Единственная - Лоуренс Стефани - Страница 37
- Предыдущая
- 37/88
- Следующая
Музыканты снова заиграли вальс. Чарлз оглядел танцующих, подхватил Пенни под руку и повел к дверям на террасу. Они вышли на прохладный воздух. Здесь еще никого не было, и они немного отошли от дверей.
– Четырех мы допросили, – заметила она, останавливаясь у балюстрады. – Похоже, все они вне подозрений, как по-твоему?
Чарлз остановился рядом и оглянулся на бальный зал.
– Трудно сказать. Джимби был худ и мал ростом. Все четверо физически вполне способны прикончить его и, что всего неприятнее, находились в этих местах последние несколько дней, в то время, когда был убит Джимби.
– А тебе хотелось бы, чтобы только один заглянул на огонек?
– Это, несомненно, облегчило бы нам задачу.
Из окон донеслась музыка, согревая холодную неподвижность ночи. И когда Чарлз потянулся к ней, она среагировала слишком медленно, чтобы помешать ему обнять ее. Он прижал ее близко, ближе, чем обычно принято в танце, и все же на самом деле их близость была беспредельна.
Их губы соприкоснулись, шелк зашуршал о тонкое сукно его брюк, когда он стал медленно кружить ее в вальсе, куда более интимном, чем тот, который танцевали в зале. Она украдкой обернулась, но на террасе по-прежнему никого, кроме них, не было. Не сводя глаз с его лица, сильной линии подбородка, чувственного изгиба губ, она констатировала очевидное:
– Чарлз, это не слишком хорошая идея.
– Почему нет? – удивился он, и его голос показался ей мягче бархата. – Тебе ведь нравится.
Именно поэтому идея совсем не хороша. Она не смела вздохнуть глубже из страха, что грудь прижмется к его груди. И опять кровь забурлила в жилах, как всегда, когда он рядом. Все фибры ее существа были напряжены в ожидании: чем больше времени она проводила с ним, чем чаще нежилась в его объятиях, тем больше наслаждалась, тем больше поддавалась соблазну, тем меньше сопротивления оставалось. Так было тринадцать лет назад; она не думала, что так и останется. Но все осталось.
И то, что она прочла в его глазах, заставило сердце замереть, послало по спине языки страха.
– Чарлз, послушай, мы не должны, ни за что не должны воскрешать прошлое.
Он не улыбнулся. Не сверкнул пиратской улыбкой, не отделался шутливым ответом. Он молча посмотрел в ее глаза и тихо ответил:
– Прошлое осталось в прошлом. Не его я хочу воскресить.
Музыка снова смолкла, и Чарлз, к ее удивлению, остановился и отпустил ее. Но прежде его ладонь нежно скользнула по обтянутому шелком бедру в последней, запретной, горящей огнем ласке.
– Пойдем, – попросил он, словно очнувшись. – Нам еще остался один незнакомец.
Они вошли внутрь, и он тут же подвел ее к группе молодых джентльменов, рьяно ухаживавших за незамужними девушками. Большинство, правда, развлекались в Лондоне, но по различным причинам кое-кто остался в провинции.
Марк, самый младший сын Трескаутиков, фатоватый щеголь, только что окончивший Оксфорд, царил в этой компании, в окружении приятелей, одного из которых, высокого, худого, смуглого брюнета, Пенни видела впервые.
Завидев гостей, Марк немедленно бросился к ним навстречу.
– Позвольте представить вам Филиппа, шевалье Жерона.
Шевалье поклонился. Пенни учтиво присела. Судя по всему, шевалье был на несколько лет старше Марка. Он был так же высок, как Марк, но тощий и скелетообразный, что отнюдь не придавало ему обаяния.
Чарлз величаво наклонил голову:
– Шевалье! Решили посетить наши края, или…
– Я прожил здесь почти всю жизнь. Моя семья прибыла с первой волной эмигрантов, бегущих от террора.
Шевалье раздраженно оглядел Чарлза, явно отмечая его неанглийскую внешность. Тот слабо улыбнулся.
– Моя мать тоже была эмигранткой.
– Вот как!
Шевалье кивнул и оглянулся на остальных членов группы, но все смотрели на Чарлза.
– И что привело вас в нашу глушь, шевалье? Я считал, что Лондон… куда более привлекательный город в смысле… некоторых выгод.
Шевалье едва заметно покраснел, но продолжал спокойно смотреть в глаза Чарлзу.
– Мне нужно принять кое-какие решения: продлится ли мир и, если это так, стоит ли мне вернуться во Францию. От поместий моей семьи ничего не осталось, но… – Он пожал плечами. – Земля, на которой они стояли, еще сохранилась. – Он оглядел комнату. – А здесь так мирно и спокойно. Марк был так добр, что пригласил меня погостить несколько недель: идеальное место, чтобы собраться с мыслями и хорошенько обдумать будущее.
– Еще бы! – вставил Марк. – Кстати, Чарлз несколько лет воевал во Франции в гвардейском полку. Может, он знает что-то о вашем доме и деревне?
– Сомневаюсь. Это рядом с Сен-Клу, далеко-далеко от полей сражений.
Чарлз подтвердил, что ничего не знает об этой местности. Он расспросил местных джентльменов об охоте и рыбной ловле и несколькими умело поставленными ловушками-вопросами сумел определить, что шевалье провел последние пять дней в Бренском-Холле. Убедившись, что его предположения верны, он увел Пенни.
Постепенно веселье стихло, и гости стали разъезжаться. Чарлз и Пенни последовали общему примеру. Весело болтая, они направились в вестибюль. Пенни отметила, что Николас откланялся одним из первых и быстро растаял в темноте. Шевалье еще оставался в бальном зале. Интересно, встречались ли они с Николасом… или еще встретятся… возможно, сегодня. Можно проверить, стоит ли конь Николаса в конюшне: он должен оказаться дома гораздо раньше их.
Поблагодарив леди Трескаутик за приятный вечер, – даже несмотря на их озабоченность, праздник действительно удался на славу, – Чарлз усадил Пенни в экипаж и плотно прикрыл дверцу.
– Удивительно, что здесь оказался французский эмигрант, – пробормотала Пенни, едва лошади тронулись, – да еще из тех, кто собирается вскоре вернуться во Францию. По странному совпадению сюда же прибыл и Николас, которого мы подозреваем в передаче государственных секретов французам и который вполне мог быть замешан в убийстве Джимби.
– Совершенно верно, но не стоит делать преждевременные выводы. Николас очень старался быть общительным, несмотря на то что явно чем-то встревожен или расстроен, и все же не выделял ни одного из пятерых новичков: по-моему, он даже не заговорил с шевалье.
– Если они уже знакомы, вряд ли станут выставлять это напоказ, не так ли?
– Возможно, – кивнул Чарлз, стараясь отвлечь ее от неприятных мыслей. Пусть лучше сосредоточится на нем, на их отношениях!
Он молча привлек ее к себе. Прижался губами к губам.
Увидел, как коротко блеснули ее глаза, прежде чем опустились веки.
И продолжал поцелуй, пока губы ее не смягчились. Пока наслаждение не пронзило обоих.
Она попробовала воспротивиться, но тут же сдалась и обмякла. Он едва не застонал. Почему с ней все по-другому? Она единственная женщина, обладающая властью вызывать в нем боль желания, слабость и страсть, лишающие последних сил.
Лишающие способности устоять.
Он раздвинул языком ее губы, погрузился в горячую сладость рта. Сжал ее талию и усадил себе на колени.
Она прижала ладони к его плечам, стараясь выпрямиться. И когда он поднял голову, ее глаза широко распахнулись.
– Как насчет кучера?
– Он на козлах… и ничего не видит, – пробормотал он, прикусывая ее нижнюю губу. – Если не станешь визжать, он и не услышат.
– Визжать? Но почему…
Он провел руками от талии вверх.
– Чарлз…
Он завладел ее губами. Погладил большими пальцами тонкий шелк лифа, медленно обвел камешки сосков.
Взвесил в ладонях мягкую тяжесть грудей, ощутив, как они твердеют и набухают. Насладился сотрясшей ее дрожью, и их дыхание смешалось.
После долгих, изысканных, болезненно возбуждающих ласк он поднял голову и глубоко вздохнул. Ужасно жаль, что от Бренском-Холла до Уоллингема совсем близко.
Пенни по-прежнему трепетала, чувствуя стальную крепость и уверенность его пальцев. Она твердила себе, что это всего лишь поцелуй, нечто такое, чем можно безнаказанно наслаждаться. Но совсем забыла, что с ним это означает большее, гораздо большее.
- Предыдущая
- 37/88
- Следующая