал плечами.

— А может быть, это мы изменились, а мир как был, так и остался прежним? Просто сменилась точка зрения, и теперь все кажется совсем другим, новым и непонятным. Страшным.

— Может быть. — Вопреки моему ожиданию шеф не стал спорить. — Может быть, и так. Но только это ведь еще хуже. Мир может измениться и помимо нашей воли. Его плоть и кровь во власти Господа. Но если изменились мы… Значит, мы этого и хотели.

— Можно оспорить.

— Можно, — вновь согласился шеф, отворачиваясь от окна. — Оспорить можно все. Но сколько бы мы ни спорили, суть останется прежней: раньше мы бились душой и телом. Добро против зла. Меч против когтя и клыка. Сила против силы. Если мы побеждали — тьма отступала, если проигрывали — шла вперед. Все было честно и просто.

— А теперь? — Я решил все-таки поддержать беседу.

— Теперь уже не так. Наши победы и поражения больше не стоят ничего. Тьма сменила тактику. Она больше не идет в прямую схватку, не выставляет своих бойцов против наших. Вместо этого зло медленно и незаметно просачивается в наши же ряды, подобно кислоте разъедает изнутри, подтачивает силы и решимость. В такой ситуации меч практически бесполезен. Сталью или даже серебром невозможно рассечь туман. А ныне тьма уподобилась именно ему. Она нигде и одновременно повсюду… И она побеждает.

Я молчал, не зная, как понимать эти слова: как завуалированное обвинение или как чистосердечное признание. Хотя, скорее всего, они не были ни тем ни другим.

— Она подобно вонючему смогу просачивается в каждую щель, душит, травит, терзает. Я чувствую ее едкое дыхание, чувствую, как она наползает на город, пожирая души и щедро разбрасывая семена грядущего зла… И уверен, что ты тоже ее чувствуешь.

— Ничего я не чувствую, — сердито буркнул я. — Ничегошеньки.

Склонив голову, шеф взглянул на меня. И в его взгляде я увидел… Что это было? Разочарование? Или смущение?

Он кивнул.

— Хотя, может быть, ты и не чувствуешь. Но разве это что-то меняет?

— Как сказал бы на моем месте любой священник, вам, Дмитрий Анатольевич, просто не хватает веры. Вот вы, заранее прошу прошения, и дергаетесь, не зная, что делать и куда податься.

— А что такое вера? — тихо спросил шеф. — Можешь ты мне, старику, инвалиду, объяснить, что такое вера и чего конкретно мне не хватает?

Я усмехнулся.

— Насчет этого вы бы лучше не у меня, а у наших святых отцов спросили. Им должно быть виднее. Вера — это в их ведомстве, не в моем.

— А разве ты сам не можешь ответить? Не знаешь?.. Как же ты тогда можешь судить о вере, если даже не знаешь, что это такое?

Мне оставалось только вздохнуть и пожать плечами.

Положительно, этот спор имел столько же смысла, как несостоявшийся дождичек в прошлый четверг.

— А зачем мне это знать? — Я растянул непослушные губы, изображая беззаботную ухмылку. Ухмылка получилась, а вот беззаботность — нет. Ну и плевать. — Что для меня вера? Весь город все равно считает меня человеком, продавшим душу в обмен на не пойми что. И, что самое плохое, я не могу утверждать, что они так уж не правы. Мне даже в церковь не войти — давит, а вы, шеф, толкуете о вере. Разве для этого вы просили меня остаться?

Довольно долго Дмитрий Анатольевич молча смотрел на меня. Потом вздохнул.

— Ты изменился, Алексей. С тех пор как… — Он недоговорил, оставив пустые слова вкупе со старыми воспоминаниями болтаться в воздухе. И просто констатировал: — Ты изменился. С каждым днем в тебе все яснее говорит тьма. Ты действительно теряешь душу, Суханов. Всюду таская с собой этот проклятый кинжал, ты медленно теряешь душу…

Я молчал, в упор глядя ему в глаза. И шеф первым отвел взгляд. Как это всегда бывало в последний год — первым.

— Если тебе так нужен напарник, — тихо сказал он, — можешь взять Водовозова. Он уже давно без дела болтается. Или еще можно Семена Лихого из отпуска отозвать… Я позвоню.

Я медленно покачал головой.

— Не нужно. Сам справлюсь. Честно говоря, мне одному будет даже проще.

Шеф не стал спорить. Просто кивнул.

— Как хочешь… Тогда иди.

Не произнеся больше ни звука, я медленно поднялся со стула. Кивнул на прощание шефу и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Эх, шеф, шеф. Как же укатал тебя прошедший год. Железный ведь был мужик. Стальной! Не боялся ни Дьявола, ни Бога… А теперь?

Или все-таки он прав и корни проблемы кроются во мне самом? В искаженном видении мира, который я вижу сквозь матовую призму овладевшей мной тьмы?..

Сквозь зубы втянув сухой душный воздух, я повернулся к переминавшемуся неподалеку охраннику. Рявкнул:

— Мой пистолет! Давай сюда! Живо!

Сидевшая за своим столом Маринка вздрогнула и сделала вид, будто полностью поглощена бумагами.

* * *

— Леха, подожди!

Я уже успел выйти из здания и спуститься с крыльца, когда меня окликнули. Я вздохнул — вести разговоры мне сейчас не очень-то хотелось, — но все же замедлил шаги, позволяя Дмитрию Водовозову пристроиться рядом.

— Ну что? — жадно спросил он. — Как побеседовали?

Я пожал плечами, машинально отметив, что наспех пристегнутая кобура все-таки немного сковывает движения. Вообще-то следовало бы поправить, но я же не собирался за периметр. А уж до дома как-нибудь дойду и так. Надеюсь, оружие мне при этом не понадобится.

4
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело