Миры Роджера Желязны. Том 6 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 23

• Предыдущая
• 23/97
• Следующая

Она поднялась вверх, и я переступил порог Нулевого крыла. Чувство невероятного облегчения овладело мной: я был дома и в безопасности. Враг не мог меня здесь настичь.

Я шел по красной ковровой дорожке мимо огромных дверей с табличками «Лаборатория». «Компьютерная», «Хранилище», «Картотека» и пытался вообразить, в каком настроении пребывал мой дальний предок, когда давал этим помещениям столь прозаические наименования. Скорее всего, он был не в духе.

Наконец справа я увидел знакомую дверь, толкнул ее и очутился в комнате отдыха. Сразу же зажглись лампы. Я хлопнул ладонью по выключателю: в открытую дверь падал свет из коридора, этого было достаточно.

Небольшое помещение со светлыми стенами и темным ковром. Письменный стол, два легких кресла, кушетка и журнальный столик. Застекленный книжный шкаф. Ничего не изменилось с тех пор, как я был здесь последний раз.

Я прошел к дальней от входа стене, так же безошибочно нажал кнопку в подлокотнике кресла — стена стала прозрачной.

Снаружи царила ночь, и огромная оранжевая луна висела над белыми скалами, напоминавшими гигантскую челюсть с раскрошившимися зубами. Ближе ко мне скалы были черные и блестящие, как будто только что прошел дождь. Скопление белых облаков на горизонте, а выше — сияющее изобилие звезд. Термометр, установленный с внешней стороны стекла, показывал тринадцать градусов по Цельсию. Я вернулся на середину комнаты, развернул кресло к прозрачной стене, сел. Не отрывая глаз от ночного пейзажа, достал сигарету. Закурил.

Как бы ни подгоняло меня время, я мог себе позволить полюбоваться всей этой красотищей. Да и успокоиться не мешало.

От моего душевного состояния зависело многое. Ведь я собирался нарушить незыблемые правила, и, прежде чем на это решиться, мне следовало крепко подумать. А вдруг после процедуры нам придется слиться? Тогда могут возникнуть определенные неудобства, а следовательно, и разногласия.

Но ведь я был связным, я единственный знал, как погиб Энгель. И единственный из всех нас был в состоянии принять это решение.

И я его принял.

— Браво! Наконец-то среди нас нашелся хоть один, у кого мозги работают как надо.

— Но ты-то тут ни при чем, старина, — сказал я.

— То есть как это ни при чем? Очень даже при чем. И все время был при чем.

— Ладно, не будем спорить. Сейчас это не имеет значения. Да и в обозримом будущем тоже.

— Возможно.

— Что значит «возможно»?

— Это значит, что будущее покажет. Обозримое будущее.

— Ты же знаешь о нем не больше, чем я. Ну, если точнее, то немногим больше.

— Пожалуй. Так давай же начнем поскорее!

— Ты столько времени ждал. Подождешь еще минуту. Вот докурю — и начнем.

— Ладно, погрусти, погрусти, полюбуйся пейзажем. Кстати, ты ведь не понимаешь, на что смотришь.

— А ты понимаешь?

— Да уж не беспокойся.

— Ладно, поживем — увидим.

— Увидим. Еще как увидим.

Ночь была ясная, и я без труда различал вдали несколько огромных кратеров — их острые очертания скрадывались низкорослой темной растительностью. Приглядевшись, можно было заметить на склоне одного из них развалины довольно большого, похожего на крепость здания. Я как зачарованный не мог отвести взгляда. Когда же я разгадаю тайну этих руин? Сколько лет я смотрю на них? И глазами скольких своих предков?

Нет, хватит! И так уже загадок более чем достаточно!

Поднявшись, я затушил сигарету и вышел из комнаты отдыха.

Пока я производил сложные и небезопасные манипуляции с кодовым замком на входе в «Картотеку», мое возбуждение возрастало. Для того чтобы открыть дверь, потребовалось пятнадцать минут. Как только я проник внутрь, зажегся свет. Дверь за мной захлопнулась.

Помещение было просторное: сорок футов в длину, шестьдесят — в ширину. В дальней от входа стене имелась ниша, в которой был установлен пульт, а с обеих сторон от него приделаны полки шириной примерно в тридцать дюймов каждая; они расходились от пульта, как крылья, и на них уступами, один над другим, высились вспомогательные агрегаты. Массивное вращающееся кресло было развернуто мне навстречу, как бы приглашая сесть.

Я снял куртку, аккуратно ее свернул и положил на журнальный столик. Уселся в кресло и принялся подготавливать аппаратуру к работе. Минут десять провозился, подключая уйму всяческих узлов в необходимой последовательности. Это занятие меня несколько отвлекло, и я уже не так волновался, как вначале, когда только сюда вошел.

Наконец все режимы и уровни установлены. Пора начинать.

Я открыл дверцу шкафчика слева и вытянул оттуда шлем на длинном и мощном кронштейне. Проверил его исправность.

Водрузил шлем на голову — его края уперлись мне в плечи. Через прорези для глаз я мог следить за показаниями приборов. Нажал на кнопку пуска. Ощутил в стенках шлема вибрацию — это они подстраивались, чтобы обхватить все, даже самые незначительные выпуклости моего черепа. Подкладка плотно облегала затылок, темя, виски. Голову легонько тряхнуло, я почувствовал струение анестезирующей жидкости. Часть ее, не промочив мою густую шевелюру, потекла за воротник. Ничего страшного, высохнет. Знал бы заранее — обрил бы голову.

Не думаю, чтобы кому-нибудь понравилось созерцать собственные потроха, тем более содержимое черепной коробки. А вот мне предстояло именно это. Не в буквальном смысле, разумеется.

Каков бы ни был у человека его жизненный опыт, размышления о чувствах сами по себе уже вызывают некоторое волнение. Даже если размышляешь о чувствах, которые никогда не переживал.

Вспыхнул голубой огонек индикатора, и я понял, что разряды начали безболезненно пронизывать кожный покров черепа, черепную коробку, твердую оболочку мозга, а затем и паутинную, и мягкую оболочки, пролагая себе дорогу в избранные для процедуры участки мозга и создавая там необходимое напряжение. Я закусил нижнюю губу. Вот, значит, каким образом мы совершенствуем себя.

Итак, можно было приступать к обычной процедуре, которой подвергал себя каждый новый связной. Мне предстояло погрузиться в глубины нашего коллективного сознания и чистить те его участки, которые были омрачены жизненным опытом Ланжа Младшего и Энгеля и потому могли внести разлад в мою собственную личность. Для верности следовало уничтожить их воспоминания вообще обо всем, что с ними когда-либо происходило.

Да, это было жертвоприношение или, если угодно, частичное самоубийство — избавиться от лишнего (в особенности — негативного) опыта моих предшественников. Ведь никто не знает, какую нагрузку способен выдержать человеческий мозг, поэтому еще в незапамятные времена было решено не испытывать его на прочность. И я считал это решение разумным. Насколько мне известно, мы всегда придерживались этого принципа. Его действенность подтверждалась как раз фактом существования нашей семьи. До сих пор, во всяком случае. Поэтому Ланжу Младшему и Энгелю суждено было умереть вторично… вернее, превратиться в неких неприкаянных демонов моего подсознания…

Но я ни на миг не забывал о мистере Блэке, и, чтобы эффективно действовать, мне нужно было стать как можно сильнее и обладать совокупностью коллективного опыта. В случае опасности мертвую память было разрешено воскрешать — хоть это, слава Богу, я/мы не забыли.

Я не знал, применялась ли кем-нибудь из нас в прошлом эта крайняя мера, и тем более не мог себе представить последствия такого поступка, но почему-то был уверен, что получу от предков не только опыт, но и необходимые мне сейчас свойства характера. Ведь пока что я все еще оставался самим собой, хотя частично был уже Энгелем и частично Ланжем Младшим. Короче, цель оправдывала средства.

Я перевел взгляд на коммутационную панель, увидел вставленные в гнезда штекеры (их было семь), а также множество гнезд пустующих… Сердце у меня бешено заколотилось. Каждый штекер — жизнь связного, а в каждом связном, как невидимая бабочка, трепетала жизнь всей нашей семьи!

• Предыдущая
• 23/97
• Следующая