Принцип Портоса, или Последний свидетель - Папченко Александр - Страница 9

• Предыдущая
• 9/11
• Следующая

Вот такое ругательство… Стало тихо. Лишь жужжали пчелы, которые летели ко мне со всех сторон, думая, что я медосборный, а это пахли налипшие на меня цветы.

— И вы так все время живете? — встряла вдруг Сашка, прижимая к животу пузатую сахарницу с деньгами. — С утра до ночи? Без дозиметра, в земле… Да?

— Да, — поморщился папа, ощупывая мою не разбившуюся голову. — Без дозиметра. И без ума. С утра до ночи. Наш ум в Кисловодске загорает вторую неделю. Минералку хлещет.

— Не впутывайте родственников, — покряхтывая, тяжело разогнулся дядя Витя и принялся зачем-то разглядывать мышеловку на просвет. — У меня странное впечатление, будто я на съемочной площадке очень умного фильма. — Тут дядя Витя выразительно покрутил пальцем у виска и выкинул мышеловку на улицу.

Тотчас над забором возникла раздраженная физиономия прохожего в модной фуражке.

— Может, вам штраф? Вы куда кидаете? — спросила физиономия, обводя нас, грязных, тоскливым взглядом, покрутила пальцем у виска и исчезла.

— Что я говорил? Вот и режиссер! — воскликнул дядя Витя, приглаживая на голове волосы. — Негры, змеи, режиссеры… Кино!

В воздухе витала неопределенная напряженность, когда хочется говорить бред, но никто не знает, с чего начать.

— А вас того… действительно уже снимали в кино? — подтверждая мое наблюдение по поводу бреда, спросила Сашка у дядя Вити. — Или только собираются?

Папа закрыл ладонями уши и принялся ходить вокруг меня. Вернее, вокруг того, что осталось от клумбы. Он ходил, как я не знаю что, но как что-то очень злое. Даже хуже.

— Пре-кра-ти-те! — взмахнув руками, словно собираясь лететь, вскричал отец.

И тут к нам пришла Мария Перевалова. Пришла и тихим стеснительным голосом сказала:

— У меня червяк в выварке. Д-длинный. Как шланг. Представляете? Никто таких еще не видел. Мы не врубились. Тогда Мария объяснила:

— Я стирать собралась, поскольку… ну, немыслимое количество грязного белья накопилось. Понимаете, о чем я говорю? В выварке, в кастрюле такой… Большой такой, эмалированной. Ну, я ее, естественно, открыла, а там полосатый червяк греется. Как хвост… Или шланг. Но с этими… с клыками…

По мере того как рассказ Марии Переваловой приближался к концу, лицо папы приобретало зеленоватый оттенок. И в тот момент, когда студентка сказала, что у червяка клыки, папа сразу стал пунцовым, метнулся к калитке — только сорванная щеколда, рассерженно фырча, ввинтилась в воздух.

— Вы энциклопедию забыли… — запоздало вспомнил дядя Витя, — на букву «зэ».

— Зачем ему? — Мария шмыгнула носом.

— Да он такой человек! — объяснила ей Сашка про папу. — Он для науки. Вы бы видели, как он змею лупил! Да! Правда! Он и вашу сейчас отлупит, не переживайте! Точно! Вот увидите!

Действительно, в следующую секунду за забором Марии Переваловой раздался металлический грохот. А еще секунду спустя в калитке появился запыхавшийся отец.

— Всё! — сказал он и гордо сложил руки на груди.

— Отлупили? — не поверила Мария.

— Всё выбросил к черту! — уточнил гордый папа.

— Что всё? — поперхнулась студентка. — Что выбросил?

— А всё! — радостно объяснил папа. — Червяка выбросил! Белье! Выварку! И вас сейчас вышвырну к чертовой матери! — переходя на крик, взвился папа. — Чтоб вы не шлялись тут, как тень! У нас тоже шланги с клыками! Если вам от этого легче! И негры! Да! И у нас тоже нервы, если вам от этого легче!

Только я не понял, почему это от наших негров и червяков Переваловой должно быть легче, но спросить постеснялся.

— Ясно? — продолжал папа. — А ваша эмалированная, как вы выразились, выварка валяется около вашего клозета. И где-то там ползает любимый ваш червяк! Всё!

Мария стала белая, как киноэкран, когда включают свет в середине фильма. Только ресницы хлопали, и с них сыпалась тушь.

И в этой наступившей ужасной тишине вдруг раздался удивленный голос Сашки:

— Все говорили, что здесь деньги, а здесь пусто. Даже ни рублика.

Мы уставились на Сашку, а та перевернула пузатую сахарницу, открыла крышку и стала трясти. А оттуда действительно не вылетело ни рублика, только замызганная бумажонка. Представляете? Я сразу все понял. Еще никто ничего, а я уже все. Иногда до меня быстро доходит. Ну, думаю, это уже подлость со стороны Витьки — грабить, когда у всех нервы кончились. К черту такие игры, думаю, — и как тресну библиотекаря в левый глаз, без подготовки. Ух, долго я мечтал об этом событии! Со вчерашней ночи. Даже раньше. Ну, думаю, это тебе за Анжелику, маркизу ангелов, а это за негра, ее слугу, а это за истерзанное сердце дядя Вити и его сардинку, а это… Но тут Витька дал мне по скуле. И мы сцепились. Я ему шепчу:

— Отдай деньги! Папу пожалей! А он мне:

— Кто тебя просил грабить?! Я останавливаю игру и приключение!

Как я про приключение услышал, я прямо… я чуть не умер от злости!

Папа принес ведро воды и окатил нас. Расцепились мы, и я сразу хотел всем объяснить, почему я без предупреждения лупил Витьку, а дядя Витя вздохнул и говорит:

— Ну вот, началось помутнение рассудка. Дети всегда раньше реагируют, как более чуткие…

И так как у Марии Переваловой лицо пошло пятнами, специально для нее объяснил:

— У детей организмы более чуткие. — И уже тише: — А сейчас и у нас начнется. Поверьте моему опыту…

Я, если честно, не поверил, но действительно началось. Знаете, какие бывают женские капризы? А я не знал. Теперь знаю. Теперь я буду осмотрительным.

Мария Перевалова нежно улыбнулась и ласково говорит Сашке:

— Деточка, дай, пожалуйста, мне эту забавную штучку.

Деточка отдала. Перевалова повертела сахарницу в руках и говорит:

— С очень большим вкусом сделано. Ручная работа. Восхитительная вещица.

И спокойно так, с улыбочкой ка-ак шваркнет нашу сахарницу об угол дома, только осколки просвистели у виска. У нас с Витькой и у Сашки челюсти отвисли от удивления. А у папы и дяди Вити не отвисли. Вот что значит жизненный опыт! А Мария Перевалова фасонисто цыкнула зубом, как отъявленная хулиганка, а не студентка, преобразилась вся и нахально заявляет:

— Дорогой сосед! Зарубите на своем носу, что за солью вы ко мне больше не приходите! И за спичками. И за таблетками от зубов. Только за цианистым калием приходите. И за мышьяком. И ветка вашей дохлой, кислой сливы делает мне тень, и можете считать, что она уже спиленная. И ваши гнусные куры, которые бегают сейчас в моем саду, можете считать, уже плавают кверху растопырками у меня в супе! И, чтоб вы знали, весь поселок с этой стороны улицы Мичурина называет вас жалким подкаблучником. — И Мария, гордо сложив руки на груди, прислонилась спиной к забору.

Вижу, папа начинает оглядываться, а ружья, к сожалению, под рукой нет. Поэтому он вежливо говорит Марии Переваловой:

— Вы можете так постоять секундочку?

— Хоть три, — отвечает нахальная Перевалова.

— Три не понадобится. Я вас за две застрелю, — говорит папа. И мне: — Макс, тащи немедленно ружье!

Ну, я, конечно, сдрейфил (еще бы, в таком состоянии я вообще людей раньше не видел) и говорю:

— Папа, давайте понимать нервное состояние Марии. А он:

— Я не психиатр! Я наоборот — застреливать собрался!

А Мария Перевалова:

— Так вы Печорин? Что же вы раньше молчали? Вы — герой нашего времени!

Не знаю Печорина, о котором болтала Машка, но наш папа действительно герой — такое терпеть от какой-то там студентки! И тут Витька все хорошо исправил:

— Если вас застрелит папа, — сказал он, — как же вы выйдете замуж, о чем столько лет мечтали? Только-только Петька-радиотехник вам попался, а вас уже убьют! И вы не испытаете семейного счастья. Вы, наверно, думаете, что женихи под заборами валяются? Вы не думайте. Я б на вашем месте дорожил жизнью, поймав неженатого мужчину с хорошей профессией.

Знаете, что тут с Переваловой сделалось? Ка-ак она зарыдает, ка-ак подпрыгнет! И к себе ускакала. И сразу стала ветку нашей сливы отпиливать.

• Предыдущая
• 9/11
• Следующая