Соблазнительница - Лоуренс Стефани - Страница 30

• Предыдущая
• 30/85
• Следующая

Он нахмурился, снова прочел записку, потом сложил ее и сунул в карман.

Он мог бы не доверять ей, но… она еще даже не успела устроиться. Может быть, сломался замок сундука — нет, это что-то более серьезное. Может быть, она потеряла свою шкатулку с драгоценностями? Может быть… может быть, у нее какие-то более серьезные неприятности?

Подавив вздох, он встал. Что бы ни стояло за ее зовом, он, похоже, был очень нужен ей, а записка, торопливо нацарапанная карандашом на клочке бумаги, мало походила на тайное приглашение. Кивнув все еще бодрствующим джентльменам, он вышел.

Он нашел лестницу в конце западного флигеля. В этот час тех, чьего внимания он должен был избегать, не было видно — все дамы разошлись по своим комнатам, суетились, распаковывали вещи, поторапливая горничных.

Он поднялся по лестнице и нашел нужную дверь. Тихонько постучал. И услышал ее голос:

— Войдите.

Он вошел. Комната была просторная. Через два окна в нее лился солнечный свет, на обоих занавески были раздвинуты. Слева стояла кровать, довольно большая, с балдахином на четырех столбиках, с прозрачными белыми занавесками, сейчас откинутыми в сторону. Покрывало было из узорного атласа кремового цвета. Груда отороченных кружевом подушек гостеприимно громоздилась в изголовье. Туалетный столик и табурет стояли у стены за кроватью. Посредине комнаты круглый стол украшала ваза с белыми лилиями, их аромат наполнял комнату. Справа, где стояли шкаф и туалетная ширма, камин и кресло, царил полумрак, особенно заметный по контрасту с остальной частью комнаты, залитой светом.

Быстро оглядевшись, он не обнаружил Амелии. Стоять на пороге было слишком опасно; нахмурившись, он вошел и закрыл дверь. Он уже хотел позвать ее — и тут заметил какое-то движение в полумраке.

У него перехватило дыхание — каждый его мускул застыл, окаменев от…

Не от потрясения, но от чего-то, что не походило на обычное удивление.

Она стояла у края ширмы, в самой глубокой тени. Он не заметил ее потому, что свет лился в комнату, свет, за пределами которого она неторопливо двигалась.

Во рту у него пересохло, когда он понял, что на ней было — и чего не было. Он впился в нее взглядом и, движимый инстинктом, напрягся. Сосредоточился на стройной богине, чьи чары ничуть не скрывал распахнутый прозрачный пеньюар.

Она направилась к нему, а он не мог пошевелиться — не мог оторвать от нее глаз. Под прозрачным пеньюаром на ней не было ровным счетом ничего, но зато были выставлены все прелести ее тела — беззастенчиво и откровенно.

Для него.

Осознание этого его потрясло. Он знал, что должен повернуться и бежать сейчас же, — но все равно стоял, точно прирос к месту, пока она приближалась, он был не в состоянии отвернуться, отказаться от того, что она так явно ему предлагала.

Она не остановилась, пока ее груди не уперлись ему в грудь, пока ее бедра под шелком пеньюара не коснулись его бедер. Она закинула голую руку ему на шею; другая рука легла ему на грудь, и она бесстрашно встретилась с ним взглядом. Выжидающе.

Он не выдержал; ему удалось втянуть в себя столько воздуха, чтобы проскрежетать:

— Вы же обещали…

Она слегка скривила губы — в этой ее милой, понимающей, покровительственно-вызывающей улыбке.

— Я сказала, что вам не о чем волноваться — вам и не о чем, разве не так?

Он хотел оторвать ее от себя, но обхватил обеими руками ее стан. Впрочем, это желание тотчас исчезло, как только он ощутил ее тело, — тепло ее кожи проникало сквозь тонкий шелк.

Настоящее соблазнение.

Это было видно по ее лицу, по неистовой синеве ее глаз, по женственному изгибу губ.

Он сделал последнюю попытку обратиться в бегство, но теперь уже не помнил, какие у него были основания для отказа. Он посмотрел на ее губы. Еще раз втянул в себя воздух. Раскрыл рот…

— Перестаньте думать, — услышал он. — Перестаньте сопротивляться. Просто…

Он впился в нее губами, не дав договорить, и заключил в объятия.

Устроил своим чувствам праздник — отпустил их на свободу.

Она была права — сопротивление бесполезно. Все пути к отступлению были отрезаны в тот момент, когда он ощутил ее всю, такой, какой она была, — предлагающей ему себя. Обнаженная, в его объятиях, она припала к нему, отвечая на его поцелуи и желая отдаться ему.

С радостью Амелия почувствовала, как объятия его сомкнулись, и ощутила на его губах, жестких и требовательных, долгожданный ответ. Он сдался на милость победителя. Не прерывая поцелуя, он взял ее на руки и понес к кровати.

На этот раз она хотела не только поцелуев, не только прижиматься к его возбужденной плоти, не только ударов его языка, которые вздымали в ней бурю чувств. Она хотела большего. Она хотела всего.

Она слегка отстранилась и выдохнула:

— Ваша одежда.

Она распахнула на нем фрак, и он отступил, сорвал с себя фрак и отшвырнул в сторону.

Неистовство, сквозящее в этих движениях, заставило ее прищуриться. Он заметил это и замер. Его глаза, темные и пылающие, остановились на ней, он обхватил ладонью ее подбородок и притянул к себе ее голову. Он внимательно посмотрел ей в глаза — она и не пыталась скрыть свое любопытство. Он склонился над ней и прошептал:

— Вы должны знать, о чем просите. Вы это получите.

Она дерзко встретила его губы в надежде, что узнает на конец-то его до конца.

И она принялась за дело. Расстегнула пуговицы на его рубашке, положила руки ему на грудь, стала трогать, шарить, хватать, мурлыча от удовольствия. Кожа у нее под руками была горячая, мышцы крепкие и твердые. Его грудь была чудом жестких черных волос и мужской твердости; она наполняла этим свои руки и свои чувства.

Он снял рубашку. Она скользнула руками вниз по его спине, по мускулистому животу. Когда ее пальцы устремились ниже, он резко втянул в себя воздух и затаил дыхание, а она легко провела пальцем по выпуклости на его панталонах. Он замер и не остановил ее, когда она нащупала пуговицы у него на поясе. Поцелуй их стал каким-то другим — он дышал теперь не так глубоко, внимание его отвлеклось…

Улыбнувшись, она просунула руку в расстегнутые пантало ны и нашла. Как она и думала, это было твердым и горячим.

Она исследовала и знакомилась. Обхватила его пальцами и почувствовала, как он вздрогнул.

Она продолжала изучать, хотя и понимала, что время у нее ограниченно, что едва сдерживаемая страсть, которую она в нем пробудила своими прикосновениями, вот-вот вырвется наружу.

Она смутно осознала, что на ней уже нет пеньюара, и воспользовалась предоставленной свободой движений, только чтобы снова обхватить его. Только для того, чтобы и дальше распалять его:

Она была новичком в этом деле, слава богам, но природ ные инстинкты управляли ею, и руки ее перенесли его прямо в рай. Тело ее обещало восторг.

Яркий свет был благословением, он позволял ему видеть ее всю целиком и сейчас, и потом, когда она наконец оказалась под ним. Теперь он стал ведущим.

Амелия это понимала; она была беспомощна не перед его силой, но перед жаром, которым он умел управлять. Она не сопротивлялась, все шло так, как она хотела, — он должен овладеть ею. И она отдала себя его властным поцелуям, сдалась и ждала, напряженная от предвкушения.

И он понял и больше не стал терять время. Он торжествовал, как король, он знал — теперь она его рабыня!

Он прижимался губами к ее грудям, посасывал и покусывал. Потом он отодвинулся и выпрямился, и она поняла, что он скинул сапоги и стянул с себя панталоны.

Внезапно он оказался стоящим перед ней. Она жадно окинула его взглядом, наслаждаясь и торжествуя. Ощущение его крепкого тела, горячего и нетерпеливого, свидетельство его желания, которое никогда еще не было таким реальным, уничтожило остатки скромности, смело последние жалкие ограничения, все оставшиеся оговорки.

Кожа ее горела, тело таяло, чувства были в смятении. Что-то еще, что-то выходящее за рамки всего ее опыта наполняло ее, распаляло; горячий огонь поглощал ее изнутри. Он лег на нее и быстро задвигался; она ощутила между бедрами прикосновение того, чем она только что так восхищалась, ощутила его жар. Он посмотрел ей в лицо, поймал ее взгляд. Потом нажал — не сильно. Она впилась пальцами ему в бока. Он хрипло засмеялся:

• Предыдущая
• 30/85
• Следующая