Заколдованная - Лоуэлл Элизабет - Страница 47

• Предыдущая
• 47/82
• Следующая

Переведя взгляд на Эрика, она продолжала, обращаясь к нему:

— С твоего позволения, лорд, у меня новорожденный младенец, которому я нужна больше, чем новобрачным.

— Конечно, мудрейшая, — ответил Эрик. — И тебе не нужно спрашивать у меня позволения.

— О, мне доставляет удовольствие делать это.

— Правда?

— Разумеется, — сухо произнесла Кассандра. — Ведь только в этом случае ты и слушаешь меня.

Раздался громкий хохот, ибо в кругу рыцарей было хорошо известно, что их молодой лорд был столь же упрям, как и необъезженный жеребец. Громче всех хохотал сам Эрик, потому что знал себя лучше, чем они.

Под звуки смеха Дункан наклонился к Эмбер и заговорил так, чтобы слышно было лишь ей одной.

— Ты знаешь, что известно Кассандре?

— О твоем прошлом?

— Да.

— Я знаю, что она редко ошибается.

— А это значит?..

— Это значит, что в твоем прошлом нет ничего, что сделает тебя счастливым в настоящем.

— Ты в этом уверена?

— Спрашивай самого себя, не меня.

— Но я ничего не знаю.

— И не желай знать. Не сейчас. Не сейчас, когда ты женат.

Глаза Дункана сузились. Но прежде чем он успел заговорить, снова заговорила Эмбер.

— Разве ты собираешься провести свою брачную ночь, задавая вопросы, ответы на которые принесут тебе лишь огорчение? — спросила она.

— А это правда?

— Правда.

От безрадостной уверенности в глазах Эмбер еще одна волна холода прошла по спине Дункана.

— Эмбер?

Она приложила кончики пальцев к его губам, запечатав внутри все вопросы, которые он не задал и на которые она не хотела отвечать.

— Вместо того чтобы задавать вопросы, которые ни одному из нас не хочется слышать, — прошептала Эмбер, — не лучше ли отвести молодую жену в уединение спальни и начать наше будущее?

Когда Дункан ввел ее в комнату, которую спешно, но с тщанием убрали для их брачной ночи, она вскрикнула от восторга и удивления.

— Как здесь чудесно, — сказала она.

Комната предназначалась для хозяйки замка, и в ней до сих пор никто не жил, ибо у Эрика еще не было супруги. Комнату наполнял экзотический аромат мирра, поднимавшийся от масляных светильников, их яркие, ровно горящие язычки превращали темноту в золотистый свет. В очаге у дальней стены горело такое твердое и сухое дерево, что почти не было дыма, для которого позади поленьев был искусно устроен дымоход.

— И какая роскошь! — добавила Эмбер. Смеясь, она быстро повернулась кругом, и от этого ее золотое платье приподнялось и всколыхнулось, будто живое.

Дункан с большим трудом удержался, чтобы не прогнуть руки к этой грациозной янтарной девушке, которая горела у него в крови ярче любого огня. Он понимал, что не должен смотреть на нее, не говоря уж о том, чтобы крепко прижать ее к себе и снова погрузить свою твердую плоть в ее податливую мягкость.

Нельзя так спешить. Он слишком груб, в нем слишком много от воина, а тело Эмбер такое нежное и хрупкое. Если он опять войдет в нее и снова увидит на себе ее алую кровь, то не знает, что с ним будет.

Молчание Дункана и серьезное выражение его лица потушили радость Эмбер, вызванную видом роскошной комнаты.

— Тебе здесь не нравится? — с беспокойством спросила она обводя рукой вокруг.

— Нравится.

— У тебя такой суровый вид. Может, ты… ты что-то вспоминаешь?

— Да.

Сердце Эмбер мучительно сжалось от страха. Еще не время. Если он вспомнит сейчас, то все пропало! И я тоже.

— Что же ты вспоминаешь? — тихим голосом спросила она.

— Вид твоей крови у меня на теле. — Облегчение было таким сильным, что у Эмбер закружилась голова.

— Ах, вот что, — проговорила она. — Но это же безделица.

— То была кровь твоей девственности!

— Пиявке случалось высасывать из меня больше крови, — сказала Эмбер с улыбкой, вспомнив, как Дункан отмахнулся тогда от своей раны. — И из тебя тоже, мой темный воин. Ты сам мне так сказал.

Дункан против воли улыбнулся в ответ. Ничего не сказав, он обвел взглядом комнату, но его глаза снова и снова возвращались к брачному ложу.

Оно было достаточно велико для мужчины ростом с Дункана — или с Эрика. Полог над ним и драпировки были из дорогой материи в золотых, зеленых и индиговых тонах. Роскошное меховое одеяло лежало поверх простыней из такого тонкого полотна, что они казались мягче пуха, которым была набита перина. Кружево, окаймлявшее простыни, было изумительной красоты — словно бесчисленные снежинки сплелись в узор, который не смог бы растопить даже самый жаркий огонь в очаге.

— Ты видел когда-нибудь такую красоту? — спросила Эмбер, заметив, что Дункан смотрит на постель.

Как только эти слова вылетели у нее изо рта, ей захотелось взять их обратно. Меньше всего она желала сейчас говорить о памяти Дункана. Или об ее отсутствии.

— Убранство очень богатое, — согласился Дункан. — Эрик — щедрый лорд. Эта комната больше приличествует покоям самого лорда, чем его сенешаля.

— Эрик доволен нашим браком.

— Что ж, тем лучше.

— Почему? — спросила она с тревогой, уловив стальную нотку в голосе Дункана.

— Потому что я женился бы на тебе и без его согласия, и без своей клятвы, касающейся твоей девственности. И он знал это. Ему оставалось либо сразиться со мной, либо отдать тебя мне.

Отвернувшись от ложа, Дункан заметил, с каким убитым видом смотрела на него Эмбер. Ее лицо покрывала такая бледность, которую не мог скрыть даже золотистый свет светильников.

— Ты и думать не смей сражаться с Эриком, — выговорила она дрожащими губами.

— Значит, ты считаешь меня таким плохим воином? — Нет!

Прищурившись, Дункан молча ждал.

— Я люблю вас обоих, — сказала Эмбер. — И чтобы вы сражались друг с другом? Нет, этого никогда не должно случиться!

С поразительной быстротой Дункан оказался рядом со своей молодой женой. Он стоял так близко к ней, что ощущал единственный в своем роде аромат смолы и роз — запах, присущий ей одной.

— Что ты сказала? — спросил он.

— Чтобы вам сражаться…

— Не то, — перебил Дункан. — Перед этим.

— Я люблю вас обоих.

— Уже ближе, но не совсем то.

На мгновение Эмбер смешалась. Потом она поняла.

— Я люблю Эрика, — сказала она, пряча улыбку. Дункан хмыкнул.

— А еще, — прошептала она, — я люблю тебя, темный воин. Так сильно тебя люблю, что любовь переполняет меня до краев.

От улыбки, которой улыбнулся ей Дункан, у Эмбер подогнулись колени. Он подхватил ее на руки, крепко прижал к себе. В нахлынувшем на нее чувстве облегчения слились ощущения их обоих.

Но вызванное ее словами удивление принадлежало одному Дункану.

Эмбер отстранилась так, чтобы видеть его глаза.

— Чему ты удивляешься?

— Я не думал, что невинная девушка может любить мужлана, который был так неловок с ее телом, — ответил Дункан.

— Ты не был неловок.

— Я не знаю, что…

Он не договорил того, что собирался сказать, потому что внезапно губы Эмбер крепко прижались к его губам.

Этот яростный, безыскусный поцелуй открыл дорогу потоку огня, захлестнувшего тело Дункана. Уступив своей жажде, на какое-то мгновение он позволил своим чувствам впитывать сладостный вкус Эмбер. Потом с ласковой неумолимостью оторвал свои губы от ее губ.

— Дункан? — спросила Эмбер. — Разве ты не хочешь меня?

Он с трудом перевел дыхание.

— Ты же прикасаешься ко мне. Вот и скажи сама, хочу я тебя или нет.

Эмбер закрыла глаза, ощутив, как его желание пронизывает ее, растекается по всему телу.

— Да, — прошептала она. — Словно огненная река течет через меня.

Глаза Дункана закрылись, когда ответная дрожь сотрясла все его могучее тело.

— Да, — хрипло проговорил он. — Огненная река. Его глаза открылись, но Эмбер, даже не успев еще заглянуть в наполнившую их темноту, почувствовала, как ледяные оковы воли сдерживают жаркое пламя желания.

— А ты, — продолжал Дункан, — ты… нежная янтарная фея, у которой еще не зажила рана с того первого раза, когда я повалил тебя и порвал плеву твоей девственности.

• Предыдущая
• 47/82
• Следующая