Это моя собака - Лукницкий Сергей Павлович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/57
• Следующая

Даже самому глупому щенку понятно, что со школой надо что-то делать. Но пока по-прежнему у руководителей школы никакой инициативы, никакой фантазии.

Словом, это отдельный разговор.

Колли обещал попросить своих хозяек поговорить с Настенькой. И выполнил обещание. Девочки рассказали Настеньке, что же такое произошло в тот вечер с журналом.

Настенька, наверное, поняла, потому что вскоре пригласила Витю на день рождения. Я ждал его в подъезде и был счастлив. А Витя там при всех прочитал стихотворение, которое он написал вместе с Пушкиным.

Но это было позже, а на следующий день утром Витя пошёл в школу и положил учителю на стол журнал со своей запиской, в которой объяснил причины своего поступка.

А во время очередной прогулки с мамой Машей я резво прыгал, и в своём прыганье старался воплотить всё, что думал о современной школе. Ведь в ней учится наш дорогой Витя, и нам всем вовсе не безразлично, каким он вырастет.

Но, каким бы он ни был, я надеюсь, он никогда не станет чересчур правильным. Потому что чрезмерная правильность стандартизирует человека, делает его скучным и нудным. А это исключает творчество. Творчество же необходимо всегда и во всем. И в приготовлении пищи, и в написании диссертации, и в воспитании собаки.

А если вы с этим не согласны, я вас просто укушу!

Вы, конечно, ребята, меня знаете, если прочитали книжки «Наши каникулы» и «Записки из-под парты». В них рассказывалось о том, как весело я, мои хозяева и друзья провели время на даче прошлым летом, и о том, как Витя написал стихи даме своего сердца и что из этого вышло. И несмотря на то, что записки, на мой взгляд, были лишены всяческой назидательности, которую так любят почему-то наши учителя, я получил немало писем от бабушке и мам, дедушек и пап, а также девочек и мальчиков с просьбой продолжать рассказывать о себе и о своих приключениях.

Что я и делаю.

Этим летом Витя тайно взял меня в оздоровительный пансионат. До сих пор не понимаю, почему это надо было делать тайно, ведь я вполне приличный пёс, никогда не безобразничаю, постоянно работаю над собой, сдерживаю даже лай и скулёж, не выкусываю прилюдно блох из спины и, если надо, даже могу временно не гоняться за своим хвостом, во всяком случае, в комнате. Более того, как вы уже знаете, умею писать и готов был даже дать расписку в том, что буду вести себя хорошо, если меня официально пустят в оздоровительный пансионат. Письмо с такой просьбой директору пансионата написал мой хозяин Витя.

А из пансионата почему-то на имя Витиного папы пришёл серьёзный ответ, извещающий о том, что собаки писать не могут и что ученик 7-а класса Витя Витухин напрасно вводит в заблуждение администрацию рядового низового учреждения народного образования. В том же ответе Вите посоветовали следить за своим поведением, заниматься арифметикой и географией. И мы поняли, что поехать в пансионат я смогу только инкогнито.

Мы залезли с Витей на диван и, покачивая лапами, долго обсуждали, как это сделать, потом вытащили из шкафа воротник от шубы мамы Маши из рыжей лисы. Витя засунул меня в пронафталиненный воротник (от которого хотелось чихать) как в комбинезон, заколол булавками, и мы вышли во двор попрактиковаться в моем новом обличье. Но из этого ничего, кроме дикого визга девчонок, не вышло — воротник чихал моим голосом. Вдобавок, в воротнике было страшно жарко, как в Африке, да ещё Мама-Маша взгрела нас как следует…

Представляю, какой был бы шум, если бы я нарядился в шкуру медведя, которая висит на стене у нашего соседа. Только, думаю, она мне была бы великовата…

Как бы то ни было, от нового костюма пришлось отказаться и заняться настоящей конспирацией.

В пансионат я доехал в прекрасной адидасовской сумке, которую Витя перекинул лямкой через плечо. Я вёл себя тихо, как разведчик, и никто меня не заметил. А когда приехали в пансионат, там уже все было проще — строился палаточный городок, на меня не обращали внимания, я делал вид, что никого не знаю, и старался не подходить к Вите, чтобы его нечаянно не скомпрометировать. А к вечеру решил хорошенько замаскироваться — вывалялся в репейнике, дабы быть похожим на бездомного пса. Бездомного пса, я так думал, будут любить всем отрядом.

И действительно, полюбили. Молодым людям нравится делать хорошие дела. «Инициатором» этого дела стал мой хозяин Витя. Его даже за доброе отношение к животным похвалили в администрации пансионата..

— Сейчас идёт перестройка высшей школы, — сказал старший пионервожатый, — надо давать детям возможность дружить с братьями нашими меньшими. Это делает их жизнь полнокровней и наполненней.

Что такое «наполненней» я не знал, но моё положение в пансионате стало легальным.

Ночью и Витя, и я, и все, кто строил палаточный городок, спали без задних ног и даже без хвоста от усталости.

А перед сном Витя опустил руку под кровать, чтобы удостовериться, на месте ли я; я лизнул её и больше ничего не помню, потому что очень хотелось спать. И ещё: мне надо было проснуться раньше всех. Ведь завтра столько дел: надо познакомиться с ребятами из других палаток, с животными, которые всю ночь шуршали за брезентовой стеной, с попискивающими насекомыми и птицами. Говорят, тут и змеи есть, а я до сих пор не видел ни одной. (Удава Боароджерса я змеёй не считаю — он очень по-человечески проявил себя.) Представляю их себе только как кишку от пылесоса — видел в телевизионной передаче.

Спать, спать, спать: завтра буду бегать, лаять, купаться в море… И, конечно, сделаю некоторые записи для нашей с Витей будущей книги.

Рано утром я проснулся от того, что был счастлив. Я потянулся, потом вскочил и немедленно хотел радостно залаять, но вовремя вспомнил о своём обещании хорошо себя вести, огляделся, увидел брезентовый полог палатки и улыбнулся. Я бесшумно вылез из-под Витиной раскладушки и лизнул лежащие на земле часы, подаренные недавно нашим папой Пал Палычем.

Было шесть утра. Солнце стояло прямо над морем, и хотелось побежать по его глади, погоняться за «зайчиками», виляя хвостом и фыркая от избытка чувств, а спать больше не хотелось.

«Вот интересно, — подумал я, — а почему, когда Мама-Маша и Пал Палыч идут на работу, а Витя спешит в школу, они зевают, с ними зеваю и я? И так хочется спать! А сейчас вот нет, хотя те же шесть утра, и никуда не надо идти, спешить. Может, вздремнуть ещё?..»

С этими мыслями я сильно зажмурился и удобно положил голову на лапы, но сон не приходил. Тогда я приоткрыл один глаз и осторожно посмотрел на спящих. Кроме меня в палатке было трое мальчиков, вчера подружившихся: мой хозяин — Витя Витухин, Ате, приехавший сюда из далёкой Африки, и мальчик из Индии — Гурбахш. Гурбахш был очень смуглый, и от него вкусно пахло незнакомыми белыми цветами, а Ате просто был такой смуглый, что походил на большую шоколадную куклу. Я люблю шоколад, и лизнул ему ногу. Но шоколада почему-то не почувствовал и очень удивился. А хорошо было бы, если бы он был на самом деле шоколадным и дружил со мной…. Наконец-то потягивается мой хозяин. Я тотчас же бросился к нему с нежностями. Выбравшись из палатки, разогретой лучами, мы оказались на залитой солнцем лужайке. Вдалеке дымилась облаками гряда невысоких гор, а перед нами о чём-то сокровенном и таинственном шептало море. Не успели пройти и нескольких шагов, как услышали позади себя грохот — что-то упало и застучало; оглянулись: а-а-а, это наш Ате вылезает заспанный из палатки.

Я подбежал к нему, обнюхал, и снова убедившись, что, увы, от него не пахнет шоколадом — какао, молоком и ванилью, — быстро и молча догнал хозяина.

Ате сорвал крохотный красный на жёстком стебельке цветок и стал его рассматривать. Чудак, неужели это самое интересное? Гораздо веселее бегать, прыгать… А цветок? Его можно просто съесть, если, конечно, в нём нет противной жёлтой осы.

• Предыдущая
• 24/57
• Следующая