Единственная - Лоуренс Стефани - Страница 42

• Предыдущая
• 42/88
• Следующая

Иначе и быть не может.

Если он захочет повлиять на нее в нужном направлении, – а влияние – это лучшее, на что он мог надеяться, – значит, нужно действовать как можно быстрее и сейчас – самое время. Один-два дня – все, что подарит им убийца.

Сжав ее руку, Чарлз повернул голову и без обиняков спросил:

– Как получилось, что ты до сих пор не пустила к себе в постель ни одного мужчину?

Пенни молча вытаращилась на него. Губы беззвучно шевелились: очевидно, она временно потеряла дар речи. Он ожидал, что она покраснеет, но бедняжка оцепенела.

– Что? – почти взвизгнула она наконец и, вырвав руку, размахнулась, явно желая дать ему пощечину. Однако сдержалась и процедила сквозь зубы: – Нет. Погоди. – Глубоко вздохнула, стиснула кулаки и спокойно объявила: – Моя личная жизнь тебя не касается. Ясно?

Он, в свою очередь, разозлился.

– Все, что случилось между нами тринадцать лет назад, меня касается, и если именно тот случай так воздействовал на тебя все эти годы, тогда это тоже мое дело.

Она смотрела на него брезгливо, как на паука, мерзкого паука, которого не грех и раздавить.

– Если это и повлияло на меня… – Она осеклась, поджала губы и громко выпалила: – Какого дьявола ты несешь?

Собрав в кулак терпение, он решил наконец поговорить начистоту. Нужно вскрыть гнойник и забыть о нем навсегда.

– Тринадцать лет назад, если припомнишь, я взял тебя в проклятом амбаре у холмов. Для тебя это был первый раз, и я причинил тебе боль. Сильную.

Она поморщилась, но он безжалостно продолжал:

– Ты расстроилась. Очень расстроилась. И не позволила мне еще раз к тебе прикоснуться. Ни тогда, ни позже. Удрала.

Избегала меня несколько недель, пока я не ушел в армию. Отказывалась разговаривать со мной и не позволяла слова тебе сказать. – Та давняя боль снова ударила в сердце, свежая и неожиданно острая. Но он твердо подавил эту боль и как мог спокойнее продолжал: – Вернувшись в прошлом году, я узнал, что, несмотря на десятки самых выгодных предложений, ты предпочла остаться старой девой. И невозможно не задаться вопросом: неужели то, что я сделал… что случилось между нами, и есть причина твоего нежелания выходить замуж? А прошлой ночью я узнал, что ты никогда…

– Прекрати, – оборвала она, вскакивая. Он даже поежился под ее взглядом. На него в упор словно смотрело дуло охотничьего ружья.

– Забудь все, что случилось прошлой ночью, и все, что я сказала. Моя жизнь принадлежит только мне. И только я принимаю решения. Остальное – дело не твое…

Он выругался и встал.

– Мое. Мое чертово дело! – зарычал он. Рев отдаленным эхом прокатился по газонам. Он вынудил себя понизить голос, пригвоздив ее к месту пронзительным взглядом.

– Если я так оскорбил тебя, причинил столько боли, что ты больше не позволила ни одному мужчине прикоснуться к себе…

Он подступил ближе. Ее глаза пылали огнем, но она не отступила.

– Погоди… погоди! Не спеши. Дай подумать…

Судя по выражению лица, она перебирала в памяти его слова… и тут ее глаза широко раскрылись, потемнели и превратились в грозовые облака.

– Хочешь сказать, что все эти годы я была расстроена… обижена… только из-за боли?

Он не мог ничего прочесть в ее глазах. Нахмурился, чувствуя в ее словах ловушку… но все же со вздохом кивнул:

– Что же еще?

Значит, это она чего-то не поняла, хотя следовало бы. Пенни отвернулась и пошла прочь.

– А ты стой на месте и жди.

Он негодующе застыл, но повиновался. И слава Богу. Ей следует сообразить, что делать, и побыстрее!

Она всегда знала, что он не чувствовал… не видел, как она любит его. Неужели ее досада и мучения были вызваны какой-то несчастной болью? Смешно!

И когда он говорил о страданиях, ей в голову не приходило, что имеются в виду физические страдания.

Впрочем, в то время ее мало занимали его мысли: слишком она была поглощена своими реакциями, своим ужасным разочарованием, крушением наивных ожиданий, навеки разбитым, как она тогда считала, сердцем. И хотя она понимала, что он сознает, как обидел ее, все же представить не могла, что настоящие причины ему не известны.

Он воображал, что она испугалась боли!

Она покачала головой и вернулась мыслями к нему.

Если учесть, что все эти годы его терзали угрызения совести, которых он не заслужил, и чувство ответственности за ее жизнь, к которой он не имел ни малейшего отношения…

Долг и ответственность всегда были для него на первом месте: взять хотя бы его преданность семье и родине! И если она немедленно не просветит его и не покончит с той ответственностью, которую он за нее испытывает, отношения их испортятся с ужасающей быстротой. Он будет пытаться заслужить прощение, она станет отказываться, его совесть взбунтуется, ее независимость взыграет, он будет еще сильнее стараться исправить зло… и все кончится враждой, если не открытой войной, которой никто из них не заслуживает. Которая никому из них не нужна.

Нужно успокоить его, не выдав при этом истинных причин ее обиды.

Сложив руки на груди, она остановилась перед ним.

– Прекрасно. Если тебе так уж понадобилось вспоминать о прошлом, я согласна. При условии, что все факты будут истолкованы верно. Тринадцать лет назад именно я решила, что мы должны заняться любовью. Да, ты много лет хотел и добивался меня, но не посмел бы предложить ничего в этом роде. Это я все замыслила и якобы случайно встретила тебя на прогулке верхом. И заманила тебя в амбар. Все, что случилось в тот день, случилось по моему желанию.

– Но ты не знала, как это больно.

– Верно.

Она плотнее прижала руки к груди, едва удерживаясь, чтобы не надрать ему уши.

– Однако я знала, что была невинной, а ты… – Она постаралась не смотреть вниз. – Ты этого не знал. И я была не настолько невежественна, чтобы не знать о том, что подобные приключения, как правило, сопровождаются некоторой болью.

– Значительной болью, – поправил он. Его зубы были так плотно стиснуты, что она побоялась, как бы они не треснули.

Пенни намеренно небрежно пожала плечами:

– Такую боль вполне можно вытерпеть.

Такой боли она не ожидала, но сердце ныло куда сильнее.

– Так или иначе, меня отпугнуло вовсе не это, могу тебя заверить.

– Но ты была расстроена, несчастна и едва не плакала, – процедил он, впившись в нее взглядом. – Если дело не в боли, тогда в чем же, черт побери? – Не дождавшись ответа, он развел руками. – Ради всего святого: что я тогда наделал?

Мука в его глазах, не оставлявшая его все эти годы, потрясла ее. Не дала наброситься на него с криками негодования.

Но нельзя же сказать ему правду. Если он узнает, что она любит его… учитывая нынешнюю ситуацию, вполне может настаивать на женитьбе. Посчитает это делом чести, с одной стороны, и подходящим браком для них обоих – с другой. И брак действительно подходящий во всех отношениях, кроме одного.

Она все еще любила его и, зная, что он к ней равнодушен, сознавала, что для нее это замужество будет адом на земле. Она отвергала других поклонников, потому что они тоже не любили ее и она их не любила. И теперь, после стольких лет независимости, отказа выйти замуж по расчету, без любви, которой она так жаждала, получить предложение именно от Чарлза и, возможно, согласиться…

– Ты ничего такого не сделал, – спокойно обронила она.

Чарлз всмотрелся в нее и убедился, что она не лжет.

Недоумение охватило его. Все эти годы он бродил как в тумане. И ничто не изменилось. Кроме одного: теперь он не собирается разыгрывать джентльмена и позволять ей водить его за нос. Как же вытянуть из нее разумное объяснение? Объяснение, которого он отчаянно хотел и ждал?

– Ты не ответила на мой вопрос, – сдавленно выговорил он наконец.

Пенни моргнула, подумала и благословила свою природную вспыльчивость.

– Что это ты себе вообразил? – запальчиво начала она. – Можно подумать, то, что случилось тогда в амбаре, навсегда исковеркало мне жизнь!

• Предыдущая
• 42/88
• Следующая