Агент 000 - Абвов Алексей Сергеевич - Страница 39

Когда мы зашли в гостиную и уселись в мягкие кресла напротив друг друга, разговор некоторое время не начинался. Я смотрел на живого Бориса Николаевича Ельцина, того самого, которого считал виновным во многих бедах, что случились с нашей страной. Несмотря на то, что, даже выступая по телевизору, он не редко выглядел явно выпивши, сейчас президент был абсолютно трезв. Да, следы перенесённых им болезней были достаточно заметны, но в отличие от расхожего мнения, что он буквально 'не просыхает', выглядел он бодро и даже решительно. Я разглядывал его, он разглядывал меня, буквально сверля своим взглядом, долго не решаясь начать разговор. Потом он удовлетворил своё визуальное любопытство, изменил позу и спросил то, что явно больше всего его интересовало:

– Вот скажи мне честно, что всё это правда! — без предварительных условностей президент перешёл со мной на 'ты'.

– Что конкретно, правда? — я несколько опешил от его вопроса.

– То, что ты видел в будущем.

– Видите ли, Борис Николаевич, — ответил я несколько уклончиво, — тот мир не совсем наше будущее. Это мир, просто опережающий наш в историческом времени.

– Плевать. Если правда, что мир твоего прошлого тождественен нашему прошлому, то и наш мир будет, скорее всего, стремиться к тому, что ты видел. Сейчас увидев тебя лично, я верю, что всё так и есть, как мне передали.

– Но если мы уже вмешиваемся в исторические процессы, происходящие в мире прошлого, значит, и наше будущее может быть другим, если мы приложим свои силы.

– Возможно, ты прав, Алексей Сергеевич, прав, да. Более того, я не просто верю, что ты прав, а что ты и твои люди сможете всё изменить, — сказал президент более ровным голосом, без той экспрессии, которая была у него ранее. — Не гляди на меня таким удивлённым взглядом, да, я тут как бы официальная вершина власти, и что именно мне требуется решать, чему быть, а чему не бывать. Но в отличие от меня у вас гораздо больше возможностей…, — Ельцин закончил предложение многозначительным словесным троеточием, взяв паузу в разговоре.

Я действительно выглядел весьма озадаченным. Если сам президент говорит о том, что я практически сильнее его могу повлиять на исторический процесс, то это можно понимать буквально или много думать на тему того, что за всем этим может скрываться.

– Не думай, что я реально тут много значу, — продолжил он через некоторое время, — власть у меня имеется, но она не так велика, как тебе кажется. Слишком много вещей в этой стране от меня практически не зависит. Да-да, хотя я и президент, но сделать что-либо принципиально противоречащее интересам многих посторонних сил я не могу. Думаешь, что я предатель, или идиот, не понимающий что делаю? Не стесняйся, я ведь по глазам вижу, что ты именно так считаешь. И что сейчас так считает чуть ли не весь российский народ, от правды не уйдёшь, это так и не так одновременно. За то, что я официально сделал, меня к стенке поставить нужно, знаю. И по совести это будет честно, заслужил. Думаешь, почему я позволяю себе выступать по телевидению пьяным? Может быть, хоть так народ решит, что я просто не ведаю что подписываю, спьяну-то. Но я-то сам знаю, что происходит, и мне от этого больно. Эту боль никакой водкой не зальёшь. Подумай, каково тебе было бы на моём месте, предавать свою страну и свой народ из-за того, что ты знаешь, что если не предашь ты, то за тебя другие сделают это гораздо лучше тебя. Предадут и продадут всё, до чего только смогут дотянуться. А так есть хоть какая-то возможность хоть что-то сохранить, хоть что-то спрятать…

Ельцин замолк, взяв очередную паузу. Ох, и не просто даются ему эти слова, я чувствую ту самую боль, и ту горечь, которая живёт внутри этого, несомненно, очень сильного человека. Уже столкнувшись с похожей позицией у 'конторских', мне вполне понятно, о чём он говорит. Ему явно хочется выговориться, выговориться перед тем, кто сможет реально оценить то, что он делает, оценить даже не словом, а действием. Тем временем президент продолжил:

– Я не верил им изначально, знал, что они всегда готовы обмануть, если это принесёт им хоть какую-то выгоду. Но то, что они говорили, было очень похоже на правду. Америке не нужен развал России, или вообще слабая Россия, так как тогда могут слишком подняться Япония и Китай, да и Европа, получив дешевые российские ресурсы, перестанет нуждаться в ней. СССР им очень сильно мешал, но нынешняя Россия уже не является угрозой. Они обещали мне не разрушать Россию, просто взяв над ней некоторую видимость контроля. Видимость!!! — вот было их основным требованием. Да и сейчас они делают всё, чтобы мы тут совсем не развалились. Да, да, они не позволяют нам развалиться под весом собственных проблем, хотя большую часть их они нам и создали. Но теперь, зная, что нас ждёт впереди, я понял, что нас обманывают. Обманывают не только нас, русских, обманывают и американцев. И даже тех, кто считает себя сейчас на вершине власти. Нас всех постоянно обманывают, прямо или косвенно заставляя нас делать нужные им выводы и принимать нужные им решения, мы все даже не представляем себе, куда нас ведут и зачем это им нужно. Даже я не могу назвать имена тех, кто реально за всем этим стоит, всё это только пешки, а не реальные игроки. Кукольный театр, пАнмаешь.

Президент встал, подошел к столу, открыл бутылку минеральной воды, и разлил её в два стакана. Один он выпил залпом, а второй предложил мне. Я взял стакан и, сделав пару глотков, продолжил смотреть на него, не представляя, что мне сейчас можно ему сказать. Он прошелся по гостиной, зайдя за спинку своего кресла, оперевшись об которую, продолжил:

– Ты дал мне надежду на то, что мои усилия не пройдут даром. Что можно поломать этим подлым игрокам всю их мерзкую игру. Со своими людьми ты сможешь позволить себе независимо мыслить и идти против всех правил, я в этом уже убедился. Я же тебе помогу тем немногим, что у меня есть, пойдём в мой кабинет, — сказал он, направившись в сторону двери.

Я последовал за ним на второй этаж, и оказался в достаточно небольшом кабинете, большую часть которого занимал стол и несколько шкафов с книгами и какими-то папками. Борис Николаевич сел за стол, открыл один из ближайших шкафов и достал оттуда белый конверт, который протянул мне. Я открыл конверт и вытащил из него банковскую карту Visa и лист бумаги с номерами ключей от неё.

– Это тебе на всякий непредвиденный случай. Номера доступа запомни и храни только в голове. Это специальная анонимная карта, действующая практически в любых банкоматах по всему миру. Можешь не стесняться особо — на счёте лежит миллион, и если будешь тратить, он будет пополняться. Транзакции по этой карте идут скрытые, так что можешь не опасаться того, сколько и где ты берёшь денег.

Видя моё изумление и некоторую недоверчивость, он продолжил:

– Видишь, у президентства есть некоторые положительные стороны, жалко, что воспользоваться ими мне самому всё равно не суждено. Но это ещё не всё. Знаю, у тебя сейчас серьёзные проблемы с твоим бизнесом, ты даже не пытайся их решать. Продай все имеющиеся активы первому желающему за любую сумму. А в качестве компенсации потерь вот тебе от меня подарочек, — сказал он, с некоторым трудом вытаскивая из другого шкафа относительно большую коробку из-под какой-то оргтехники. Сразу вспомнилась растрезвоненная история про коробку от ксерокса с деньгами, что пошла на последнюю президентскую выборную компанию. — Здесь десять миллионов наличными, я верю, ты найдёшь им достойное применение.

Я окончательно выпал в прострацию. Столько денег у меня никогда не было, и даже никогда не планировалось быть. Да, все активы моей строительной фирмы могли потенциально стоить два-три миллиона долларов, но чтобы за них предложили десять, об этом я не мог даже мечтать… Собственно, с такими деньгами можно относительно быстро решить все имеющиеся у меня проблемы в этом мире и некоторые проблемы мира прошлого. Похоже, Ельцин угадал меня и хочет, чтобы я сосредоточился на своей основной задаче, отбросив всю мелочную текучку, на которую так или иначе мне приходилось отвлекаться.