Медный всадник - Пушкин Александр Сергеевич - Страница 49

• Предыдущая
• 49/77
• Следующая

С. М. Бонди видел в этом наброске неотделанную «онегинскую» строфу, в которой после начала 9-го стиха — «Юго, не знаю» — оставлен пробел для ненаписанных двух стихов — 10-го и 11-го. На этом основании он в комментариях к «Езерскому» и «Медному Всаднику» отнес отрывок к «Езерскому»[456] (так он и напечатан в академическом издании — Акад., V, 417). Напротив, О. С. Соловьева считала, что он «не мог быть онегинской строфой, предназначенной для „Езерского“, но отражал определенный момент развития замысла „Медного Всадника“ и потому должен печататься среди его черновиков».[457] Необходимо, по нашему мнению, согласиться с последним утверждением: едва ли возможным представляется возвращение к оставленному «Езерскому», отдельные отрывки которого Пушкин в первой половине работы над «Медным Всадником» хотел и пробовал применить для новой поэмы, перерабатывая их не только по форме (перестраивая «онегинские» строфы в бесстрофные стихи с вольной рифмовкой), но и по существу, набрасывая отдельные места заново и дополняя мысли, содержащиеся в «Езерском», а иногда просто пересказывая их. При этом разнородные темы, словно от желания автора поскорее высказать их, перебивают одна другую, едва наметившись.

Так, после начатой, но тотчас оставленной и наполовину зачеркнутой родословной Евгения следуют отделенные чертой слова:

И далее — прежняя тема, связанная с интродукцией: «Домой пришед». Обе эти строчки зачеркнуты, после чего следуют рассуждения о Байроне и других писателях-дворянах. Текст (как во всем черновике «Медного Всадника», за малыми исключениями) идет в два столбца, и в правом (втором) столбце на л. 10 об. после слов, приведенных выше, — «Угодно знать…» и т. д. идут наброски, определяющие общественное положение п личные свойства героя:

Как согласовать второй из этих стихов («Безродный, круглый сирота») с родовитым дворянским присхождением героя? Очевидно, имеется ввиду не его родословная, не предки, а то, что он последний в роде, обедневший, оставшийся сиротой, забывший о своих предках и об историческом прошлом своего некогда знатного рода. Это представление о герое мелькает уже в одном из черновиков «Езерского» (Акад., V, 410):

Теперь та же мысль, вновь возникнув, развернута далее подробно, на материале того же «Езерского»: Евгений

На следующей странице тетради (л. 11) раскрывается его ординарность, принадлежность к толпе (или «тьме») подобных, то, что является характерной чертой «ничтожного героя» и сливает его с массой таких же «читателей», к которым иронически обращается поэт:

И вслед за этим начинается длинное отступление, скомпанованное из разных черновых строф «Езерского», — о праве поэта «воспевать» «ничтожного героя» и об упреках критиков, требующих, чтобы он прославлял великих людей, которые

На этом обрываются рассуждения о свободе творчества и праве поэта на выбор «ничтожного героя». С л. 11 об. продолжается до л. 16 об. связный и последовательный черновик Первой части поэмы, начинающийся словами:

Здесь в словах «Позвал слугу» содержится еще один — последний — намек на известную состоятельность героя. В этом намеке находят отражения колебания Пушкина, очень явственные и резкие в черновых набросках к «Езерскому», где чередуются «роскошный кабинет» героя, петербургского денди онегинского типа, и «конурка пятого жилья» почти нищего чиновника, и затухающие в беловом тексте незаконченной поэмы, где Езерский является «ничтожным героем», регистратором, живущим одним жалованьем и влюбленным в мещанку — «лифляндочку», столичным гражданином, «каких встречаем всюду тьму». Последние определения прямо перенесены из «Езерского» в поэму «Медный Всадник». В перебеленном тексте последней поэмы (БА) признаки какой бы то ни было состоятельности Евгения изъяты и его бедность подчеркнута словами «живет в чулане», исправленными здесь же на «живет в Коломне», что сохранено и в окончательном тексте. Коломна в ту эпоху — отдаленная и захолустная часть города, населенная мелкими чиновниками, ремесленниками и тому подобным бедным людом; как место жительства героя поэмы она дает точное представление и о его бедности, и о его невысоком общественном положении.

Вслед за приведенным выше четверостишием («Итак, домой пришед, Евгений» и т. д.), где первоначальное «позвал слугу» заменено при переписке в БА словами «стряхнул шинель», т. е. чиновничью одежду, мокрую от дождя, сам снял с себя и повесил (неимение слуги у чиновника или офицера свидетельствовало о большой бедности), — вслед за этим следует вопрос: «О чем же мыслил он?» — и ответ на него: размышления и мечты «ничтожного героя» поэмы (в окончательном тексте соответственно стихи 127-163). Это один из важнейших отрывков поэмы, определяющий духовную сущность героя, погруженного в мелкие служебные или обывательские (точнее, даже мещанские) интересы, в мечты об узком семейном счастье, в котором нет места никаким высшим умственным потребностям. Если Евгений и размышляет о том, что

то эти слова, иногда понимаемые как выражение возвышенных духовных стремлений, означают, очевидно, лишь мысли о трудной для бедняка чиновничьей карьере: на это указывают дальнейшие его мысли о недостатке «ума и денег», о том,

Этот образ, сложившийся с полной отчетливостью уже в первой черновой рукописи, при дальнейших обработках текста, вплоть до окончательного, почти не меняется, в основном сохраняя однажды определившиеся черты. Характерно, что, высказывая при этом и зависть к «гордым счастливцам» «вельможам, богачам, ленивцам, которым жизнь куда легка», и некоторое презрение к «знати», к «гордому свету», который

• Предыдущая
• 49/77
• Следующая