Перекресток волков - Белоусова Ольга - Страница 12

Я вошел к нему в комнату, плотно закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.

— Что? — спросил Кис, не отрываясь от ежедневника, в котором вел какие-то сложные подсчеты. — Что, Ной?

— Вот, возьми, — я вытащил из кармана смятые бумажки, положил на стол перед монитором компьютера. Кис пошевелил карандашом в образовавшейся неопрятной кучке и, откинувшись на стуле, испытывающе взглянул на меня.

— О!

— Давай без междометий.

Кис отодвинул в сторону бумаги, немного подумал, вертя в пальцах карандаш, потом выключил монитор и откатился на стуле чуть в сторону.

— Давай.

Мы замолчали. Разговор без междометий не получался. Потом Кис вздохнул, открыл ящик стола и смахнул в него мои бумажки.

— Спасибо.

— И тебе тоже.

— А мне-то за что?

— За одежду.

Кис фыркнул, с интересом оглядел меня.

— Пожалуйста. Знаешь, Ной, а ты начинаешь мне нравиться.

Я прищурился.

— Вот как? А раньше, выходит, не нравился?

— Выходит, нет.

— Очень странно… Я тебе не нравился, но ты привел меня к себе в дом. Почему?

Кис пожал плечами, сказал как само собой разумеющееся:

— Кроха попросил.

— А-а…

Кис, покачав головой, улыбнулся.

— Кроха сказал, что тебе можно верить, а он, сколько помню, еще никогда не ошибался. Да сядь ты куда-нибудь, не маячь перед глазами!

Я сел. Так, чтобы свет лампы падал ему на лицо. Кис отвернулся.

— Я тебе кое-что расскажу.

— Звучит многообещающе…

Он проигнорировал мою иронию. Я почувствовал, как изменилось его настроение.

— Я раньше ни с кем это не обсуждал и до сих пор не знаю, правильно ли поступил тогда… Мне кажется, ты поймешь. Я провожал родителей в отпуск, должен был пригнать машину домой из аэропорта… Они сели в самолет, я сам видел. Видел, как он оторвался от земли. Мне тогда очень нравилось смотреть на самолеты. Он развалился в воздухе, через две или три секунды после взлета. Я бежал по полю, все бежали, там было много провожающих… все бежали, сирены выли, самолет горел, вернее то, что от него осталось. Родителей я так и не нашел, а вот этого мальчика — да. Он единственный выжил в этой катастрофе, но ничего не помнит. Представляешь, ни одной царапины, ни ожогов, ни переломов — ничего. Только память отключилась. Я-то раньше считал, что так не бывает, оказывается — бывает… Я никому не сказал, просто взял его за руку и привел домой. Когда к нам из совета по опеке заявились, стали расспрашивать, что да как, я заявил, что он мне брат, как Андрейка. И все. Меня опекуном назначили. Я машину продал, дом за городом. И работать пошел. Три года уже прошло, а Кроха до сих пор ничего про катастрофу не вспомнил. Может, это и к лучшему…

Кис замолчал. Я угадал по выражению его лица, что он думает о том дне.

— Ненавижу самолеты, — с внезапной злостью сказал он. Карандаш в его руке переломился надвое.

Я понимал его чувства. Только вот какое отношение все это имело ко мне?

— Я здесь при чем?

Кис бросил обломки карандаша на стол, поднялся, подошел к окну.

— Понимаешь, если со мной что-нибудь стучится, я бы хотел, что-бы рядом с Крохой был человек, способный его защитить. Мне кажется, я виноват перед ним. А вдруг его кто-то искал потом, после аварии? Так же, как я искал мать и отца? А я увел его, скрыл от властей… Тогда мне казалось, что это — правильно, теперь уже не знаю. Да и поздно.

В его словах было только одно, что смущало, ну да ладно.

— Как насчет Марата и Андрея? По-твоему, выходит, что они не способны?

— Да, не способны.

Ответ Киса если и удивил меня, то не очень сильно. Если бы об этом спросили меня, я сказал бы то же самое. Андрей и Марат были моими одногодками. Они отличались исключительным здоровьем и любовью к дракам. Они были постоянны в своих увлечениях, не умели ненавидеть и не умели мстить. И им не хватало взрослости. Несмотря на всю свою самостоятельность, они во многом продолжали оставаться детьми, и взрослели как-то… непропорционально, что ли… Ну, знаешь, как растет котенок? Уши и лапы уже длинные, а голова и все тельце еще в ладонь умещается… Вот так и они, взрослели частями. Серьезный Марат, например, следил за порядком в доме, вел хозяйство, но при этом совершенно не умел принимать решений, во всем полагаясь на Андрея, и по этой причине частенько попадал в разные неприятные ситуации. У Андрея же на уме были только спиртное, тотализатор и девочки. Всех его подружек, несмотря на разнообразие внешности, роднили две вещи: они были красивы и глупы. Андрей говорил, что дурочка хороша именно тем, что она дурочка. Смысл этого выражения так и остался для меня загадкой. Точно такой же, как и азартные игры, и прелесть спиртного — я не пил, не играл и не встречался с девушками. Кис время от времени занимался воспитательной работой, то есть, попросту говоря, устраивал взбучку Марату и Андрею. Но, как правильно говорил мой отец, ни к чему хорошему силовые методы воспитания привести не могли. Воспоминания о наказании исчезали раньше синяков, и все возвращалось на круги своя.

— Я люблю их обоих, — продолжал Кис, — но… У Андрея гормоны играют, весь в отца пошел — безалаберный и безответственный. Да и Марат тоже… Школу бросил следом за Андреем… Им не хватает ума о себе позаботиться, не то что о других. Однажды вляпаются во что-нибудь такое, где я помочь им не смогу. Ты совсем другой.

Я посмотрел на ящик, куда Кис убрал деньги.

— Это точно, совсем другой. Знаешь… я ведь не на работу устроился…

Он тоже посмотрел на ящик, пробормотал задумчиво:

— Я слышал, нашли Лео… со сломанной шеей…

— Да?..

Мы снова замолчали. Наверное, Кис ждал, что я скажу что-нибудь. Интересно, что именно я должен был сказать?

— Я открыл на имя Крохи счет в банке, — сообщил Кис через некоторое время, глядя в стену. — Пока сумма небольшая, но все равно… В случае чего можно будет снять деньги по кредитной карте. Я дам тебе ее код.

Что такое кредитная карта и банк я тогда еще не знал.

— Сегодня я встречу Кроху из школы, — уведомил я Киса. — И буду встречать каждый день, пока живу здесь. Он мне нравится. Он похож на моего брата, и я не хочу, чтобы с мальчиком что-то случилось. Только одна просьба, Кис.

— Какая?

— Не умирай. Извини, но желания воспитывать кого бы то ни было у меня нет.

— Я постараюсь, — серьезно ответил он.

— Иногда одного старания бывает мало.

Уроки заканчивались в шесть часов вечера. Я пришел раньше, потому что хотел посмотреть, что представляет из себя городская школа. Несмотря на вполне благопристойный внешний вид, школа мне не понравилась.

У входа в здание стояли двое мальчишек. Завидев меня, они быстро убрали руки за спины и расступились, освобождая дорогу. Я усмехнулся. Запах табака был настолько сильным, что его учуял бы даже человек с хроническим насморком. Похоже, ребятки учились курить. Что ж, школа, она и в этом школа тоже.

Тяжелая, окованная железом дверь. Потом еще одна, деревянная. Лестница на второй и третий этажи. Андрей сказал, что начальные классы занимаются внизу, значит, лестницу можно было проигнорировать. Я прошел вперед по длинному, выкрашенному в бледно-голубой цвет коридору. С одной стороны — двери, с другой — окна. Около одного из подоконников что-то оживленно обсуждали четыре парня лет шестнадцати-семнадцати. Их разговор показался мне бессмысленным и пустым: цифры, цифры, клички, цифры, незнакомые слова… Я пристроился на подоконнике напротив нужного номера на двери и принялся ждать.

— Эй! — послышалось справа. — Эй, придурок! Белая башка, я к тебе обращаюсь!

Меня никогда не дразнили в поселке, тем более так по-идиотски. Я был самым сильным из своих сверстников, и желающих убедиться в этом на собственной шкуре находилось не так уж и много.

Я медленно повернул голову. Я даже не разозлился. Мне было всего лишь любопытно.

Они приблизились ко мне все вместе. Четыре крепких, здоровых парня с кучей мускулов, невыразительными лицами и интеллектом ровно на «да» и «нет». В стенах школы они смотрелись так же нелепо, как я — в поле с букетом ромашек.