Только моя - Лоуэлл Элизабет - Страница 16

• Предыдущая
• 16/71
• Следующая

Вулф бросил на мужчину взгляд, который мог заморозить молнию.

Рейф этот взгляд выдержал.

— И кроме того, она великолепно меня перевязала, — добавил он, приоткрывая китель, чтобы показать руку.

В первый раз Вулф заметил, что Рейф ранен. И что повязка была из светло-голубого, как лед, шелка, и такими же ледяными были глаза Джессики. Он оторвал руку от ее рта.

— Спасибо, мой лорд, — произнесла Джессика холодным голосом.

— Я не лорд.

— А я не ревущая дурочка.

— Значит, ты одурачила меня.

— Нехитрое дело одурачить человека, который глух, нем и слеп.

Рейф под кашлем скрыл смешок.

— Как ваша голова, мэм?

— Еще болит, — Джессика закрыла на минуту глаза. — И язык тоже.

Она вновь посмотрела на Вулфа и вспомнила свои клятвы быть ласковой, нежной и общительной. Прилив усталости накрыл ее, словно темное море волной. Как тяжело быть замужем за человеком, который смотрит таким холодным, непрощающим взглядом!

— Прости, — сказала Джессика тоскливо и так тихо, что этого не мог расслышать никто, кроме Вулфа. — Я не сделала ничего, что может вызвать твое неудовольствие. Мне бы так хотелось вернуться в то время, когда ты мог броситься искать меня в страшный шторм. Мы не можем возвращаться в прошлое. Как жаль…

— Мы можем прекратить все, моя леди Джессика. Лишь скажите слово.

— Никогда, мой лорд, — прошептала она, вспомнив об ужасе, когда лорд Гор кусал и терзал ее обнаженную плоть. Она не могла более выносить взгляда Вулфа и отвернулась. У нее не было сил воевать с его суровостью, она ощутила приливы боли в висках при каждом толчке. Темнота подкрадывалась к ней, забирая все ее силы. Однако не травма головы опустошила ее до такой степени, а необходимость справиться с ужасающей чернотой снов, которых она никогда не помнила.

В глубине ее что-то билось… плакал от ужаса ребенок при завываниях ветра… сгущались кошмарные воспоминания.

— Джессика!

Ответа не последовало.

Вначале Вулф подумал, что она вновь потеряла сознание Затем увидел, что глаза ее открыты и устремлены на нечто, видимое только ей.

Нечто ужасное.

Холодок пробежал по позвоночнику Вулфа, ибо он осознал, насколько страшно было Джессике во время нападения индейцев. Несмотря на свою клятву, что он добьется ее согласия на развод, он прижал ее к себе, баюкая и стараясь защитить от опасности, понимая, насколько она беззащитна в этот момент.

— Джесси, — сказал Вулф ей тихо на ухо. — Отпусти меня. Не заставляй меня причинять тебе страдания.

Хотя он знал, что Джессика слышала, ответа не последовало.

— Это то, чего тебе хочется? — спросил он сурово. — Не попросишь пощады — и не получишь ее.

Джессика не шевельнулась и ничего не ответила, как если бы не было произнесено ни слова.

— Ну что ж, пусть будет так, — повторил Вулф холодным тоном. — Не попросишь пощады — и не получишь ее.

Скалистые горы круто поднимались вверх за домом Вулфа. Снежные вершины были окутаны облаками, уступы обширных склонов жили каждый в своем времени года, а подошва стояла на равнине, которую Джессика успела полюбить во время охотничьей экспедиции с лордом Стюартом. Ей раньше не доводилось посетить дом Вулфа, поскольку лорд Стюарт предпочитал охотиться на территории Вайоминга. Но она, естественно, понимала, что этот дом не может быть слишком просторным — большинство американцев не в состоянии позволить себе той роскоши, которой отличался сельский особняк лорда Стюарта.

Однако Джессика не могла и представить себе, что такое повседневная жизнь в небольшом домике с точки зрения личных удобств. Вулф это предполагал. Он прямо-таки с удовольствием предвкушал ее смятение, ожидая, что это приведет его к победе в борьбе за развод.

— Твой дом вполне симпатичен, но… — Джессика запнулась.

— Да? — готовно откликнулся Вулф, отлично понимая, что именно беспокоило Джессику.

— Здесь только одна спальня.

Его черные брови поползли вверх в молчаливом саркастическом удивлении:

— Ты в этом уверена?

— Вполне, — ответила Джессика, вновь впадая в тон, которого она так настойчиво старалась избегать. — И только одна кровать в этой комнате.

Он кивнул.

Стараясь придать голосу игривость, Джессика спросила:

— Разве ты собираешься свить себе постель в зарослях ивы вместе с птицами?

— Зачем мне это делать? Кровать достаточно просторна для двоих.

— Вулф, я серьезно.

— Я тоже. Я не аристократ, ваша милость. Я человек простой. В Америке существует такой удивительный обычай у низшего сословия: мужья и жены спят в одной кровати.

Сердце у Джессики бешено заколотилось. Она сцепила руки, чтобы скрыть дрожь, и осторожно улыбнулась.

— Ты, разумеется, шутишь.

Он рассмеялся и отчетливо произнес:

— Нет, я не шучу.

— Наверняка, ты шутишь, — бодро сказала Джессика, хотя в глазах ее светилась мольба. — Какая женщина будет терпеть присутствие мужа всю ночь.

— Разумеется, никакая аристократка не будет, а женщина Запада будет, — возразил Вулф. — Спроси Виллоу Блэк. Она и Калеб делили постель каждую ночь, и днем оба просто светились.

Неприкрытая ностальгия в голосе Вулфа вызвала такое раздражение у Джессики, что она забыла о своих страхах, связанных не только с единственной спальней, но и с единственной кроватью.

— Опять эта Виллоу, — сказала Джессика, скрывая злость за вздохом. — Просто какой-то образец неземной добродетели.

— Да.

— А женщины Запада, которые не претендуют на то, чтобы быть образцом, где спят? На конюшне?

— Если они не перепугают лошадей.

— Тогда конюшня мне не подходит. — Она сняла шляпу и тряхнула полураспустившейся косой. — Лошади только глянут на мои волосы и подумают, что загорелось сено.

Невольно выражение лица Вулфа смягчилось. За дни, прошедшие после нападения индейцев на дилижанс, он ощутил, что было очень непросто находиться в ее обществе и не получать удовольствия от общения с нею. Она была неизменно бодра, приветлива, очаровательна и остроумна. Она развлекала всех шутками, внося разнообразие в утомительное путешествие.

И только могучий белокурый незнакомец, который кратко отрекомендовался Рейфом, казалось, избегал ее компании.

Очевидно, Вулф и Рейф молчаливо решили, что они будут мешать друг другу, если оба окажутся одновременно в тесном пространстве дилижанса вместе с молодой и общительной женщиной. Не вступая в какие-нибудь переговоры на этот счет, Рейф по своей инициативе провел остаток путешествия в компании извозчика. На второй станции он купил лошадь и седло у истосковавшегося по дому жителя Востока и направил коня в сторону заходящего солнца, предварительно еще раз выразив благодарность Джессике за умелое врачевание его раны.

Вулф интуитивно чувствовал, что Рейф был чрезвычайно высокого мнения о человеческих и женских достоинствах Джессики. Наблюдая, как Джессика провожала взглядом удаляющегося Рейфа, Вулф испытывал глубокую душевную муку. Ему очень хотелось знать, смотрела ли Джессика на Рей-фа с таким же испугом, как на него, когда в дилижансе очнулась в его объятиях.

— Ты можешь спать в моей кровати, как жена американца Запада, либо спать у печи в гостиной, как любимая собачка, — сказал Вулф холодно. — Выбор за тобой, подобно тому, как и наш брак был твоим выбором.

Джессика заставила себя улыбнуться.

— Это очень щедро с твоей стороны. Ведь я знаю, до какой степени ты любишь собак.

Синие, почти черные глаза Вулфа сузились, но, прежде чем он успел что-либо сказать, Джессика отвернулась и вновь окинула взглядом спальню. Вначале она не рассмотрела ее как следует, но постепенно линии и цвета привлекли ее внимание. Комната, как зеркало, отражала характер самого Вулфа — была такой же элегантной и по-мужски строгой. Как у сокола или пантеры, в ней преобладала скорее сила, чем утонченность.

Стены комнаты были сделаны из отесанных бревен Их поверхность, отполированная до блеска, создавала в комнате ощущение тепла и света. Хотя мебель была сработана мастером, который относится к дереву с любовью и уважением, человека, привыкшего к европейской роскоши, поражала ее исключительная простота.

• Предыдущая
• 16/71
• Следующая