Только любовь - Лоуэлл Элизабет - Страница 17

• Предыдущая
• 17/72
• Следующая

— У него было слишком мало времени, чтобы привыкнуть к незнакомцу.

— Вам надо подумать, как научить Красавчика принимать ваших друзей, — мягко сказал Бич. — Иначе вашим друзьям придется сделать это за вас… Вам налить кофе?

Перемена темы разговора отвлекла Шеннон. Бич налил ей кофе и протянул тарелку с бисквитами и беконом.

Красавчик оскалился и зарычал, едва рука Шеннон коснулась тарелки. Шеннон обернулась и строго посмотрела на пса.

— Нет, Красавчик, — твердо проговорила она, — все в порядке! Веди себя как следует!

Тихонько взвизгнув, пес отодвинулся назад, продолжая немигающими глазами смотреть на незнакомца, который дерзнул прийти в хижину.

Вначале Шеннон и Бич ели молча. Нельзя было сказать, что это молчание было тягостным, просто оба основательно проголодались. Когда Шеннон выпила чашку кофе, она снова наполнила чашку себе и Бичу и откинулась назад, наслаждаясь неповторимым запахом и вкусом напитка.

Бич потянулся за новой порцией бекона и бисквитов и задумался, могли бы в долине Эго жить куры. Несколько яиц отнюдь не помешали бы.

«Несчастный мечтатель, — с сарказмом подумал Бич. — Яйца для людей оседлых, способных держать кур, как, например, Виллоу, или для богатых, у которых денег полным-полно».

Бич впился зубами в бисквит и застонал от удовольствия. Бисквит был теплый, дымящийся, ароматный, воздушный.

— Я всегда считал, что никто не сравнится с моей сестрой по части бисквитов, — проговорил Бич, протягивая руку, чтобы взять еще один. — Кажется, я ошибался. Божественные бисквиты!

Шеннон обратила внимание, как проворно и легко двигались руки Бича. Вообще координация движений у него была удивительной. Но больше всего ее поразило, как бережно и уважительно он обращался с едой.

Ей доставляло огромное удовольствие наблюдать, с каким аппетитом Бич ест то, что она приготовила. Как если бы каждый кусок был частью ее самой, которая затем становилась частью его. Она незаметно поглядывала на него, при этом губы ее слегка подрагивали, глаза лучились.

— Вы так смотрите на меня, — нарушил молчание Бич. — Под вашим взглядом я боюсь сделать что-нибудь такое, что заставит Красавчика вступить на тропу войны.

Лишь сейчас Шеннон поняла, что смотрит на Бича слишком уж восхищенно.

— Простите, — смутилась она. — Я не привыкла к обществу.

Бич мягко улыбнулся:

— Милая девушка, я просто поддразниваю вас. Можете смотреть на меня сколько вам хочется. А если моя голова распухнет от этого и я не смогу надеть шляпу — так и быть, я обойдусь без нее. Это стоит того, чтобы увидеть, как ваши очаровательные глаза наблюдают за мной.

Румянец проступил на щеках Шеннон, но взгляд от Бича она отвела всего лишь на мгновение. Когда он поворачивался, его волосы отливали мягким блеском, и Шеннон подмывало запустить пальцы в эту густую, соломенного цвета копну, чтобы ощутить их тонкую шелковистость.

Бич поднял глаза, пытаясь определить, что привлекло пристальное внимание Шеннон, которая, казалось, боялась пошевельнуться. Когда он понял, что источником ее оцепенения был он сам, он прищурил глаза и почувствовал, как учащенно забился пульс. В глазах Шеннон читались восхищение и чувственное любопытство, и это возбудило Бича не меньше, чем иной страстный поцелуй.

«Проклятие! Пожалуй, мне не следовало говорить, что она может смотреть на меня сколько ей хочется!

Кое-что очень быстро увеличивается в размерах, и это явно не шляпа».

Усилием воли Бич заставил себя смотреть куда угодно, только не в сапфировые глаза, которые с явным удовольствием следили за ним.

— Как вы попали в эти края? — поинтересовался Бич.

Вначале вопрос, по всей видимости, не дошел до нее, затем она заморгала и опустила глаза.

— Молчаливый Джон привез меня сюда семь лет назад.

— Вы тогда, должно быть, были совсем ребенком…

— Я была достаточно взрослой, и у меня не было родственников, которым я была бы нужна… Даже перед войной. — Шеннон пожала плечами. — Многие дети стали сиротами.

— Это похоже на судьбу Евы, жены моего брата. Она приехала на Запад на поезде с сиротами, и ее купила семейная пара старых картежников, чтобы она ухаживала за ними. — Бич поднял глаза на Шеннон. — Долина Эго, должно быть, суровое место для вас.

На лице Шеннон отразилось удивление. Она энергично замотала головой, и ее роскошные, цвета красного дерева волосы разметались по плечам.

— Здесь гораздо лучше, чем там, откуда я пришла. — Здесь меня никто не попрекает куском хлеба.

Бич подождал некоторое время, но Шеннон больше ничего не добавила к своим словам.

— А вы, Бич? Как вы здесь оказались?

Его губы тронула еле заметная улыбка. Подобный вопрос редко задают незнакомцу на Западе.

С другой стороны, он сам только что спросил о том же.

— Вполне справедливый вопрос.

— Если вы не возражаете…

— Если спрашиваете вы… Я пришел в долину Эго потому, что никогда не бывал здесь раньше.

Лицо Шеннон стало вдруг серьезным.

— Из ваших слов можно сделать вывод, что осталось не так много мест, где вы еще не бывали?

— Именно так. Я бродяга по натуре. Объездил весь свет.

— Правда?

Бич улыбнулся:

— Истинная правда.

— Может быть, вы видели пирамиды Египта?

— Я их видел, — лаконично ответил Бич.

— И какие они?

— Огромные! Они поднимаются в пустыне, изъеденные солнцем, ветром и временем. Недалеко от них город, где женщины ходят, закрывшись с головы до пят, и видны только их глаза.

— Только глаза? — недоверчиво переспросила Шеннон.

Бич кивнул:

— Вас бы наверняка подарили султану… У вас глаза лазурные, как ясное небо.

«И походка зажигательней, чем у гурии», — подумал он про себя. Но вслух сказать этого не решился. Если бы Шеннон знала, как страстно он ее желает, Бич был уверен, она сейчас бы не сидела в столь непринужденной позе напротив него.

— А Париж… Вы видели его? — спросила Шеннон.

— Париж, Лондон, Мадрид, Рим, Шанхай… Я видел их и многое другое… Вам нравятся города?

— Не знаю… Я уже много лет не была ни в одном.

Шеннон посмотрела на ставни, сквозь которые пробивались полоски света.

— Но я думаю, что такое большое скопление людей будет давить на меня.

— Вам хочется это выяснить?

— Нет… Я спросила о городах лишь потому, что в исторических книжках пишут о Париже, Лондоне и Риме. Поэтому я о них и думаю иногда. И еще о Китае, конечно.

Взгляд Бича стал задумчивым.

— Китай — страна своеобразная, — негромко произнес он. — В Китае существовали империи, искусство и философия задолго до рождения Христа. Китайцы совершенно иначе смотрят на все — на жизнь, на музыку и искусство, на еду, на войну.

— Вам это нравится?

— Нравится?.. — Он пожал плечами. — Об этом не думаешь, когда оказываешься в Китае.

— Не понимаю.

Бич поднял кружку с кофе, отпил, пытаясь найти слова для того, чтобы объяснить Шеннон то, что никогда не пытался объяснить себе.

— Однажды, — медленно начал он, — я стоял на берегу реки и наблюдал, как люди ловили рыбу с помощью фонарей и черных дроздов, вместо того чтобы пользоваться крючками и сетями.

Шеннон ахнула от удивления:

— И рыба ловится?

— Ну да! Они ловят таким образом уже тысячи лет… Представьте себе: свет от золотых фонарей кружится в водовороте, посвистывают флейты рыбаков, зазывающих птиц… Полночь, течет темная река… Кажется, ощущаешь дыхание самого времени… Китай — страна древняя… Древнее, чем это можно себе представить.

Трепет пробежал по телу Шеннон, когда она заглянула в глаза Бича. Они были подернуты дымкой и, казалось, видели в этот момент золотистые фонари и черную, как ночь, реку…

«Кажется, ощущаешь дыхание самого времени…»

— А есть еще где-нибудь места, похожие на здешние? — спросила Шеннон, которой стало не по себе от затянувшегося молчания и задумчивой отрешенности Бича.

— На долину Эго?

— На территорию Колорадо.

Пригладив ладонью густую шевелюру, Бич наконец серьезным тоном сказал:

• Предыдущая
• 17/72
• Следующая