Правда о любви - Лоуренс Стефани - Страница 70

• Предыдущая
• 70/93
• Следующая

Он принялся рассказывать о волшебных садах Хеллбор-Холла, Жаклин уселась и молча внимала; малышка Тереза без спросу взобралась к ней на колени, ничуть не сомневаясь, что ей будут рады. Девушка улыбнулась и поудобнее устроила теплый комочек, после чего прижалась щекой к детской головке и стала слушать, как Джерард описывает ее дом, каким сама она его не видела.

И все же узнала. Благодаря его таланту изображать магию пейзажей, созданных природой и человеком.

Услышав гонг, призывающий их вниз, Жаклин вдруг поняла, что не хочет уходить. Дети, в свою очередь, не желали их отпускать. К удивлению Жаклин, Тереза поцеловала ее в щеку и торжественно пригласила приезжать в следующий раз, когда Джерарду вздумается их навестить.

Жаклин была тронута до глубины души. Нагнувшись, она поцеловала девочку в лобик и легонько взъерошила ее волосы. Странное чувство, теплое и нежное, расцвело в ней – даже сейчас, вспоминая все это, Жаклин не понимала, что испытывала в тот момент.

Они спустились к ужину. Жаклин ожидала, что это будет тяжкое испытание, через которое надо непременно пройти. Но обстановка была непринужденной, веселой, разговоры то и дело прерывались взрывами смеха, и никому не приходило в голову допрашивать Жаклин или донимать язвительными репликами.

Ей еще не доводил ось встречать таких обаятельных мужчин! Без слов было ясно, что все они обладают значительным влиянием не только в светском обществе, но и в иных, более широких сферах. Главой семьи был Девил Кинстер, герцог Сент-Ивз, и звание это он нес с достоинством. И хотя показался Жаклин впечатляющим и грозным, все же улыбался и шутил с ней; его жена, леди Гонория, отослала могущественного мужа небрежным взмахом руки и тепло приветствовала гостью.

Но, несмотря на внешнюю беспечность, Жаклин заметила, что после ужина Девил, Вейн и Джордж, муж леди Горации, собрались вокруг Джерарда с бокалами портвейна в руках. Предмет разговора был крайне серьезным, и Жаклин была уверена, что знает, в чем дело.

Безусловная, полная поддержка – вот что стояло за этой беседой.

Уголком глаза она наблюдала за Джерардом, карандаш которого по-прежнему скользил по холсту. Знает ли он, как ему повезло иметь такую семью?! Таких родственников? Всегда готовых подать руку помощи ...

Он вскинул голову, встретился с ней глазами, снова вернулся к работе, но уже через несколько минут отступил. И долго переводил взгляд с портрета на Жаклин и обратно. Вздохнул, жестом подозвал ее и, отвернувшись, отложил карандаш.

Девушка опустила руку, размяла затекшую кисть и подошла к нему.

Он встретил ее на полпути к мольберту, обнял за талию и отвел от холста.

– Там еще трудно что-либо понять.

– Но я могу еще позировать, не так уж это и сложно. И я вовсе не утомилась.

Джерард покачал головой. Его взгляд невольно упал на ее губы.

Не желаю, чтобы ты переутомлялась, – прошептал он, целуя ее, и, пока разжигал в ней уже знакомое пламя, она гадала, что побудило Джерарда прервать работу: ее возможная усталость или сила желания, требовавшего утоления после пяти ночей воздержания?

Но, так или иначе, он хотел ее, здесь, сейчас, так же отчаянно, как уже через несколько минут она захотела его. Она предложила свои губы и тело, безмолвно давая знать, что принадлежит только ему.

Джерард знал это: ее пылкая капитуляция стала для него незамутненной радостью, тем жизненно важным элементом, который снова и снова убеждал его в ее чувствах, успокаивал примитивно-собственническую душу – ту сторону натуры, которую знала лишь она. Только с ней он испытывал нечто подобное, только с ней мог быть самим собой, настоящим, каким никогда не бывал доселе.

Страсть их росла, жаркая и требовательная.

Не прерывая поцелуя, он наклонился и подхватил Жаклин на руки. Она вцепилась в его плечи, пока он нес ее через длинную узкую комнату. Пройдя между гобеленами, служившими своеобразными гардинами, он шагнул к широкой кровати, установленной между двумя слуховыми окнами на западном конце дома. Очевидно, именно здесь он мог отдохнуть после ночи, проведенной за работой.

Комптон успел перестелить белье: на кровати лежали чистые простыни, белые подушки и зеленое атласное одеяло.

Джерард подождал, пока Жаклин откроет глаза, помедлил еще мгновение, коварно улыбнулся и швырнул ее на кровать.

Девушка тихо взвизгнула. Но тут же засмеялась, утонув в мягкой перине, накрытая с головой пеной юбок: он заставил ее позировать в платье, которое она надевала к ужину. Чуть погодя немного опомнившаяся Жаклин завертела головой, разглядывая скудную меблировку ниши. Джерард сбросил сорочку, нагнулся, стянул сапоги и стал расстегивать брюки. Жаклин несколько минут следила за ним, прежде чем приняться за пуговицы своего лифа.

И стала их расстегивать, не застенчиво, но с чувственной грацией сирены.

Его губы скривились, но не в улыбке, а в откровенном ожидании. За сорочкой последовали брюки. Обнаженный, он встал в конце кровати и вскинул ее юбки до бедер. Провел кончиками пальцев по ее ногам, зацепил одну подвязку и стал скатывать чулок, сняв заодно и туфельку. Потом принялся за другую ногу. Постоял, любуясь результатом, лег рядом с Жаклин, поднял ее юбки до талии, оседлал бедра и ловко стянул платье с плеч. Общими усилиями они ухитрились окончательно избавиться от платья. Джерард отбросил его в сторону. Жаклин поспешно развязала ленты сорочки и стащила ее через голову.

Он понятия не имел, где приземлилась сорочка. Ничего не видел, кроме Жаклин. Обнаженной Жаклин в одной постели с ним.

Джерард подался вперед и стал целовать ее со всей накопившейся в душе страстью. Немного откинулся назад, обнял Жаклин за талию, поднял и усадил себе на бедра. Ему не нужно было показывать ей, что делать. Чуть подвинувшись вперед, она стала опускаться на его восставшую плоть, глубоко вбирая в себя. В божественный жар своего тела. Они продолжали смотреть друг другу в глаза, и ему на миг показалось, будто она впускает его в свою душу.

Джерард вонзился глубже в это гостеприимное лоно, бархатистые тиски, тесные, но поддающиеся, скользкие и обжигающие; туго обхватившие его напряженную плоть.

Жаклин развела колени шире, с силой надавила вниз и, едва приняла его целиком, подалась вперед и, жадно распластав руки на его груди, стала лизать сосок.

Джерард затаил дыхание, чуть боднул ее лбом, заставляя поднять голову. Их губы встретились, и это было полное слияние, которого они оба жаждали. Мощное, первобытное, безоглядное. Казалось, с каждым днем они становятся ближе, узнают друг о друге больше, понимают, что дали друг другу не все. И могут дать куда больше. Того, что никто другой не поймет. Не оценит.

В последние задыхающиеся мгновения, когда их взгляды встретились и отчаянно скрестились, их взаимная потребность стала как нельзя более очевидной. То, что происходило между ними, было необыкновенным. Волшебным. Они просто не способны испытать ничего подобного с другими. Никто не пробудит в них таких острых ощущений. Таких подлинных чувств.

Они вместе перевалили через вершину, ослепленные экстазом, вместе упали в бездонную пропасть земного блаженства. Вместе, все еще сжимая друг друга в объятиях, отдавались волнам наслаждения.

Никогда еще правда не была столь очевидна.

Они – встретившие друг друга половинки. И ни для одного из них не может быть другой любви.

Он оставил ее, измученную, сонную, на постели, а сам вернулся к портрету. Жаклин понятия не имела, откуда он черпает силу, и все же, воскрешая в памяти недавние события, сознавала, в чем источник его вдохновения.

Глядя на клочок неба, видневшийся в слуховые оконца, она пыталась размышлять об их страсти, о том, откуда взялся всепожирающий огонь ... но сон оказался сильнее. И она сдалась.

Он разбудил ее затемно, когда на небе еще сияли звезды – бриллианты, разбросанные десницей божьей. Он сам был темным богом, тенью, загородившей звезды, ночным богом, завладевшим ею, быстро, уверенно, мощно. Во тьме ночи он потребовал и взял ее: Жаклин со всхлипом сдалась и отдала все, о чем он просил. Все, чего он желал. Все, чего желала она.

• Предыдущая
• 70/93
• Следующая