Сердце мое - Лоуэлл Элизабет - Страница 23
- Предыдущая
- 23/82
- Следующая
— Что ты смотришь на меня с таким ужасом в глазах? — рассмеялся Кейн. — Если Джо-Линн чего и заслуживает на самом деле, так это только таких слов.
— И это все только потому, что она не была девственницей, когда выходила замуж за твоего брата?
— Господи, ну конечно, нет. Это потому, что после их женитьбы в ее постели, прости, побывало больше мужчин, чем в общественном туалете..
— Кейн!
— Прости, прости, Шелли. Хотя нет, не прости. Вернее, прости, но это правда. Джо-Линн — настоящая дубинноголовая…
Внезапно Ремингтон замолчал. Проведя рукой по мягким, выгоревшим на солнце волосам, он нетерпеливо дернул плечами.
— Ну как бы ты сама назвала женщину, — снова обратился он к Шелли, — которая подложила мне несколько часов в обществе ее сына в обмен на то же время в постели с ней? — И Кейн кисло улыбнулся.
На этот раз Шелли не смогла скрыть своего изумления. И отвращения. Она вспомнила, как умолял Билли мать не убивать его любимца, вспомнила его комнату — такую живую и яркую, вспомнила, как заботливо проверил он, хорошо ли сидит на голове у Шелли защитный шлем, вспомнила замечательную улыбку мальчика — теплую и искреннюю.
— Судя по твоим словам, — заговорила она наконец, — у Джо-Линн скорпионьи материнские инстинкты.
— Ну зачем же так оскорблять скорпионов? — возразил Кейн.
— Прости, — быстро сказала Шелли. — Я сказала, не подумав. В конце концов, я не имею никакого права осуждать эту женщину.
— А почему нет? За короткое время общения с Билли ты подарила ему больше тепла и нежности, чем Джо-Линн за весь последний год. Хотя, конечно, он-то, бедняга, ее любит…
— Ну конечно! — подхватила Шелли. — Она ведь все же его мать…
— Я бы мог ей простить всех бесчисленных ее мужчин, но не то, как она обращается с мальчиком. — Кейн горько улыбнулся. — Хотя чего это я о ней разговорил. Не люблю говорить о дураках. Я ведь и сам был женат на сучке вроде Джо-Линн. Если на ней не было мужика — любого, понимаешь, абсолютно любого, хоть вообще первого встречного, — она начинала чувствовать себя больной, а то и вовсе мертвой. Слава Богу, не успели мы детьми обзавестись, а то была бы у них «сладкая» жизнь…
Шелли нервно нахмурилась. Когда она заговорила, голос ее был чуть хрипловатым, но тихим, она почти перешла на шепот.
— Думаю, твоя жена была очень несчастной женщиной…
— Хотелось бы надеяться. Однако она, как и Джо-Линн, в конце концов умудрилась остаться с немалыми деньгами…
— Но Джо-Линн в итоге осталась с сыном…
— Да уж, его она заполучила. Ловко, ничего не скажешь. Подожди, через несколько лет он станет вполне самостоятельным и тогда-то быстро от нее уйдет. А она, разумеется, начнет тогда за ним бегать. Можешь мне поверить: станет гоняться повсюду, будто на нем свет клином сошелся.
Шелли снова подумала о Билли и с грустью покачала головой:
— Господи, как же его жалко… Ужасно жалко… Сильная рука Кейна легла на ее запястье.
— Нежная маленькая ласка… — прошептал он. — Не грусти так, не надо… Это все не твои заботы. Вот и пришлось мне оставить дела в Юконе — не вовремя конечно, ох как не вовремя, не так уж там все и ладилось… — и прилететь в Лос-Анджелес.
— Да, но Билли… — И Шелли беспомощно махнула рукой.
— Билли осталось потерпеть ее всего несколько месяцев. Дейв недавно познакомился с очаровательной француженкой. Они собираются вместе приехать в Америку в конце ноября, на праздники (В последний четверг ноября в Америке отмечается День благодарения — официальный праздник в честь первых колонистов Массачусетса.). И скоро у Билли будет настоящий дом — дом, где царят тепло и любовь. Ну а до этого я постараюсь бывать с ним как можно больше.
На глазах Шелли выступили слезы, когда она услышала эти слова Кейна — «дом, где царят тепло и любовь». Сам того не зная, он высказал вслух ее заветную мечту.
— Я очень рада, — сказала она. — Иначе я, ей богу, взяла бы да и выкрала Билли у Джо-Линн, пусть меня потом и посадили бы в тюрьму…
— Не бойся, я бы вытащил тебя оттуда, — засмеялся Кейн. — А потом посадил бы тебя на плечо и показал весь мир. Весь, весь мир…
Шелли словно окатили холодной водой.
— Нет уж, спасибо, — сухо сказала она. — Я мир уже повидала, хватит с меня.
— Весь мир? Ты хочешь сказать, что побывала в каждом его уголке?
— По крайней мере в каждом, где водятся змеи. Это уж точно.
— И тебе это не понравилось.
— Что не понравилось? Змеи? Вовсе нет, я нахожу их замечательными созданиями…
— Тогда что же тебе не понравилось?
— То, что у меня нигде не было настоящего дома. Эти слова Шелли произнесла очень мягко, но тем убедительнее они прозвучали.
— Ну что ты, целый мир был тогда твоим домом, — возразил ей Кейн. — Любое его место, любой уголок, ..
— То есть на самом деле ни один. — Тон голоса Щелли явно показывал, что на сегодня эта тема закрыта для обсуждения.
Возникло напряженное молчание.
Кейн чуть скрипнул зубами, и в воцарившейся тишине этот звук напомнил щелчок золотой ручки Шелли, Кейн хотел пуститься в яростную полемику по поводу того, что считать домом, а что нет, однако сумел вовремя сдержать себя. Одного взгляда на Шелли было достаточно, чтобы понять, что эта тема ей не слишком-то приятна. По крайней мере пока.
Он поднял бокал вина и, сделав большой глоток, насладился терпким, пьянящим ароматом.
— А как жили твои родители? Их брак оказался удачным?
— Странный вопрос, — почти все так же сухо ответила Шелли.
Кейн удивленно пожал плечами:
— Почему же?
— Они жили просто замечательно. Иначе и не выжили бы…
— Но почему?
— Мы постоянно переезжали, — со вздохом объяснила Шелли. — Мама затрачивала огромные силы, чтобы сделать домом каждое место, где мы останавливались — пусть даже на очень короткое время. И когда я стала достаточно взрослой, чтобы понять, что настоящего-то дома у нас как раз и нет, я с трудом сдерживала слезы, когда видела, как она старается сделать уютными все эти арендуемые комнаты, дома и номера…
— А что же она сама?
— В смысле — плакала ли она по этому поведу?
— Да.
Шелли попыталась вспомнить, видела ли она свою мать хоть раз плачущей, когда они начинали собирать вещи, чтобы в очередной раз переехать жить куда-нибудь на новое место.
— Нет, знаешь, не помню, — честно сказала она наконец. — Кто плакал, так это я. Время от времени.
— Ну а потом?
— Однажды я поняла, что этот бродячий образ жизни может навсегда засосать, и уже не остановишься. И тогда твердо решила осесть где-нибудь. Создать свой дом — настоящий дом. Или по крайне мере попытаться сделать это. — Она пожала плечами. — Мне пришлось довольно долго учиться хотя бы не жить, а даже просто существовать на одном месте.
Потягивая вино, Кейн осторожно спросил:
— И сколько же тебе было лет, когда ты ушла от родителей и начала жить самостоятельно?
— Восемнадцать, — ответила она.
— Совсем юная, — удивился Кейн.
— Может быть. Зато я твердо знала, чего я хочу.
— Собственный дом?
— Вот именно. Я решила, что, если уж судьба не подарила мне настоящего дома, я должна сама создать его себе.
— И как?
— Ты ведь был у меня сегодня…
— Да нет, я не об этом, — прервал ее Кейн. — Я спрашиваю, как ты жила все это время — между восемнадцатью и… Сколько тебе сейчас? Двадцать три?
— Двадцать семь, — холодно ответила Шелли и невесело улыбнулась: — Подходящий возраст для того, чтобы числиться в старых девах, да?
Кейн поморщился:
— Слушай, ну сколько еще ты будешь это повторять? Не надоело?
— Но ведь это правда, — с грустной улыбкой произнесла Шелли. — Не очень веселая, конечно, но все-таки правда.
— Ты предпочитаешь определение «одинокая самостоятельная женщина»?
— О Господи, конечно же, нет. Жуткое словосочетание. В моем представлении сразу же возникает образ «старой развалины»: еле ходит и не вылезает из зубоврачебного кабинета. Я уж скорее предпочту называться старой девой…
- Предыдущая
- 23/82
- Следующая