Заколдованная - Лоуэлл Элизабет - Страница 35
- Предыдущая
- 35/82
- Следующая
Глаза Кассандры закрылись. Она долго прислушивалась к внутреннему молчанию, которое очень ясно говорило о перепутье и о грядущих бурях.
— Есть и другая возможность, — сказала она.
— Знаю. Моя смерть. Но после того, как я видел поединок Дункана с Саймоном, я не жду такого исхода.
— Жаль, что мне не пришлось увидеть этого Саймона, — вздохнула Кассандра. — Любой, кто так легко справился бы с Дунканом, заслуживает внимания.
— Эту победу легкой не назовешь. Хотя Саймон был быстр, как кошка, Дункан дважды почти достал его.
Глаза Кассандры потемнели, но она промолчала.
Эрик плотнее завернулся в свой бронзовый плащ. По давней привычке проверил, не помешают ли ему складки плаща вытащить меч, который он носил на левом боку.
— По правде говоря, — сказал Эрик, слегка улыбнувшись, — я надеюсь, что мне не придется стоять лицом к лицу с Дунканом при обнаженных мечах. Для человека его размеров он бывает дьявольски быстр.
— Ты не намного меньше. Да и Саймон тоже. Эрик на это ничего не ответил.
— Если ты умрешь от меча Дункана, то уйдешь во тьму не один, — тихо сказала Кассандра. — Я своими руками отправлю Дункана вслед за тобой.
Вздрогнув от неожиданности, Эрик посмотрел в спокойное лицо женщины, которую он, казалось, хорошо знал.
— Нет, — возразил он. — Это приведет к войне, которую лорд Роберт не сможет выиграть.
— Что ж, значит, так тому и быть. Ведь виной многому из того, что может случиться, — высокомерие лорда Роберта. Ему давно уж пора спать на тернистом ложе раскаяния.
— Он хотел лишь того, чего хотят все. Наследника мужского пола, который не даст растащить его земли.
— Да. И выбрал для этой цели мою сестру. На какой-то миг Эрик онемел от удивления.
— Твою сестру! — спросил он наконец.
— Да. Бесплодную Эмму.
— Почему никто не говорил мне?
— Что я — твоя тетка? Эрик коротко кивнул.
— Это была часть нашего с Эммой уговора, — сказала Кассандра. — Лорд Роберт страшится Наделенных Знанием.
Для Эрика это не было новостью. Он так и не помирился с отцом после размолвки из-за своего стремления к Знанию.
— Как только Эмма стала женой Роберта, — продолжала Кассандра, — он запретил мне видеться с ней. И снял этот запрет лишь однажды, когда она пришла ко мне, будучи уже Эммой Бесплодной.
— А вернувшись домой, вскоре понесла, — сухо закончил за нее Эрик.
— Да. — Улыбка Кассандры была холодной, как этот день. — Мне доставило большое удовольствие воспитать для Роберта Невежды сына и наследника, сделав из него Наделенного Знанием, колдуна.
Улыбка Кассандры стала другой, когда она посмотрела на Эрика, позволив глазами на этот раз выразить любовь, которую всегда к нему питала, но редко показывала.
— Эмма умерла, — тихо продолжала она. — Роберту я Ничего не должна, он заслуживает лишь презрения. Если ты умрешь от руки Дункана, я объявлю кровную месть.
На этот раз Эрик не нашелся что сказать. Среди множества возможных событий и последствий, о которых он думал, такого не предусматривалось.
Без слов он распахнул объятия женщине, ставшей ему матерью по духу, даже если она не была ею по крови. Кассандра не колеблясь обняла его, радуясь силе и жизненной энергии этого человека, чье появление на свет было бы невозможно без ее Наделенного Знанием вмешательства.
— Я бы предпочел какой-нибудь другой посмертный памятник, а не начало войны, победа в которой обязательно достанется моему врагу, — сказал Эрик спустя какое-то время.
— Тогда посмотри, нельзя ли этого врага повернуть к будущей пользе. Из Доминика ле Сабра может получиться лучший союзник, чем из твоих кузенов.
— Из самого сатаны получится лучший союзник, чем из моих кузенов.
— Да уж, — иронически усмехнулась Кассандра. — Над этим стоит подумать, не так ли?
Эрик коротко засмеялся и отпустил Кассандру.
— Ты никогда не сдаешься, — произнес Эрик с улыбкой, — а еще говоришь, что я упрям.
— Так оно и есть.
— Я лишь использую свой дар.
— Дар упрямства? — сухо спросила она.
— Умения проникать в суть, — возразил он. — Я вижу путь к успеху там, где другие видят лишь неминуемое поражение.
Кассандра прикоснулась ко лбу Эрика кончиками пальцев, глядя в его ясные рыжевато-желтые глаза.
— Я молюсь о том, чтобы ясность взора, а не высокомерие было твоей путеводной звездой, — прошептала она.
Отдаленные раскаты грома докатывались до Дункана и Эмбер, когда они направляли бег своих лошадей к Каменному Кольцу и к священной, никогда не цветущей рябине Дункан с тревогой повернул голову туда, откуда доносился рокот, и попытался определить, настигнет их гроза или пройдет стороной.
Облачный покров, укутавший вершину горы, стекал все ниже и ниже, волоча за собой шлейф из густого тумана. Но не из-за сырой погоды Дункан чувствовал, будто чьи-то холодные пальцы то и дело касаются его спины. Он ощущал возможную опасность, хотя все вокруг казалось спокойным.
Не отдавая себе в этом отчета, он проверил, удобно ли лежит в руке молот, взятый им из оружейной мастерской.
— Стормхоулд, — сказала Эмбер.
— Что? — быстро повернулся к ней Дункан.
— Это просто Стормхоулд урчит, словно огромный, довольный кот, чуя приближение зимы.
— Значит, ты думаешь, что вершинам по душе зимние бури? — спросил он.
— Я думаю, что они рождены друг для друга. Бури нигде так не прекрасны, как среди вершин. А вершины всего величественнее в свирепых объятиях бури.
— И всего опаснее, — пробормотал про себя Дункан. До него вновь донесся шепот опасности. Он еще раз огляделся, но нигде не увидел никакого движения, кроме бесшумного колебания и скольжения полотнищ тумана.
— Опасность обостряет чувство красоты, — промолвила Эмбер.
— А покой, значит, притупляет его?
— Покой обновляет красоту.
— Это тоже часть того, чему учат вас, Наделенных Знанием? — сухо спросил Дункан.
— Это часть здравого смысла, и ты прекрасно это знаешь, — возразила попавшаяся на удочку Эмбер.
Дункан засмеялся, радуясь остроте ума Эмбер, хотя при этом в нем вспыхнуло нестерпимое желание снова прикоснуться к ней. Но он не сделал такой попытки. Он не совсем понимал, почему она так старательно избегала прикасаться к нему с того дня на Шепчущем Болоте, но был совершенно уверен, что именно это она и делала.
С улыбкой Эмбер подняла лицо к бурно кипящему небу. В обрамлении фиолетовых складок капюшона и плаща ее кожа светилась подобно драгоценной жемчужине. Темно-розовая подкладка плаща была под стать ее губам. Когда капюшон упал у нее с головы, стал виден серебряный, украшенный янтарем обруч, скрепляющий ее не туго заплетенные волосы.
Она вся была в янтарных украшениях. Браслеты из прозрачно-золотистых кусочков янтаря окружали ее запястья, переливаясь при каждом движении. Рукоять серебряного кинжала, подвешенного к поясу, украшал крупный «глаз» из красного янтаря. В серебряную брошь размером с ладонь, на которую застегивался ее плащ, были вделаны полупрозрачные камни, составлявшие изображение птицы феникс — символа смерти и возрождения через огонь. На шее у нее было ожерелье из кусочков янтаря и ее талисман, в золотистой глубине которого ей иногда виделись тени прошлого.
Но Дункан, когда смотрел на нее, видел не эти богатые украшения и драгоценные камни, стоившие целое состояние. Он видел густую бахрому ее ресниц и румянец, рдеющий у нее на щеках подобно цветкам шиповника. Он жаждал ощутить прохладный вкус ветра на ее коже и упиться теплом, живущим за ее розовыми губами.
Он пожалел о том, что она не сидит впереди него на седле, а едет на своей лошади. Если бы она сидела впереди него, он мог бы притянуть ее к себе, просунуть руку к ней под плащ и ласкать ее мягкие, теплые груди. Потом он почувствовал бы, как мягкое меняется, становится твердым, как стягиваются и твердеют ее соски в ожидании, когда же опалит их жар его рта.
Вблизи от Эмбер он уже почти привык к внезапным, бурным приливам жара и отвердению плоти. Но никак не мог свыкнуться с тем, что какой-то тихий голос у него внутри все время внушает ему: ты не должен этого делать.
- Предыдущая
- 35/82
- Следующая