Неукрощенная - Лоуэлл Элизабет - Страница 28

• Предыдущая
• 28/61
• Следующая

Наконец Мэг поняла.

– Ведь вам все равно, девственница я или нет, – прошептала она испуганно. – Вы думаете только о том, чтобы иметь наследника.

– Да. Но если вы и были шлюхой до этого дня, теперь вам придется забыть об этом.

– Будь я лгуньей, воровкой или преступницей… вам все равно. Все равно, какое чрево вам достанется, если оно идет в придачу к замку Блэкторн.

Глаза Доминика превратились в ледяные осколки.

– Поверьте мне, мадам, кем бы вы ни были в прошлом, я ожидаю, что моя жена будет образцом высокой нравственности. И вы пожалеете, если хотя бы тень бесчестья коснется моего имени.

Слабый лучик надежды, живший в душе Мэг, постепенно таял под ледяной глыбой по имени Доминик Ле Сабр. Он не был норманнским дьяволом, как его назвала Эдит, не был он и тем человеком с благородным сердцем, о котором мечтала Мэг. Ему не были нужны ни ее смех, ни ее нежность. Его не интересовали ни ее надежды, ни мечты, ни страстное желание сделать жизнь своих подданных лучше – и свою жизнь тоже, чтобы не испытать в браке ту же горечь, что и ее мать.

Доминик Ле Сабр был обычным человеком, таким же, как и Джон Кемберлендский. И когда кто-нибудь пытался помешать его стремлению создать династию, Доминик озлоблялся так же, как и Джон.

Мрачные тени, которые ей чудились в душе Доминика, оказались такой же реальностью, как прошедшая зима, но весны для них не предвиделось. Брак станет для нее ледяной могилой. Но холод не пощадит и самого Доминика.

В душе Мэг протестовала против того, что могло случиться, но ни звука не слетело с ее губ.

– Леди Маргарет!

Мэг молча смотрела, как весна вступает в свои права, но она чувствовала себя лишней в этом великолепии.

– Такое старое лицо у такой молодой девушки, – сказал Доминик зло. – Или тебе так тяжело расставаться со своим беспутным прошлым?

Мэг ничего не ответила. У нее не было желания говорить.

Она не хотела, чтобы над ее чувствами смеялся человек, у которого вообще нет никаких чувств.

– Я предлагаю вам сделку, – произнес Доминик бесцветным голосом. – Вы родите мне двоих сыновей, и я отправлю вас в Лондон. Там вы найдете развлечения по вашему вкусу – по вкусу шлюхи.

От едва сдерживаемых слез глаза Мэг казались еще больше.

– Вы ничего не знаете о том, что мне нравится, а что – нет.

– Я знаю, что прошлой ночью вы отказали своему мужу в том, что принадлежит ему по праву, – грубо возразил Доминик.

– Всю свою жизнь я знала, что моя обязанность – выйти замуж за человека, которого изберут мне в мужья, – заговорила Мэг, когда Доминик замолчал. – Я думала, что буду верной, покорной женой. Я верила, что мы будем счастливой парой, если я буду вести себя именно так. А теперь…

Ее голос замер ранящей тишиной.

– А теперь? – повторил Доминик. – Говори.

– Я знаю, что этого не будет никогда, – прошептала Мэг. – На землю пришла весна, но никогда весна не настанет для Глендруидов и для меня.

– Забудь о своей тоске по Дункану, – зло выпалил Доминик.

– По Дункану?

– Ты замужем за мной, – сказал Доминик безжалостно, не глядя на нее. – Я – единственный мужчина, который у тебя будет.

– Да. И я ваша единственная жена. Пока смерть не разлучит нас. И вы предадите меня безвременной смерти, когда соберетесь жениться еще раз? Этого мне следует опасаться?

– Что за чушь? – требовательно спросил он.

Мэг внезапно вздрогнула. Ее щеки побелели так, будто холод смерти уже коснулся ее.

– Вы слышите? – прошептала она.

– Что?

– Смех.

Доминик прислушался.

– Я ничего не слышу.

– Это лорд Джон.

– Что?

– Это его смех. Он-то знает, какую злую шутку сыграл с вами. – Затуманенные зеленые глаза смотрели на Доминика. – Вы умрете, не оставив после себя сыновей.

Доминик сжал плечо Мэг с такой силой, словно она пыталась убежать от него.

– У меня будут сыновья!

– Нет, – шепотом возразила Мэг, не обращая внимания на слезы, потоком струившиеся по ее лицу. – Чтобы родить сына Глендруидов, нужна любовь. А в вас нет любви, Доминик Ле Сабр.

К тому времени, когда Саймон вернулся в замок, Доминик уже снял боевое облачение и праздно сидел в комнате Джона. Здесь он мог говорить со своими людьми без свидетелей, для чего большой зал совсем не подходил. Тема разговора – что же нашел Саймон, пройдя по следу Мэг, – определенно требовала таких предосторожностей.

Бледное, искаженное лицо жены, отсутствующий взгляд и молчание, в котором они вдвоем верхом возвращались в замок, расстроили Доминика, и он не понимал почему.

Помимо уединения, комната Джона была теплее прочих, и это тепло согревало не только тело, но и душу Доминика. Огонь ярко пылал в большом очаге, изгоняя холод, принесенный весенним дождем и приумноженный каменными стенами, хранившими ледяное дыхание зимы. Хотя узкие высокие окна уюта не прибавляли, здесь было лучше, чем где-нибудь еще. Кроме покоев Мэг.

– Ты выглядишь, как мокрая собака, – сказал Доминик спокойно, когда Саймон вошел, стряхивая плащ.

– Уж чувствую-то я себя точно как собака.

– Согрейся. Потом поговорим.

Пока Саймон разоблачался и устраивался у огня, Доминик обратился к слуге, ожидавшему в дверях приказаний хозяина.

– Эль для моего брата, – распорядился Доминик. – Хлеб и сыр. И что-нибудь горячее – суп, например?

– Да.

– И, пока будет готовиться все это, выясни, куда запропастилась Старая Гвин. Я уже давно послал за ней.

– Да, лорд.

Выпрямившись, Доминик ждал, когда стихнут шаги слуги. Убедившись, что тот ушел достаточно далеко и не сможет их подслушать, Доминик вернулся к столу, на котором была свалена груда золотых украшений. С отсутствующим видом он перебирал безделушки.

Сладостный звон раздавался в воздухе, подобно пению птиц с золотыми горлышками. Это пели крошечные колокольчики, украшавшие запястья, щиколотки, бедра и талии любимых наложниц султана. Когда Доминик взял город, женщин невредимыми вернули владельцу. Золотые украшения – нет.

– Как твой сокол? – спросил Саймон, которому перезвон колокольцев напомнил о птице.

В любом случае Саймон не торопился говорить о Мэг, и Доминик отметил это.

– Он быстро обучается, – произнес Доминик равнодушно. – Я снял с него колпак, когда вернулся из леса. Птица не испугалась и не попыталась улететь. Она идет на мою руку и на мой свист, как будто знала меня с самого рождения. Завтра вечером вынесу ее ненадолго во двор, а там уже можно будет брать ее с собой за стены крепости.

– Чудесно, – отметил Саймон, довольный, что хоть что-то идет хорошо.

– Да…

Доминик прикрыл глаза, словно для того, чтобы лучше слышать изысканную мелодию колокольчиков.

– Можно подумать, кто-то уже приручал его, – добавил он мгновение спустя.

– Это так? – спросил Саймон.

– Мне сказали, что сокола поймали взрослым, а не взяли птенцом из гнезда. Но сокольничий уверял меня, что сообразительность не в диковинку для здешних птиц, если колдунья Мэг обучает их.

Саймон ухмыльнулся.

– Что же ты обнаружил, пройдя по ее следу? – поинтересовался Доминик почти так же спокойно.

Почти, но не совсем. И этой едва заметной перемены было достаточно, чтобы напомнить Саймону, что его брата беспокоит непокорная жена, с которой он вынужден основать династию.

– Я не нашел ничего, – сказал Саймон прямо. – Прыгунья потеряла след.

Звук колокольчиков затих. Доминик внимательно смотрел на Саймона.

– Потеряла след? Как странно. У Прыгуньи самый острый нюх из всех моих собак.

– Да, – согласился Саймон.

– А какие-нибудь еще следы вокруг?

– Крупный олень живет выше по ручью, который впадает в реку Блэкторн. Лиса поймала зайца. Орел и пять ворон вышли на охоту.

Доминик отмахнулся от этих известий. Саймон перечислял лесные новости, желая хоть отчасти его развлечь.

– А следы лошадей?

– Никаких, даже местных диких лошадей.

• Предыдущая
• 28/61
• Следующая