Миры Роджера Желязны. Том 28 - Хаусман Джеральд - Страница 28

• Предыдущая
• 28/85
• Следующая

Взявшись за дело с новыми силами, Хью заметил далеко впереди чахлую зелень. Как он и предполагал, там оказался ручеек, бьющий из ключа. А растительность сопровождала ручей его русла.

Вода. Надо только добраться до нее и ползти потом рядом. Жажда отступит. А, возможно, и голод, если он сможет найти кое-какие фрукты, коренья, ягоды. Хью решил поторопиться. Растаяли последние клочья тумана, когда он спустился в долину.

Ползти пришлось долго, солнце поднималось все выше, день становился теплее. И вот наконец он добрался до полоски растительности, где вода била ключом в маленьком водоеме, переполняла его и убегала на юг. Припав губами к источнику, Хью думал о пути, который прополз, о пути, который лежал впереди, и о конце его. Он вдруг вновь преисполнился уверенности в победе. После того, что случилось, уже не страшны были никакие испытания. А потом, потом он найдет Джеми, и разделается с ним…

Хью пил, и вода была сладка. Он склонялся над источником, сначала глотая, а потом лениво посасывая воду, отдыхал, поглаживал ногу, дремал. Наконец-то. Впервые с начала своей страшной одиссеи он чувствовал себя в безопасности, стараясь продлить это чувство как можно дольше.

Так он провел больше часа, прежде чем тронулся дальше. И полз теперь с удовольствием, ибо слышал журчание ручейка. Хью будет сопровождать его, следить, как он растет, набирает силы. Он знал, что вода поделится с ним своей мощью.

Так он и полз, напиваясь досыта на каждом привале, закусывая съедобными корешками и ягодами, что частенько попадались на пути. Полз весь тот день, и следующий, и еще один, все дальше продвигаясь на восток и следя, как слева от него постоянно растет и ширится поток. И по мере того как Хью набирался сил, он вновь и вновь возвращался к обстоятельствам, приведшим его сюда, и гнев его рос, неотступно следуя за ним. Теперь уже было ясно, что скорее всего он останется жив и сможет начать свою, особую охоту. С тем же упорством, с каким когда-то выслеживал дичь, он выйдет на тропу войны и отыщет Джеми…

Вдруг на рассвете четвертого дня Хью наткнулся на свежий медвежий помет. Потом на пути попались заросли малинника, возле которого явно отпечатались недавние медвежьи следы. Верхние ветки кустов были ободраны, но внизу еще висело с пригоршню ягод. «Медведь оставил мне завтрак, — улыбнулся Хью. — А может, это компенсация за мои страдания? Прямо скажем, не слишком щедрая. Мог бы оставить и побольше». Мысли вновь вернулись к той роковой схватке с медведем. Отняв у Хью почти все, что тот имел, дал ли зверь что-то взамен? Да, похоже; тяжелая, неумолимая медвежья решительность с тех пор стала неотъемлемой чертой его характера. Но ведь ей не насытишься. Взял ли медведь больше, чем дал? Та сила, что гнала его сейчас вперед, — справедливая ли то была расплата? В ноздри ударил мерзкий приторный запах. Смерть, неукротимая энергия, сладость жизни. Он обрел ее, эту энергию, но что еще вдохнули в него испытания? Что обрел он еще?

Хью внимательно вгляделся в медвежий след, потряс головой. Нужно рассуждать, как индеец. Тотемы и их сила, дневная сила, ночная сила… Может быть, он преисполнился ночным духом медведя? Пусть так. Хью с благодарностью примет теперь этот дар, ибо он поддержит его в пути и приведет в конце концов к Джеми.

Он глотнул воды из ручья, вытер рот тыльной стороной ладони. Опустил руки в поток и мокрыми пальцами пригладил волосы, расчесал бороду. Потрогал сломанный нос. Все еще мягкий, но уже не такой, как в день пробуждения. На ощупь словно пятачок. Лоб весь в струпьях, но болит уже меньше.

Так он полз и полз, равномерно, с регулярными передышками. На солнце наползали облака, то затемняя его, то позволяя сиять снова. Все больше гусей тянулось на юг, их крики долетали до Хью и звали вперед. Голод усиливался. Теперь, когда жажда наконец отступила, голод накатывал волнами, скручивал живот, отдавался слабостью в груди, ломотой в спине, просачивался в конечности. Ягоды и корешки, которые он находил у ручья, каждый раз казались благословением. Но они не могли насытить его полностью. Все время до боли хотелось еще. Он рассматривал сморщенные, с обвисшей кожей, руки и пересчитывал ребра. Желудок требовал пищи. Страшно хотелось мяса. Он мечтал о бифштексах и дикой птице. Засыпая, ощущал запах жаркого. Перед глазами стояли куски крольчатины, оленины, птичьи ножки, бизоньи отбивные. Каждый раз, когда Хью выкапывал хлебный корень или глотал пригоршню ягод, это оказывалось даже хуже, чем ничего. Голод только усиливался, заставляя думать о еде, по-настоящему желанной, — белках, форели, беконе, семге. Дни шли своим чередом, и он чувствовал, что теряет силы. Жалкая пища давала ему небольшой заряд энергии, но каждый раз, взглянув на руки, он понимал, насколько сильно истощен. Его могучие бицепсы и тяжелые предплечья усохли, сухожилия торчали, словно шнуры. Разглядывая свое отражение в воде, Хью едва узнавал себя, из ручья смотрел некто изможденный, с заострившимися чертами тощего лица, обрамленного густыми волосами, с глубоко запавшими глазами, расплющенным носом и темной полосой рваной раны над бровями. Голод и злоба теперь слились в единое целое, да и источник у них был один — Джеми и медведь. Хотя медведь, упорный, сильный, сам дал ему многое из того, что имел, тогда как Джеми только забрал. Переход через равнину отнял у Хью почти все силы. Остался только самый примитивный животный инстинкт. Он весь превратился в голод, и целью его было мясо.

Джеми — теплая кровавая сытость… Хью продолжал ползти и чувствовал, что ему становится жарко, хотя ветерок был холодный и двигался он в тени. Он понял, что его лихорадит, но это уже не имело значения. Он будет пить и ползти, потеть, слышать голоса из прошлого, говорить забытые слова о каких-то местах, где бывал давным-давно. Вот он плавает в Карибском море, играет на полянах Пенсильвании. Борется, охотится и пирует с сиу.

Временами казалось, что вернулся туман, а когда он прояснялся, Хью полз по городским улицам, и прохожие не замечали его, над ним нависали странные ярко освещенные здания невероятной высоты, и причудливые экипажи без упряжек проезжали прямо по его телу… Иногда было лето иногда зима, дождь, снег, все вокруг меняло цвет в зависимости от времени года. Он полз сквозь годы, сквозь страны и казалось…

…А голод оставался с ним даже тогда, когда в небе проносились удивительные машины и странно одетые люди шли мимо. Двигаясь вместе с речкой, он слышал собственный голос, но не понимал своих слов, да это и не имело значения. Вперед, вперед с течением воды.

Поток продолжал расширяться, подпитываемый случайными ручейками. Зеленая полоса вдоль него становилась больше, деревья выше. Порхали птицы, щебетали и пели, охотились за насекомыми.

Лихорадка ослабла, Хью надолго погрузил лицо в воду. Собрал жиденького салата, поел, пополз дальше. Чуть позже упал и заснул.

Проснулся опять от холода: одежда промокла от пота. Попил еще и снова пополз. Долина начала сужаться, углубляться, становилась все более каменистой. Теперь он все время полз в холодной тени, земля, казалось, проваливалась, утаскивая его с собой. Травянистая пойма сменилась на усыпанный острой галькой берег.

В неярком свете облачного полдня Хью достиг резкого поворота ручья. Берега вдруг расступились, и глазам предстал плоский, обрамленный деревьями и тростником берег Моро, в которую низвергалась с высоты его речушка.

Хью подался вперед, чтобы рассмотреть получше. Речка глубоко вгрызалась в желтую скалу, которая преграждала ей путь к Моро. Хью решил взобраться на нее, когда услышал низкий бормочущий звук, не похожий на журчание воды.

Это был самый тяжелый подъем за все путешествие. Уклон временами становился очень крутым, и сломанная нога то и дело болезненно цеплялась за острые камни. Тогда он выбрал кольцевой маршрут, но трижды ему приходилось спускаться и отыскивать более удобную дорогу.

Только на исходе дня он добрался до вершины. Лежа там, вновь стал прислушиваться к странному звуку, пытаясь определить его источник.

• Предыдущая
• 28/85
• Следующая