Идеальная женщина - Лоуэлл Элизабет - Страница 22

• Предыдущая
• 22/45
• Следующая

Мазь оказалась очень холодной. Энджел вздохнула, немного расслабившись.

Хок осторожно закрепил повязку над раной и взялся за застежку лифчика Энджел, собираясь застегнуть его. Помедлив немного, он позволил кружевной ткани упасть, а потом наклонился и припал губами к шее Энджел.

Энджел ощутила тепло его дыхания, почувствовала прикосновение губ, ласкающих чувствительное местечко у основания шеи. Она вздрогнула и попыталась повернуться к нему лицом, но Хок удержал ее на месте.

Его губы ласкали ее шею, затем поднялись к виску, затем он лизнул кончик уха. Энджел застонала и инстинктивно выгнулась, стараясь прижаться поближе к этому источнику наслаждения.

Хок что-то пробормотал, срывая с нее лифчик. Его губы и язык проследили грациозный изгиб ее спины вниз. Его руки ласкали ее ягодицы, бедра, и все это время он пробовал ее на вкус, вызывая в ней вихрь желаний, которых Энджел никогда раньше не испытывала.

Только когда она беспомощно забилась под его умелыми прикосновениями, Хок позволил ей перевернуться. Его зрачки расширились, впитывая ее красоту. А Энджел была еще более красива, чем он мог себе вообразить. Безупречная золотистая кожа на груди переходила в темно-розовые соски, пылающие от страсти сине-зеленые глаза неотрывно следили за ним.

Когда он опустил голову к ее груди, Энджел попыталась заговорить:

— Хок…

— Тшш…

Хок хотел только тишины и тепла тела Энджел. Еще рано для лжи.

Его губы охватили один из торчащих пиков, и Энджел мгновенно забыла, что она хотела сказать, потерявшись перед взрывом еще неведомых ощущений. Она заметалась под прикосновениями его губ.

Для Энджел все было впервые. Грант никогда не касался ее так, что ей хотелось кричать от удовольствия, никогда не лизал ее языком. Грант был очень осторожен и предпочитал не выказывать свое желание.

Хок же, напротив, позволил потоку страсти нести их все дальше и дальше. Его руки принялись срывать одежду с Энджел, потом его пальцы задержались на золотом треугольнике внизу ее живота, легонько проверяя ее готовность, лаская ее, поддразнивая, пока Энджел не почувствовала, как тело тонет в жарком огне.

— Хок…

Его руки продолжили свой искусный танец, вновь заставив ее на какое-то время замолчать.

— Хок… я… неопытна…

Слова вырвались между волнами чувственного напряжения, которые захлестнули тело Энджел. Потерявшись в своих переживаниях, она не заметила холодную усмешку на лице Хока.

Когда Энджел вновь открыла глаза, Хок уже был обнажен. Он опустился на нее, словно хищник, пикирующий на свою добычу. У нее не осталось времени, чтобы что-то сказать, спросить или скрыть крик боли, когда он овладел ею.

Хок замер, испытывая одновременно и удивление, и страстное желание — смесь, которая выплеснулась взрывом ярости.

— Ты не можешь быть девственницей! — Но, даже отрицая это, Хок знал, что Энджел сказала правду.

Шок от этой правды пронзил его, ломая самые основы его существа, как это уже однажды произошло в день его восемнадцатилетия, когда мир был разрушен ложью женщины.

Словно загнанное в угол животное, Хок бросился в атаку.

— Хок, — хрипло проговорила Энджел.

Она слегка шевельнулась, пытаясь ослабить давление его плоти, и это движение лишило его контроля над собой, посылая ему столь желанное освобождение.

— Будь ты проклята! — прорычал Хок, гневаясь на предательское поведение своего тела. — Иди ты к черту!

Он еще раз вздрогнул и откатился в сторону, отпустив Энджел.

Хок пытался восстановить самоконтроль, он пытался принять тот факт, что Энджел не лгала ему. Он не понимал, что произошло, он не понимал Энджел, а это означало, что его мир мог разрушиться!

Энджел лежала молча, не шевелясь; злые слова Хока проникали в душу, словно тяжелые камни. Внутри нее бушевали разочарование, боль и ярость, столь сильная, что она даже испугалась.

Однажды она уже испытывала подобное чувство, и тогда оно почти выжгло все живое, что было в ней.

Энджел заставила себя молчать и не проклинать жизнь, которая подарила ей надежду на счастье для того лишь, чтобы тут же отнять ее.

— Почему? — Энджел слышала себя будто со стороны.

— Это я должен спрашивать «почему»! — рявкнул Хок. Его голос был таким же холодным, как глаза. Он схватил Энджел за плечи, заставив смотреть на себя. — Почему ты мне ничего не сказала?

— Я пыталась, а потом решила, что ты уже знаешь.

— Как, Бога ради, я могу знать? — Пальцы Хока впились ей в плечи. — Я думал, ты спишь с Дерри и Карлсоном. Ты вела себя вовсе не как девственница — ты пылала, как любая другая женщина, с которой я когда-либо делил постель.

— Спала с Дерри? С Карлсоном? — повторила Энджел, не вполне понимая смысл этих слов. — Но я же сказала тебе, что Дерри мне словно брат, а Карлсон — мой лучший друг.

— Женщины всегда лгут в подобных случаях.

Наступило молчание, которое разрывало сердце Энджел.

— Ты считаешь меня лгуньей и шлюхой, — прошептала она наконец.

И поникла, чувствуя, что жизнь ее снова сломана, сломана еще сильней, чем это было после автомобильной аварии, но она и это обязана выдержать. Надо отбросить эмоции и разобраться с ними позднее. Сейчас самое важное — не впадать в истерику.

То, что случилось три года назад, она не сумела изменить в отличие от нынешней ситуации.

«Я жива, — сказала себе Энджел. — Я просто совершила ошибку, ужасную, непоправимую ошибку. Мне не под силу преодолеть жестокость Хока и пробиться к его человеческому нутру, если, конечно, оно существует».

— Ты доказал свою правоту, не так ли? — спросила Энджел бесцветным голосом.

Перемена в Энджел обеспокоила Хока. Он ждал истерики, проклятий, криков, лжи и мольбы — всех обычных женских трюков, он ожидал чего угодно, кроме этого неестественно хрупкого спокойствия и пустоты в ее глазах.

— Что это значит? — осторожно спросил он.

— Это значит, что я чувствую себя шлюхой.

Хок мгновенно разъярился:

— А что ты думала, когда легла в постель? Ожидала, что тебе заплатят?

Энджел быстро оделась и повернулась, чтобы выйти из каюты, но Хок схватил ее за руку:

— Хватит притворства, детка. Ты хотела получить свою долю от продажи земли и выбрала самый древний способ, чтобы обеспечить свой куш. Если бы ты спросила, я бы сразу сказал, что это бесполезно, — ничто не заставит меня купить Игл-Хед, если оно того не стоит.

— Я не хочу продавать Игл-Хед, — с тем же неестественным спокойствием произнесла Энджел. — Это решение Дерри. — Она посмотрела в глаза Хока. — Я обязана Дерри большим, чем может понять человек, подобный тебе. Деньги, вырученные за Игл-Хед должны пойти на оплату образования Дерри. — Энджел опустила глаза на свою руку, которую держал Хок. — Отпусти меня.

Хок помедлил, но затем выпустил ее руку. Когда Энджел скрылась за дверью, ему вдруг захотелось побежать за ней, обнять и держать в объятиях, пока пустота не исчезнет из ее глаз.

В это мгновение ему хотелось верить ей, хотелось думать, что не было никакой корысти в ее улыбках, в ее стремлении быть с ним и в ее желании любить.

Хок грязно выругался.

«Я узнал все необходимое о женщинах в день своего восемнадцатилетия. С тех пор этот урок тысячу раз находил свое подтверждение. Неужели я настолько глуп, чтобы в свои тридцать пять снова попасться в ту же ловушку?

Тот факт, что Энджел не солгала насчет своей девственности, вовсе не означает, что она и во всем прочем правдива».

Хок перекатился на другой бок и потянулся за одеждой. Неожиданно он заметил на своем теле следы крови Энджел и на мгновение возненавидел себя.

«Но ведь девственность ничего еще не значит, все женщины рано или поздно расстаются с ней. Просто Энджел потребовалось больше времени, чтобы выбрать подходящую цену.

А какая была ее цена? Если не деньги, то что? Что она сказала о Дерри? Что она обязана…»

Хок восстановил в памяти слова Энджел:

• Предыдущая
• 22/45
• Следующая