Письмо королевы - Арсеньева Елена - Страница 11

• Предыдущая
• 11/59
• Следующая

– А вы? – дипломатично спросила Алёна, которая, хотя часа два уже практически не присаживалась, отдыхать совершенно не хотела, но опасалась быть надоедливой.

– Я бы с удовольствием еще потанцевал. Сейчас вроде бы милонги будут. С вами их замечательно танцевать, у вас такие ноги легкие! С прошлого года помню, как вы летаете!

Алёна радостно зарделась, нежно улыбнулась – и полетела танцевать милонгу. Ну да, это кроме того, что название вечеринки, еще и быстрый-быстрый танец, иногда напоминающий танго, а иногда – совсем даже нет. И на третьей милонге – это был канаровский «Negrito» – она внезапно вспомнила, как зовут этого тангеро в цветастой рубашке и с веселыми кудрями. Оливье, ну конечно!

– Как классно вы ведете, Оливье! – радостно выдохнула она, утыкаясь носом в немножко колючую, но вкусно пахнущую щеку партнера. – Так легко!

– Я – Даниэль, – усмехнулся он. – А Оливье – мой сын. Вон он стоит у стены, посмотрите направо.

Алёна немножко напряглась, вспоминая, на которой руке у нее браслет и кольцо, и посмотрела в том направлении. И расхохоталась: у стены стояла точная копия ее партнера, в такой же цветастой рубашке, джинсах, туфлях, с тучкой таких же буйных кудрей, только без промельков седины и с меньшим количеством лучиков-морщинок на смуглой физиономии.

– Оливье, иди сюда, – махнул рукой Даниэль. – Я тебя познакомлю с настоящей русской красавицей.

Ах ты Боже ж ты мой, ну до чего же приятный народ – французы!

Впрочем, нет, не все. Этот Оливье явно уродился не в своего обаятельнейшего папеньку. Экая постная физиономия!

– Его партнерша – тоже русская, – болтал Даниэль, нимало не обращая внимания на замкнутость сына. – Ее зовут Ольга. Тоже очень хорошо танцует, как и вы. Оливье нравится танцевать только с Ольгой, все остальные для него просто не существуют. С ней всегда приходит ее молодой человек, который в танго полный профан, но любит смотреть, как танцуют Оливье и Ольга. А чего ты такой унылый сегодня, mon fils, сын мой? – наконец-то заметил он.

Fils смотрел с тоскою:

– Да Ольга куда-то пропала с самого утра. Мы договаривались созвониться, а у нее телефон молчит, не отвечает. Начал звонить Виктору – та же история.

Виктор, догадалась Алёна, наверное, вышеупомянутый молодой человек.

– Ну мало ли какие дела, – начал было успокаивать Даниэль, однако Оливье не успокаивался:

– Что-то недоброе произошло. Когда я позвонил десять минут назад, ответил какой-то мужчина и начал спрашивать, кто я такой. А когда я отключился, подумав, что ошибся номером, он сразу перезвонил мне и опять спросил, кто я и почему интересуюсь Ольгой Шумиловой. С ней какая-то беда!

На самом деле Оливье сказал – Ольга Шумилофф. Вот так они обращаются с нашими русскими фамилиями, эти господа буржуи! Алёна, впрочем, к этому привыкла, потому что ее настоящую фамилию, Ярушкина (как положено настоящему писателю, она творила и издавалась под псевдонимом), произносили вообще как Ярючкин. Так что Шумилофф – это еще вполне корректно.

– Да ладно, успокойся, все будет нормально, – уже гораздо жестче проговорил Даниэль, и Алёна поняла, что в действие начал вступать один из главных законов французского общения: никто не должен знать, что на самом деле у тебя на душе, и, как бы тебе ни было плохо, никого, кроме тебя, это не касается. – Пойдемте лучше выпьем. Сегодня на билеты обещали очень недурное «Cheval Blanc», вообразите, ординарное, конечно, но оно из тех вин, которому зрелость не слишком-то и нужна, оно и молодое прекрасно на вкус.

– А что такое – на билеты? – удивилась Алёна.

– Разве вы не знаете? В стоимость билета входит бокал вина или два любых прохладительных. – И Даниэль вынул из кармана желтый бумажный прямоугольничек с изящным изображением танцующей пары и надписью «Milonga «Retro Dancing». – У вас должен быть такой же.

– Ну да, – пробормотала Алёна, которая, между нами говоря, с редкостной небрежностью обращалась со всеми и всяческими билетами, чеками и прочими, не побоимся этого слова, финансовыми документами. Она совершенно не могла поручиться, что не бросила в мусорную корзинку, едва приобретя его. А может, сунула в сумку? Или в карман шубки? Может, пойти поискать? Вообще, совсем неплохо было бы выпить белого горьковатого, прохладного вина…

– Это белое вино? – уточнила она, и Даниэль усмехнулся в ответ:

– Лошадь – белая. А вино – одно из лучших бордо, настоящий рубин. Очень пряное, терпкое, я бы сказал, с дымком. Жаркий такой вкус, экзотический!

Да, «Cheval Blanc» – белая лошадь, но вино, которое так называется, все же красное. Ну нет, этот номер с Алёной Дмитриевой не пройдет. Она не пьет красных вин, ну не нравятся они ей, бывают такие чудеса в природе… Так что искать свой билет она не станет.

– Я, пожалуй, воздержусь, – сказала Алёна дипломатично. – Слышите, вальс играют? Я так люблю вальсы, а от вина у меня мигом голова закружится.

– Вы танцуете, прекрасная дама? – спросил в эту минуту мужской голос. Это был Себастьян – чудный танцор, учившийся, между прочим, в самом Буэнос-Айресе, Мекке всех тангерос!

– Конечно! – радостно кивнула Алёна и умчалась танцевать вальс.

– У вас такое блаженное выражение лица, – сказал Себастьян, когда наступил перерыв между мелодиями. – Нравится вам здесь?

– Ужасно нравится! – восторженно выдохнула Алёна. – Моя любимая милонга. Мне кажется, это лучшее место в Париже.

– Я тоже так думаю, – улыбнулся Себастьян. – Правда, мне еще нравятся милонги студии «Le 18». Вы там бывали?

– Нет, но, наверное… это уж совсем для молодежи…

– Вы думаете, 18 – это возраст? – засмеялся Себастьян. – Вовсе нет. Студия находится на rue Andrй del Sarte, номер 18, кроме того, это восемнадцатый арондисман[14]. А публика там примерно такая же, как здесь, – самая разнообразная. Будет время – сходите.

– Вряд ли будет, – вздохнула Алёна. – Я через два дня уезжаю. Завтра опять приду сюда, жалко пропускать!

Снова зазвучал вальс, Себастьян обнял Алёну… все-таки замечательно его научили обниматься!

Потом ее еще кто-то приглашал, а когда настало время Золушке бежать к своей тыкве, ни Даниэля, ни его печального сына в зале уже не было.

«Ничего, завтра приду и опять потанцуем!» – подумала Алёна и убежала переодеваться. Собственно, переодевание состояло в том, что она надела под платье новые брюки, сунула ноги в сапоги и накинула короткую шубку. И так, из-под пятницы суббота, отправилась домой.

Что характерно, в родном Нижнем Горьком она бы отродясь носа на улицу в таком виде не высунула, а вот Париж располагал к фривольностям и некоторому нигилизму. Столица мировой моды, что поделать!

По площади Rйpublique, то есть Республики, неподалеку от которой находился «Retro Dancing», завивались прохладные вихри, но, наверное, тут дело было в самой Rйpublique, в ее просторе и неуюте, ну и, конечно, в статуе Республики, этой дородной каменной тетеньке в лавровом венке, с оливковой веткой мира в поднятой руке, у ног которой, вокруг пьедестала, расположились женские фигуры, символизирующие Свободу, Равенство и Братство, а внизу – бронзовый лев в окружении барельефов, отображающих события из истории Франции. Площадь эту Алёна терпеть не могла (у нее вообще ко всем революциям отношение было плёвое, как выразился бы Владимир Владимирович Маяковский), и, кабы не улица Фобур дю Тампль с его «Ретро Дансингом», носу бы сюда не казала. Кстати, название улицы, Предместье тамплиеров, тоже несколько примиряло ее с общим неуютным настроением Републик.

Стоило, впрочем, свернуть на бульвар Сен-Мартен, как мигом потеплело. Алёна даже сняла капюшон и подумала, что, пожалуй, французская зима пошла на спад. В России, понятное дело, впереди еще январь и февраль со всей их пакостностью, а здесь вполне возможно проявление милосердия со стороны природы.

Она бежала по бульварам, переходя с Сен-Мартен на Сен-Дени, на Бон-Нувель, оттуда на Пуссоньер, потом на бульвар Монмартр – под каштанами, под заледенелыми, нагими каштанами! – и наконец сворачивая на рю Друо. По пути она вспоминала, сколько уж раз бегала этим путем и в дождь, и в ясные ночи, и в жару летом, и осенью под ливнем листопада, и весной, чудесной парижской весной, когда однажды вдруг подул сильный ветер и на Алёну начала падать целая лавина цветов с этих каштанов, и это было такое чудо, что она, помнится, заплакала от счастья, вот так стояла посреди бульвара и рыдала блаженно, а парижане и туристы, сидевшие за столиками, выставленными прямо на тротуар, смотрели на нее ошарашенно.

• Предыдущая
• 11/59
• Следующая