Миры Роджера Желязны. Том 2 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 21
- Предыдущая
- 21/92
- Следующая
— О мой меч! Как больно входит в тело сталь! Тысячеустый, я истекаю кровью!
Тишина.
Аплодисменты.
Глава 4
«…Архитектура Винчестерского собора, — гласил путеводитель, — отличается прямыми, жесткими, суровыми очертаниями. Ряды мощных, как древесные стволы, колонн строго упорядочивают внутреннее пространство: потолки плоские; нефы, разделенные колоннами, сами по себе усиливают ощущение незыблемости и прочности. Действительно, кажется, что собор воплотил в себе характер Вильгельма Завоевателя. Пренебрежение к вычурности и страстное, влюбленное стремление к иному миру делают его, помимо прочего, подходящей декорацией для какой-нибудь истории в духе Мэлори…»
«Обратите внимание также на зубчатые капители, — значилось далее. — Их примитивные каннелюры предвосхитили то, что впоследствии стало широко распространенным мотивом…»
— Фу! — сказал Рендер, впрочем, достаточно тихо, поскольку вокруг плотно стояли экскурсанты.
— Ш-ш!.. — сказала Джилл (последняя ее фамилия была Фотлок) де Виль.
Однако Рендер был разочарован не меньше, чем восхищен.
Отвращение к хобби, которое выбрала себе Джилл, тем не менее настолько превратилось у него в рефлекс, что он скорее предпочел бы отдохнуть под хитроумным восточным изобретением, по капле сочащим воду на череп осужденного, чем признать, что ему иногда и в самом деле нравится бродить по аркадам и галереям, по анфиладам и туннелям и, задыхаясь, карабкаться по винтовым лестницам древних башен.
И, еще раз окинув взглядом всю картину, он сжег вымысел, а потом восстановил декорацию из еще дымящихся обломков воспоминания, чтобы позднее можно было возобновить представление для единственного пациента, который мог видеть все только так, а не иначе. Это здание нравилось ему все же больше других. Да, он снова построит его для нее.
И, пока фотокамера сознания запечатлевала окружающее, Рендер покорно шел вместе с группой, перекинув пальто через руку и постоянно теребя в кармане сигареты. Не обращая внимания на гида, он был занят своим делом, — впрочем, прекрасно понимая, что это низшая из форм человеческого протеста. Бродя по Винчестеру, он вспоминал последние два сеанса с Эйлин Шеллот.
И снова они бродили вместе.
Там, где пантера скачет по ветвям…
Они бродили.
Там, где олень от голода ревет…
Она остановилась, поднесла руки с вывернутыми наружу ладонями и растопыренными пальцами к вискам и посмотрела на него — губы ее приоткрылись, словно она хотела спросить о чем-то.
— Оленьи рога, — подсказал Рендер.
Эйлин кивнула, и олень-самец подошел. Она пощупала его рога, погладила нос, внимательно оглядела копыта.
— Да.
Олень повернулся, отошел, и тут, одним прыжком очутившись у него на спине, пантера разорвала ему глотку. Олень дважды успел вонзить рога в тело зверя и затих. Пантера принялась рвать тушу, и Эйлин отвела глаза.
Там, где гремучая змея на камне греется, подставив солнцу каждую чешуйку…
Она наблюдала за тем, как змея сворачивается, потом вытягивается, потом снова сворачивается, и так трижды. Потом потрогала кольца на хвосте.
— А для чего это? — спросила она, обернувшись к Рендеру.
— Природа — не всегда идиллия, — сказал он и объяснил назначение колец.
Там, где аллигатор в бугорчатой броне в трясине дремлет…
Она коснулась пластинчатой шкуры. Зверь широко зевнул, и Эйлин с любопытством рассматривала его зубы, строение челюстей.
Насекомые, жужжа, кружились вокруг нее. Комар сел ей на руку и вонзил в кожу свой хоботок. Она пришлепнула комара и рассмеялась.
— Ну как, получается? Рендер улыбнулся, кивнул.
— Держишься отлично.
Он хлопнул в ладоши — лес и болото исчезли.
Они стояли, босые, на волнистом песке; колышущийся призрак солнца виднелся сквозь толщу воды где-то высоко над их головами. Стая разноцветных блестящих рыбок проплыла между ними, а водоросли плавно покачивались, словно полируя струи течений.
Их волосы развевались, колыхаясь, как водоросли, и одежда колыхалась в такт движениям воды. Причудливо закрученные раковины самых разных форм и цветов — розовые и голубые, красные, белые и шоколадные — лежали перед ними драгоценной россыпью, вздымались стены коралловых рифов, грудами высились отполированные камни, и огромные моллюски разевали свои беззубые рты.
Они двинулись вперед сквозь зеленое марево. Наклонившись, Эйлин подняла одну из ракушек — большую, тонкую, как яичная скорлупа; один ее конец напоминал оттиск большого пальца какого-нибудь великана, потом она круто, штопором скручивалась тонкими, как спагеттинка, витками и заканчивалась игриво изогнутым хвостиком.
— Это и есть ракушка Дедала, — сказала Эйлин.
— Ракушка Дедала?
— А разве мой господин не знает историю о том, как величайший из умельцев, Дедал, однажды вынужден был прятаться от царя Миноса?
— Слабо припоминаю…
— Царь искал его по всему древнему миру, но безуспешно. Ибо мастерство Дедала позволяло ему менять свой облик быстрее и искуснее, чем Протею. И все же в конце концов один из советников царя измыслил план, как отыскать его.
— И как же?
— С помощью ракушки, вот этой самой, которую я сейчас держу в руке перед тобой, мой умелец.
Рендер взял у Эйлин ракушку и внимательно, со всех сторон осмотрел ее.
— Он разослал такие ракушки во все города Эгейского моря и посулил богатую награду тому, кто сможет продеть нить сквозь все ее изгибы.
— Кажется, начинаю вспоминать…
— Что именно: как это было сделано или почему?.. Минос знал, что единственный человек, которому это под силу, должен быть величайшим из умельцев, и он знал также, как самолюбив Дедал. Знал: он отважится на невозможное, дабы доказать, что он может свершить то, что не дано никому в мире.
— Да, — произнес Рендер, продевая шелковую нить в устье ракушки и наблюдая за тем, как кончик нити показывается из отверстия на другом конце. — Да, я вспомнил. Он обвязал кончик нити вокруг маленького ползучего насекомого, сознавая, что оно привыкло к темным, запутанным, как лабиринт, ходам и что сила его намного превосходит его размеры.
— …и продел нить сквозь ракушку, и явился за наградой, и был схвачен царем.
— Хороший урок всем Ваятелям: будь в своем ремесле мудр, но не перемудри.
Эйлин рассмеялась.
— Но, конечно, потом он бежал.
— Конечно.
Они карабкались по коралловым уступам.
Рендер вытащил нитку, приложил раковину к губам и дунул. Протяжный звук разнесся по океанским глубинам.
Там, где выдра подстерегает рыбу…
Гибкое, похожее на торпеду тело стремительно вторглось в стаю рыб, жадно хватая добычу направо и налево…
Они подождали, пока охота закончится и зверь вынырнет из воды, и продолжили карабкаться по колючим коралловым уступам.
Потом медленно выходили из воды — сначала показались головы, потом плечи, руки, бедра, и вот уже они стояли, обсыхая, на узкой полосе песчаного берега. Вошли в окаймлявший ее лес и стали двигаться вверх по течению впадающего в море ручья.
Там, где черный медведь выкапывает корни и ищет мед и где бобр шлепает по грязи своим широким, как весло, хвостом…
— Слова, — сказала Эйлин, прикоснувшись к уху…
— Да, но взгляни на медведя и на бобра. Она взглянула.
Пчелы, остервенело жужжа, роились вокруг мохнатого мародера; грязь шлепала, когда хвост грызуна ударял по ней.
— Медведь и бобр, бобр и медведь, — проговорила она. — Ну, куда отправимся теперь?
— Сквозь побеги сахарного тростника, сквозь желтые цветы хлопка, по затопленным рисовым полям, — ответил он, указывая вперед.
— О чем вы?
— Взгляни, и ты увидишь. Посмотри на растения, на их цвета, на их формы.
Они шли, глядя по сторонам.
— Сквозь рощи хурмы, сквозь многолетнюю кукурузу, по расцветшему нежными голубыми цветами льняному полю.
Эйлин становилась на колени, вглядывалась, принюхивалась, пробовала на ощупь и на вкус. Они шли по полям, и она чувствовала босыми ступнями черную теплую землю.
- Предыдущая
- 21/92
- Следующая
