Медный всадник - Пушкин Александр Сергеевич - Страница 35

• Предыдущая
• 35/77
• Следующая

Заключительная строфа стихотворения является прямым наставлением новому царю:

Признание Пушкиным «семейного сходства» между Николаем I и Петром отражает, очевидно, не только распространенное тогда и ставшее потом официозным комплиментарное сопоставление, но и его собственное, еще не остывшее впечатление от встречи и беседы с царем 8 сентября 1826 г. Впоследствии, когда существенно изменился взгляд поэта на Николая I, он внес в свой дневник под 21 мая 1834 г., слова, которые якобы «кто-то» (возможно, он сам) сказал о царе: «Il у a beau-coup de praporchique en lui, et un peu du Pierre le Grand» («В нем много от прапорщика и немножко от Петра Великого») (Акад., XII, 330).

Напоминание о «незлобной памяти» Петра, соединенной с твердостью, относится, конечно, к осужденным декабристам. Оно должно было указать царю на необходимость смягчения их участи, на то, что царь не должен быть мстительным. Это тот лейтмотив, который проходит потом через ряд произведений поэта, связанных с образом Петра. Способность царя-преобразователя не только наказывать виновных, но и великодушно прощать их отмечается много раз в «Истории Петра I» и является темой программного стихотворения «Пир Петра Первого», которым открывается I том пушкинского журнала «Современник» (1836).

Начиная со «Стансов» петровская тема широко и прочно входит в творчество Пушкина, охватывая почти все его жанры (кроме драматургии) — лирику, поэмы, прозаический роман, публицистику и критику, мемуары, историческое исследование, и занимает его мысли буквально до последних часов перед роковой дуэлью с Дантесом.

Первым по времени и одним из важнейших по значению среди этих разнородных произведений является исторический роман, над которым Пушкин работал летом 1827 г. в Михайловском, — роман, получивший от редактора посмертного издания — Жуковского очень точное и удачное название — «Арап Петра Великого».[401] В нем Пушкин подошел к петровской теме с родовой, даже семейной точки зрения. Воспоминания о знаменитом и своеобразном предке Абраме (Ибрагиме) Петровиче Ганнибале, почти забытые в Кишиневе и Одессе, оживились с приездом в новую ссылку — в Михайловское. Здесь поэт получил от двоюродного деда Петра Абрамовича Ганнибала и сохранил у себя немецкую биографию своего прадеда Ганнибала, которую он частично перевел на русский язык.[402] В стихотворении, обращенном к Н. М. Языкову с приглашением приехать в Михайловское, он писал, вспоминая о том времени, когда там жил, уже после смерти Петра I, удалившийся от дел Абрам Ганнибал:

Все это, а также очерки А. О. Корниловича о быте Петровской эпохи, напечатанные в альманахе «Русская старина» (1825), и знакомство с некоторыми источниками по истории жизни и царствования Петра, начиная с «Деяний Петра Великого» И. И. Голикова (1788), обусловили замысел романа о Петре и его «питомце», предке поэта, как исторического романа семейно-бытового плана, в духе романов Вальтера Скотта, где, по определению Пушкина, читатель знакомится «с прошедшим временем <…> современно, домашним образом» (Акад., XII, 195). Петр, играющий в романе важную роль, движущую сюжет, изображен как простой и добросердечный человек (который, однако, может быть и деспотическим распорядителем чужих личных судеб), как любезный хозяин, хороший семьянин, не герой-полководец, но разносторонний мирный деятель, руководитель «огромной мастеровой» (какой представлялась молодому арапу Россия), «где движутся одни машины, где каждый работник, подчиненный заведенному порядку, делает свое дело» (Акад., VIII, 13). При этом сглажены темные, отрицательные стороны той трудной эпохи, когда Россия, лишь недавно вышедшая победительницей из долгой войны, едва приступала к мирному строительству, требовавшему многих жертв от народа и осложненному борьбой Петра с явными и скрытыми противниками его преобразований, даже в собственном семействе.

Роман Пушкина о его предке не был закончен. Поэт бросил его, даже не развернув еще сюжетной линии, посвященной личной судьбе арапа — его женитьбе и его семейной драме, связанной, очевидно, с появляющимся в начале последней главы молодым петровским офицером, сыном стрельца Валерианом, которого любит невеста арапа, боярышня Наталья Ржевская. Но намечающаяся в будущем неизбежная драма между арапом и его женой, драма, источником которой являются по существу политические расчеты и деспотическая воля Петра, уже не могла быть связана с царем непосредственно. Роль его в романе исчерпывалась тем, что успел сказать о нем поэт, тем более что описанные им события происходят всего года за два до смерти Петра. Что же касается биографической линии сюжета, связанной с Ганнибалом, то она далеко отошла от исторической правды — даже в тех пределах, в каких была известна Пушкину. Продолжая историко-биографический роман об арапе, ему пришлось бы описывать эпоху, наступившую после смерти Петра при его «ничтожных наследниках», в годы дворцовых переворотов и служебных неудач Ганнибала, а это едва ли могло входить в планы поэта. Своего рода тупик, который ощутил Пушкин при реализации своего замысла, и стал, по-видимому, главной причиной незавершенности романа.

Через несколько месяцев после того как был оставлен роман об арапе Петра Великого, Пушкин 5 апреля 1828 г. начал другое произведение, посвященное петровской теме, — историческую поэму «Полтава».

Созданию поэмы предшествовало глубокое изучение как первоисточников, так и современной литературы (поэмы Байрона «Мазепа», Рылеева «Войнаровский», Мицкевича «Конрад Валленрод», повесть Е. Аладьина «Кочубей»),

Некоторые исторические труды и документальные материалы, касающиеся войны между Петром I и Карлом XII (1700-1721), с ее кульминацией — Полтавской победой Петра (1709), а также измены украинского гетмана Мазепы, были известны Пушкину давно, еще с 1824 г. С другими он ознакомился, когда писал роман об арапе Петра Великого и позднее, обдумывая свою поэму.[403]

«Полтава» была задумана и исполнена как поэма нового типа, сочетающая в себе историко-героическую тему с романической (или новеллистической). Она названа «Полтавой» (а не «Мазепой», как называли ее вплоть до выхода в свет и даже позже в литературных кругах и журналах), отчасти затем, чтобы не напоминать о поэме Байрона «Мазепа», из которой взят Пушкиным эпиграф, а главное — чтобы указать на основную идейно-художественную линию поэмы — линию историческую, завершающуюся Полтавской победой Петра. Самый эпиграф к «Полтаве», заимствованный из поэмы Байрона, не имеющей с пушкинской поэмой ничего общего, указывает на ту же главную линию. В переводе с английского подлинника этот эпиграф читается: «Мощь и слава войны, вероломные, как и люди, их суетные поклонники, перешли на сторону торжествующего царя» (Акад., V, 16, 524).

Сам Петр появляется лишь в III песни поэмы, утром перед Полтавским боем. Но его участие в событиях, его могучий дух чувствуются с самого ее начала, и замысел поэта вскрывается уже в тех вступительных строфах, которыми «Полтава» открывалась в черновой рукописи по первоначальному плану (см.: Акад., V, 175-181 (черновик); ср. с. 23 — окончательный текст, после изменения плана).

• Предыдущая
• 35/77
• Следующая