Удивительные приключения пана Дыли и его друзей, Чосека и Гонзасека - Скобелев Эдуард Мартинович - Страница 56

• Предыдущая
• 56/62
• Следующая

Гонзасек юркнул в письменный стол. Дверь отворилась. Заспанный Альфонсо, войдя, доложил, что «прибыла полиция, и у них важное дело».

— Я не позволяю входить сюда вооруженной толпе! — властно и твердо заявила синьора. — Неужели они не понимают, в чей дом вступили? Пусть пригласят старшего!

Из-за спины Альфонсо выглянул офицер. Поклонившись, он объявил:

— Прошу прощения, мы разыскиваем государственных преступников. Неподалеку от вашего дома совершено преступление. Просим разрешить обыск дома: преступники могли скрыться на территории вашего сада…

— Сад и дом — это совершенно разные вещи! — сверкнула глазами синьора. — Преступники в доме того, кто всю жизнь ловил преступников? Господин офицер, вы не отличаетесь большим остроумием!.. Альфонсо, мой бдительный Альфонсо, всегда караулящий у входа, скажи господину: кто-нибудь входил в наш дом с того утреннего часа, как из него вышли мои служанки?

— Нет, синьора, никого не было, вот вам крест! — воскликнул лентяй и обернулся к офицеру: — Я целый день сегодня толкусь здесь, у входа, и готов перечислить, сколько мух влетело в дом и сколько вылетело из него!

— Сколько же? — офицер покраснел.

— Тридцать одна из дверей и сорок семь — в двери!

— Ты где-нибудь спал все это время, — сказал офицер, — по твоему лицу видно!

— Это у меня от рождения такое лицо! А сплю я, между прочим, ничуть не больше, чем остальные люди!.. По вашему лицу, например, видно, что вы зашибала по винной части, однако же я никогда не осмелюсь сделать подобного вывода!..

— Альфонсо, не вступай в пререкания с господином офицером! — одернула хозяйка. — Ступай, покажи ему наш сад и служебные постройки!.. Раньше мы продавали породистых лошадей, — добавила она, с улыбкой глядя на офицера. — Вы, конечно, знаете, что мой сын, возглавляющий ныне крупнейший банк страны…

— Прошу прощения, синьора, — козырнул офицер и пошел вслед за Альфонсо, который, зевая, почесывал свои бока.

Полицейские обшарили сад и все хозяйственные постройки, впрочем, уже не использовавшиеся, походили вокруг бассейна, не чищенного, вероятно, с тех пор, как построивший его человек ушел в мир иной, и удалились.

Гонзасек потихоньку выбрался из ящика письменного стола и, расположившись позади старой хозяйки, которой Альфонсо принес бутерброд и фрукты, сказал:

— Сегодня, едва минет полночь, Роберто, то есть потусторонний дух его, войдет в вашу спальню. Свеча должна гореть.

— Я волнуюсь, господи, — вздохнула синьора, полагая, что слышит ангельский голос. — Может, лучше задуть свечу?

— Ни в коем случае, — сказал Гонзасек и сел напротив хозяйки в резное кресло.

— Вы откуда взялись?.. Не хотите ли чашечку кофе?

— Вообще, духи избегают пищи, чтобы их оболочка не затвердела… Гм… Гм…

— Да, да, — кивнула хозяйка, — но здесь случай особый, не так ли?

— В какой-то степени, — сказал Гонзасек, глядя на бутерброд с сыром. — Я сопровождаю дух генерала Роберто с условием, что и мне позволят повидаться с моей тетушкой, которая живет в России.

— Россия — так далеко отсюда!

— Что поделаешь? — вздохнул Гонзасек и принялся за бутерброд, пододвинутый хозяйкой, а потом выдул чашечку кофе.

Насытясь, сказал:

— В тайны нашего, то есть потустороннего мира, нельзя посвящать сразу: это вызовет сильнейшее потрясение и смерть… Если хотите знать, дух, перед тем как получить соизволение на воплощение, должен кормиться не менее трех лет. Да-да! Вот отчего древние народы ежедневно ставили пищу умершим. Понимали, что только так могут рассчитывать на свидание с дорогими сородичами… Ныне люди злые и жадные: ставят мертвым раз или два в году. На такой пище не созревает цветок духа… Ваш первый внук, названный, как и дед, Роберто, между прочим, тоже просится на встречу.

— Откуда вам известно о внуке? — поразилась хозяйка, конечно, не догадываясь, что Гонзасек, скучая в ящике и отлично видя в темноте, рылся в бумагах и наткнулся на старые фотографии.

— Не задавайте лишних вопросов, синьора, мы об этом условились с самого начала, — упрекнул Гонзасек, думая о своих товарищах. — Я советую вам трижды на день накрывать здесь на стол, но только такую пищу, которая не оставляет следов: амброзию, сливы без косточек, курицу без костей, можно колбасу, сыр и так далее.

— Я сейчас же распоряжусь, — засуетилась хозяйка. — У меня огромное состояние, я очень бережлива! Но должна же я как-либо полезно тратить свои деньги! Вы только подскажите!..

— И еще об одном, — перебил Гонзасек. — Я не знаю, по какой причине, но дух изъявляет готовность говорить только на русском языке.

— Господи, я догадываюсь! — воскликнула синьора.

— В загробном мире все молчат, им все понятно без слов… Случайная оболочка. Диффузия. Конвекция. Корпускулы плоти…

— Да нет же, — сказала синьора, и Гонзасеку показалось, что она усмехнулась, — с чего бы? Дело в том, что я русская, дочь царского генерала Добромыслова, героя боев с австрияками!.. Я почти всю жизнь прожила вне своей Родины, но осталась, как и была русской!..

За ужином беглецы обсудили положение. Все нашли, что Гонзасек действовал в высшей степени разумно. Договорились, что будут склонять синьору к поездке в Россию.

На пана Дылю нашло лирическое настроение. Смакуя паштет из гусиной печенки, он сказал:

— Собственно, ту же пользу для организма я способен извлекать из самого обыкновенного хлеба. Нужно лишь уметь есть его, глядя внутрь себя… Увы, забитые нынешней жизнью мои соотечественники не могут, к сожалению, объяснить своим детям, сколь важны для жизни и судьбы выработанные за века культурные устои народа, в том числе в питании. Должным образом, со вкусом съеденный хлеб может в два-три раза дать больший энергетический эффект, нежели самая изысканная пища! Чай, кофе, вода, даже целебнейшее молоко — все имеет свой час, свое назначение, все способно лечить или калечить, дарить бодрость или служить источником недуга! Я уже не говорю о гигиене. Грязные руки, грязное лицо, грязная пища, внутренняя возбужденность как загрязнение души — все это роковое, которое неизбежно ведет к страданиям и гибели! Человек возмущается неспособностью властей управлять государством, но он не поправит дела в государстве, пока не научится управлять собой и волшебными силами в себе, заложенными Матерью-Природой. Великий народ начинается с человека, радостно осваивающего культуру своего народа, в ней, а не в интригах коммерции находящего смысл и простор для существования!..

Ровно в полночь подштопанный пан Дыля, покашляв, со скрипом отворил дверь в спальню синьоры.

На столике горела свеча. Свет ее отражался во всех трех зеркалах. Синьора лежала среди подушек на широкой кровати, волосы ее были распущены, в глазах стыли ужас и любопытство.

— Здравствуй, любимая, — хрипло произнес пан Дыля отрепетированную фразу, сразу все забыл, засунул руки в карманы и покосился на неплотно прикрытую дверь, за которой толпились его вдохновители. — Я, гм-гм, пришел к тебе с приветом…

— Ты Роберто? — привстав, выдохнула старуха. — Ты вовсе не похож на себя!

— Что поделаешь? И там не санаторий, — пан Дыля сел в кресло, небрежно заложив ногу за ногу, но спохватился и переменил позу. — Увы, увы, если бы ты пережила все то, что пережил я, ты была бы иной!

— Согласна, — сказала синьора. — Я не сомневаюсь, что ты дух Роберто. О, ты прекрасно говоришь по-русски, на чарующем языке моей несчастной Родины!

— Я… как это выразиться, дух, воплотившийся в оболочку, которая оказалась свободной и проплывала мимо!

— О друг мой, можно я потрогаю тебя?

— Конечно, конечно, — пробормотал пан Дыля, жалея, что послушался Гонзасека и принимает теперь участие в недостойном спектакле: он ни разу за свою жизнь не обманывал людей. — Пожалуй, я бы выпил чашечку кофе. Что-то в горле пересохло.

— Может быть, вина? Твоего любимого?

— Нет-нет, мы все там отучились от этой гнусной и бесполезной привычки мутить свой и без того смущенный разум!

• Предыдущая
• 56/62
• Следующая