Правда о любви - Лоуренс Стефани - Страница 26
- Предыдущая
- 26/93
- Следующая
– Раз уж мы здесь, – заметил он, – давайте поговорим о времени.
– В каком смысле? – пробормотала она, прижавшись щекой к высоко поднятым коленям, как потребовал Джерард.
– Как шло время, пока вы жили здесь одна? Что вы тогда чувствовали? Что оно летит мимо и проходит зря?
Жаклин немного подумала.
– Полагаю, именно так и было. Здесь почти нечего делать. Мне двадцать три года, и жизнь, моя настоящая жизнь, должна бы уже начаться, а на самом деле этого не произошло, – вздохнула она и, помедлив, добавила: – А когда Томас исчез и погибла мама, я словно оказалась в чистилище.
– Вам необходимо освободиться. Чтобы двигаться дальше.
– Вы правы, – кивнула она, но тут же вспомнила, что позирует, и повернула голову. – Совершенно правы. С тех пор как умерла мама, время для меня остановилось. Я не могу уехать, не сняв с себя гнусные подозрения: они последуют за мной, куда бы я ни отправилась. Поэтому мне необходимо развеять их, стереть, уничтожить, прежде чем снова начать жить.
Джерард ничего не ответил. Она снова украдкой посмотрела в его сторону. Он продолжал рисовать. В уголках губ играла легкая манящая улыбка.
– Что вас развеселило?
Он поднял голову, встретился с ней глазами. И Жаклин мгновенно осознала некую общность, связь, которую до сих пор она не делила ни с одним человеком.
Джерард снова опустил голову, продолжая рисовать, но улыбка стала еще шире.
– Я подумал, что мне стоит назвать эти рисунки «В ожидании начала жизни».
Жаклин улыбнулась, слегка повернув голову, чтобы он мог видеть эту улыбку.
Джерард поднял глаза, чуть прищурился и насторожился.
– Не шевелитесь, оставайтесь в этой позе.
Он уже успел перевернуть страницу и принялся лихорадочно водить карандашом по бумаге.
Жаклин едва не вскинула брови, но вовремя сдержалась и сделала, как он просил.
Позирование было занятием утомительным, но одновременно странно успокаивающим.
Минут десять они оба молчали, но шум шагов на тропинке заставил обоих обернуться.
Джерард вскочил и захлопнул альбом.
– Спасибо, я успел поймать эту позу.
Он шагнул к тому месту, где она стояла, и, игнорируя их взаимную уязвимость, чрезмерную чувствительность и это странное сердцебиение, поднял ее с места. Сжал руку и обернулся посмотреть, кто нарушил их покой. Это оказался не Барнаби. И не садовник, обладающий такой необычайно уверенной походкой.
– Джордан, – пояснила Жаклин, словно поняв причину его настороженности.
И действительно, перед ними появился Джордан: каштановые волосы по-модному взъерошены, фигуру облегает модный фрак, по мнению Джерарда, даже чересчур модный. Джордан ступил на каменное возвышение, выпрямился и увидел их.
Сразу стало понятно, что он их не искал, и все же на лице не отразилось ни малейшего удивления, – обычная капризная гримаса, но по мере приближения Джордана у Джерарда сложилось впечатление, что его раздражало само их пребывание в саду, а вовсе не тот факт, что они были наедине.
Жаклин попыталась высвободиться, Джерард послушно разжал пальцы.
– Добрый вечер, Джордан.
– Жаклин, – кивнул тот. – Деббингтон. Рад встрече.
Джерард ответил кивком:
– Фритем. Ищете лорда Трегоннинга?
Странно, если это так, поскольку Джордан шел не со стороны дома.
– Нет-нет ... просто хотел прогуляться. Я часто бываю здесь. Нам с Элинор давно разрешили здесь бывать. А вы? – спросил он, показывая на альбом. – Приступили к портрету?
– Совершенно верно.
– Неплохо, неплохо. Чем скорее он будет написан, тем лучше для всех.
Замечание, как тон, так и слова, показалось Джерарду двусмысленным. Он взглянул на Жаклин, но ничего не смог прочесть в ее лице: внутренний барьер уже был па месте. Никаким домыслам Джордана не дозволялось коснуться ее, и все же она утверждала, что именно он был одним из немногих, веривших в ее невиновность.
– Ну что ж, – пробормотал Джордан. Жаклин не давала ему никаких поводов задержаться. Да он, кажется, и не хотел. – Пожалуй, я вас оставлю. Не стоит мешать столь важной работе.
И, снова кивнув обоим, направился в сад, к северной площадке обозрения.
Джерард повернулся в ту сторону, откуда он пришел.
– Как он добрался сюда?
Сдержанность Жаклин растаяла просто на глазах.
– Пешком. Мэнор находится в соседней долине, и, хотя по дороге идти довольно долго, есть путь короче. Стоит перевалить через тот гребень ... – она кивнула на южный гребень, граничивший с садами, – и до бокового входа в Мэнор всего десять минут ходьбы. Есть там тропа, которая ведет через лес к саду Дианы.
– И он часто появляется здесь?
– Собственно говоря, сама не знаю. Сады так велики, что в них можно легко затеряться.
– Хм ...
Джордан прошел сквозь деревянную беседку и исчез в саду Диониса.
Джерард смерил взглядом западный горизонт, отметил, что солнце спустилось совсем низко, и покачал головой:
– Давайте попробуем сад Посейдона. Вода на закате становится совершенно необычным элементом пейзажа.
Как и вчера, он устремил взгляд на то место, где ручей, вытекающий из сада Ночи, оказывался на свету и каскадом падал с пологих каменных ступенек, чтобы влиться в узкий прямоугольный пруд. Похоже, он нашел идеальный фон.
Теперь, когда он знал, чего должен добиться своим портретом, в душе не осталось ни капли сомнения. Он напишет портрет в мастерской, но фон, на котором она будет стоять, останется именно таким.
– Сядьте на берегу пруда, – потребовал он.
У подножия каменных ступенек вода собиралась в канал и далее текла в пруд по желобу.
Жаклин молча направилась к берегу, и Джерард с облегчением отметил, как естественны ее движения. Ни малейшего следа неловкости.
– Вот так? – Она грациозно опустилась на каменную плиту, рядом с желобом.
– Идеально, – улыбнулся он.
Вот оно: золотистый свет заходящего солнца отражался от поверхности пруда и окутывал ее мягкой позолотой. Кожа девушки словно лучилась сиянием, волосы переливались всеми оттенками красного и каштанового. Даже губ коснулась некая загадка, а в глазах ... в глазах таилась мечта.
В душе Джерарда что-то замерло; она смотрела мимо него, на долину, в золотистое сияние. И выражение ее лица ...
Не успев додумать, он стал рисовать. С бешеной скоростью переносил на белую страницу все, что сумел увидеть в это короткое, ослепительное мгновение. И сразу понял, когда должен остановиться, потому что всего одна линия могла все испортить. Перевернул страницу и поднял глаза, держа карандаш наготове.
– Что дальше? – с любопытством поинтересовалась она.
– Оставайтесь на месте.
Дальше ему предстояло зарисовать первый эскиз необходимого фона. Нижний вход в сад Ночи, арка из темно-зеленых листьев и лоз, за которыми прятались темные тени, высилась за спиной девушки, шагах в десяти. Но перспектива в руках художника становилась необходимым инструментом, орудием. На готовом портрете она будет стоять в этой арке: сад Ночи – идеальный символ того, что держит ее в плену. Того, что она так стремится избежать. Плена, из которого ее освободит портрет. Прямоугольный пруд ляжет у ног, отражая свет, падающий на нее, символизируя побег из тьмы на свободу. На солнечный свет.
Идеально.
Сущность сада Ночи возродилась к жизни под его карандашом, воссозданная уверенными движениями пальцев.
Закончив и проверив свою работу, он остался доволен. Более того, тронут: впервые он попытался совместить свои творческие устремления как любителя готических пейзажей и мастера, стремившегося запечатлеть людей и их эмоции. Он не стремился к этому сознательно, но сумел достичь почти недостижимого, и теперь ему не терпелось глубже вникнуть в проблему.
Перевернув очередную страницу, он окликнул девушку:
– Расскажите о своей матери.
– Маме?
Жаклин уже усвоила, что не стоит смотреть на него прямо, и поэтому продолжала оглядывать долину. Немного помолчав, она начала:
- Предыдущая
- 26/93
- Следующая