Единственная - Лоуренс Стефани - Страница 29

• Предыдущая
• 29/88
• Следующая

Оглянувшись, он увидел, как Пенни, успевшая спешиться, привязывает поводья к дереву. Чарлз подступил к двери, распахнул ее и одновременно отступил в сторону. Дверь открылась, ударилась обо что-то деревянное.

И снова тишина.

Чарлз заглянул внутрь. Глаза не сразу привыкли к полной темноте, но все же он сумел различить неподвижную груду на полу.

Чарлз выругался, снова прислушался к внутреннему голосу, но в полной уверенности, что дом пуст, переступил порог. Судя по запаху, его ждет не слишком приятное зрелище.

За спиной послышались шаги Пенни.

– Не подходи ближе! Тебе лучше этого не видеть.

– Что там? – охнула она. – Он мертв?! Нет смысла притворяться.

– Да.

На сколоченном из неструганых досок столе стояла свеча и лежало огниво. Задержав дыхание, он подошел ближе, запалил свечу и дождался, пока загорится слабенький огонек.

Интуиция его не обманула.

Он услышал тихий стон Пенни. Пулей вылетев из хижины, она прислонилась к стене. Взгляд Чарлза был устремлен на труп, лежащий на полу сломанной куклой. Преодолевая тошноту, он нагнулся и поднес свечу к лицу мертвеца.

– Что случилось?

Оглянувшись, он увидел Пенни, цеплявшуюся за дверной засов.

– Это Джимби?

– Полагаю, что так… судя по тому, что сказал старик. Возраст и сложение примерно совпадают.

Протянув руку, он разжал обмякший кулак юноши и нашел мозоли и наросты, свидетельствующие о том, что при жизни этот человек часто работал веслами.

– Да, – кивнул он. – Это Джимби Молле.

Физиономия бедняги была покрыта уродливыми синяками и ссадинами. Чарлз был уверен, что знает, где можно найти и другие следы побоев: на почках, нижних ребрах, большинство из которых наверняка сломаны. Руки и пальцы раздроблены, причем пытка, очевидно, продолжалась часами.

Кто-то выколачивал информацию из Джимби, информацию, которую последний либо не знал, либо отказался сообщить. Его били, пока мучитель или мучители не уверились, что больше ничего не узнают. И только потом от несчастного избавились, перерезав горло. Чарлз поднялся.

– Мы больше ничего не можем сделать, кроме как уведомить власти.

Он вышел вместе с Пенни и закрыл дверь, стараясь не показать, насколько ему не по себе.

– Его убили, верно? – прошептала Пенни. – И давно? Хороший вопрос.

– Не позже, чем вчера, возможно, позавчера.

Она судорожно сглотнула и еле слышно пробормотала:

– После того как мы начали задавать вопросы.

– Возможно, эти два обстоятельства никак ни связаны, – покачал он головой.

Судя по взгляду Пенни, она верила этому не больше, чем он сам. Хорошо еще, что она, кажется, не собирается впасть в истерику.

– И что теперь? Кому нам сказать? Чарлз призадумался.

– Кал вер – местный магистрат. Я поеду завтра с утра и уведомлю его. Нет смысла будить его и слуг в этот час. Все равно ничего поделать уже нельзя, а при свете дня легче будет увезти его. Кстати, тебя здесь не было.

Она поджала губы, но все же кивнула.

– Так мы его оставим? Чарлз погладил ее по руке.

– Его уже нет. Осталось только бренное тело, – протянул он, с наслаждением подставляя лицо свежему ветерку. – Но прежде чем уехать, я хочу взглянуть на его лодки.

Оставлять такое дело на утро было рискованно, и он не хотел в который раз потерять след. Кто-то другой слонялся здесь. Кто-то другой, с подготовкой не хуже, чем у него самого.

Кто-то другой с таким же прошлым.

Не выпуская руку Пенни, он проверил, надежно ли привязаны лошади, и только потом потащил ее к реке. Оба они были местными уроженцами; оба знали, что искать: крошечную бухточку, миниатюрную пещерку, узкую промоину, проделанную небольшим ручьем, – именно там спрятаны суда Молле.

Они нашли лодки в сотне ярдов вверх по реке, в бухточке, вымытой волнами и скрытой нависавшими ветвями деревьев, где как раз помещались суденышки. Шлюпка, пришвартованная к тяжелому кольцу, ввинченному в ствол, колыхалась на воде. Внутри валялось обычное рыбачье снаряжение: веревки, удочки, сети и две ловушки для омаров.

Чарлз подошел ко второй лодке, привязанной за нос и корму, и едва не ахнул от изумления. Старый матрос ничуть не преувеличил. Судно было настоящим шедевром: узкое, верткое и изящное. Такое действительно способно летать.

Пенни уже успела подбежать ближе и, усевшись на нос, медленно обводила пальцем написанное на борту название.

Чарлз опустился на корточки.

«Джули Леа».

Имя ничего ему не говорило.

– Так звали мою мать.

Он повернулся к Пенни, лицо ее было бесстрастно. И поэтому просто взял ее руку.

– Все звали ее Джули, и только мой отец назвал ее полным именем: Джули Леа.

Несколько минут оба молчали. Потом он встал.

– Оставайся здесь. Мне нужно посмотреть, что внутри. Это оказалось не так легко, как со шлюпкой. Яхта, ибо это была именно яхта, хоть и очень маленькая, была затянута парусиной, привязанной морскими узлами. Он распутал те, что на корме, и откинул парусину.

Мачта, такелаж, паруса, весла… все как обычно. Но Чарлз продолжал искать. И наконец нашел: под передней банкой валялся смятый пучок веревки и ткани: набор сигналов.

Пенни тоже встала, отряхивая бриджи, и подошла ближе, чтобы рассмотреть флаги: цветные квадраты с различными символами.

– Что это такое? Ничего не узнаю.

– Французские морские сигналы, – поколебавшись, пояснил Чарлз. – Имея это, совершенно не обязательно подходить близко к французскому судну: достаточно, чтобы их можно было разглядеть в бинокль.

Пенни протянула руку к одному флажку.

– А это?

– Ты и сама знаешь, – выдавил Чарлз.

– Да. Герб Селборнов.

Она устало поникла и схватилась за сердце, словно боясь, что оно выпрыгнет из груди.

– Как они могли?

Чарлз снова свернул груду ткани.

– Мы пока еще не знаем, что они сделали, – спокойно возразил он.

– Знаем, – сухо бросила она. – Каждый раз, когда Эмберли передавал папе дорогостоящую тайну, тот посылал Молле к островам, поближе к французскому люгеру. Молле вывешивал сигналы, сообщавшие французам, когда и куда выслать судно, а потом папа выходил в море с контрабандистами, говорил с каким-то французом и выдавал очередной государственный секрет в обмен на коробочки для пилюль. Позже, когда папу сменил Гренвилл, он посылал к французам Джимби, и теперь Джимби убит.

Омерзение и отвращение звучали в ее словах, эмоции столь сильные, что она почти ощущала их горький вкус.

– Собственно говоря… – Голос Чарлза, по контрасту, был холодным, почти отрешенным. – Хотя твои теории почти наверняка правильны, мы все же не знаем, что именно они передавали.

– Что-то такое, за что французы были готовы платить дорогим антиквариатом: ты видел коробочки для пилюль.

– Так-то оно так, однако…

Он сунул флажки ей в руки и обнял, вынуждая поднять глаза.

– Пенни, я знаю эти игры: сам играл в них последние тринадцать лет. Вещи далеко не всегда таковы, какими кажутся. Остынь, и немного подумаем. Прежде всего мне необходимо послать в Лондон гонца. Возможно, Далзил еще не успел проверить. Ты слышала Денниса Гиббса. Кто знает, вдруг твой отец был замешан в чем-то куда более глубоком, чем мы предполагали.

Он старайся найти извинения, чтобы она не чувствовала себя такой несчастной. Столь жестоко преданной отцом и братом. Боль в сердце и душе становилась все острее. Чарлз пытался облегчить ее страдания, но…

Она молча кивнула.

Пришлось подождать, пока он не затянул яхту парусиной и не завязал узлы. Какое счастье, что сейчас темно и тихо.

Чувствовала она себя ужасно. Подозрения зрели в ней много лет; только за последние несколько месяцев она обнаружила столько новых фактов, рисующих отца и брата в ужасном свете.

В глубине души она понимала, что вся реакция на предательство родных каким-то образом связана с тем, что она испытывает… до сих пор испытывает к Чарлзу. Мысль о том, что деяния брата и отца, совершаемые ими ради собственной пользы и прибыли, могли привести Чарлза и ему подобных на край гибели, поставить в еще более опасное положение, потрясла ее до глубины души, наполнила чем-то куда более буйным, неукротимым, чем обычная ярость, чем-то куда более мощным и разрушительным, чем обычное пренебрежение.

• Предыдущая
• 29/88
• Следующая